— Разве так бывает? Разве люди и эльфы могут…

— Могут, — улыбнулся мальчик. — Телом мы похожи на людей, потому я и родился. Сто четыре года назад.

— В Ил’лэрии?

— Конечно. Кьолия, моя мама — дочь крона, управляющего территорией. Это нечто вроде наместника короля, но он не платит дань правителю и не отчитывается перед ним, просто правит, однако все важные вопросы решает сообща с его величеством, — мальчик улыбнулся, вспомнив родину. — Мама очень красивая женщина, вокруг нее всегда было много поклонников, говорят, к ней сватался сам Тэл’льяин, самый старший и мудрый эльф из живущих, но она ему отказала.

— Кто твой отец? — спросил Янек, хотя чувствовал некоторую неловкость оттого, что влезает в чужую жизнь.

Элиот не обиделся.

— Я не знаю своего отца. Наверное, он был торговцем, заглянувшим в Ил’лэрию в поисках дорогого товара. Люди любят волшебные штучки, и мы иногда делаем забавные вещицы специально для вас. Подушки с приятными снами, бусы, в которых девушка кажется красивее, чем на самом деле, кольца верности, заколдованные платки для поиска потерянного, бездонные кошельки, живые фигурки в хрустальных шарах, и другую ерунду. Он, наверное, был очень мудрым мужчиной, но как простой человек, не смог устоять перед маминой красотой.

— Ты никогда его не видел? — удивился плотник.

— Никогда, — качнул головой мальчик. — Наше тело взрослеет медленнее, чем разум и дух, поэтому мы и живем дольше человека, и превосходим вас в мудрости. До достижения ста лет, нашего совершеннолетия, за детей отвечают родители, я был слишком мал, чтобы отправиться на его поиски, а теперь уже поздно. Кости моего отца давно превратились в прах.

— Почему ты не возвращается домой? — задал очередной вопрос Янек. — Ведь ты скучаешь по матери и уже совершеннолетний, можешь сам принимать решения.

— Я не могу вернуться, — вздохнул Элиот. — Я связан обещанием и должен путешествовать с Дагаром до тех пор, пока он сам меня не отпустит или не случится нечто серьезное, что-то, что нарушит все клятвы.

— Поэтому ты так обрадовался, когда я влез в вашу кибитку? Надеешься, что тебя отправят домой?

Элиот кивнул.

— Почему ты поехал с Дагаром? — снова спросил Янек.

— Потому что так пожелала мама. Когда ребенку исполняется сто лет, власть родителей заканчивается, и они имеют право дать последний совет, высказать последнюю просьбу, нарушить которую эльф не в силах. Мама попросила, чтобы я поехал с мастером.

— Но зачем она отправила тебя с дрессировщиком?

— Не знаю, — Элиот потупился. — Таково ее последнее желание. Я хочу вернуться домой, чтобы спросить, почему она отпустила меня, почему отправила с Дагаром! Я четыре года путешествую с ним по свету, и терплю то, что не стал бы терпеть ни один эльф, и не понимаю, зачем все это. Мастер хочет сделать из меня дрессировщика. Мама сказала Дагару, что у меня есть сила, но и-ши я не обладаю, а магия эльфа не совсем то, что нужно Эргхаргу. Мне нечего делать в этой степи. Я хочу домой, в Ил’лэрию, хочу заниматься тем, чем положено заниматься эльфу, и хочу, наконец, узнать свое предназначение!

Элиот замолчал, а Янек обдумал все, что тот сказал. Ребенок несчастен. Родная мать, можно сказать, выгнала его из дома, отдала незнакомцу, будто лишнего щенка… Мальчик, безусловно, понимает это, и мечтает узнать, почему с ним так поступили. И это еще одна причина, чтобы принять безумное предложение дрессировщика.

— Ты можешь колдовать? — спросил Янек, пытаясь отвлечь Элиота от грустных мыслей.

— Немного.

— Покажи что-нибудь. Я никогда не видел вещей из Ил’лэрии, зато повезло встретить настоящего эльфа. Не хочу упускать момент.

— Полуэльфа, — поправил мальчик. — Ладно. Только отойди подальше.

Янек отошел в темноту, а Элиот поднялся и развел руки.

Ночь окутала степь плотным черным покрывалом, лишь далеко-далеко на западе еще виднелась последняя тонкая синяя полоска неба, проводившая солнце в страну Гипсома. Прохладный ветер нашептывал заклинания, ночные насекомые притихли, будто предчувствовали волшебство, трава застыла, словно на нее набросили оглушающее заклятье, было слышно лишь негромкое бормотание Элиота.

— Факел Аргароха, — донеслось до ушей Янека.

Воздух рядом с ладонями мальчика заискрился, на его руки словно надели сияющие перчатки, пару мгновений они переливались всеми цветами, потом превратились в живое серебро и потекли по рукам, окутывая предплечья, заползая на шею, спускаясь по груди, до тех пор, пока тело Элиота не сковали сияющие доспехи.

— Рартон! — негромко произнес полуэльф.

Из его груди и ладоней в небо ударили ослепительные лучи света. Янек зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, что мальчик превратился в факел, горящий ровным серебряным пламенем.

— А ну, хватит, — донесся до Янека недовольный голос Дагара. — Устроили тут представление. Элиот! Я кому сказал!

Сияние поблекло, доспехи растаяли, и мальчик подошел к костру.

— Здорово, — Янек хлопнул мальчишку по плечу. — Ты настоящий маг.

— Никакой он не маг, — хмыкнул мастер, переворачиваясь на другой бок. — Шарлатан. Точь-в-точь как я.

Элиот не ответил, он подобрал с земли попону, на которой сидел, и молча отправился к кибитке.

— И ты ложись, — зевнул дрессировщик. — Завтра нужно встать пораньше, чтобы до темноты добраться до Берсер-Лога.

— Зачем вы с ним так? Чем он вам не угодил? — спросил Янек.

Ему было обидно за мальчика. То, что он узнал о нем, и то, как Дагар относится к ребенку, заставило сердце плотника сжаться от жалости.

Дагар не счел нужным ответить на вопрос, он натянул одеяло на голову и захрапел. Янек подбросил в затухающий костер немного хвороста, и лег на приготовленный ковер. Завтра он поговорит с мальчиком, подбодрит его и сделает все, чтобы уговорить мастера отпустить паренька домой. Янек будет не Янеком, если после выступления в столице, они не отправятся в страну эльфов.

Сиянка ждала этого дня всю жизнь.

Единственная дочь короля была обязана сделать в своей жизни три вещи: выйти замуж, взойти на престол и возвести на него же своего супруга, и родить ребенка. Желательно мальчика, чтобы он унаследовал трон Сартра.

С самого раннего детства девушка знала, что в один прекрасный день дворец заполнится красивыми и добрыми молодыми людьми, из которых ей предстоит выбрать себе супруга. Она представляла, как наденет самое лучшее платье, уложит волосы в сложную прическу и выйдет в зал. Там ее внимания станут добиваться самые богатые и высокопоставленные люди Сартра, заморские принцы и вельможи соседних государств, каждый из которых будет смотреть на нее с восхищением. Первый танец она танцевала бы с отцом, тайком оглядывая толпу и выискивая среди десятков лиц лицо того единственного, с кем проведет долгие счастливые дни и ночи. Второй танец подарила бы самому молодому, а третий — самому красивому…

В детстве все казалось сказочно-прекрасным. Заморские принцы в воображении походили друг на друга, словно чашки из одного сервиза: высокие, широкоплечие, темноволосые с милой улыбкой и приятными манерами. Они смотрели на нее с восхищением, угадывали малейшее желание и дарили волшебные подарки.

С возрастом сказка потускнела, и день, который должен был стать самым прекрасным и желанным, превратился в день, который стоило отодвинуть как можно дальше. Женихи наверняка окажутся жуткими старыми уродами или смазливыми богатенькими деспотами, привыкшими, чтобы им подчинялись. Все их помыслы будут заняты лишь тем, как понравится великому и ужасному Фархату, королю Сартра, а Сиянка… Сиянка просто небольшое дополнение к престолу. Супруга, навязанная долгом и традициями, на которую можно не обращать внимания.

Отец прямо сказал: выбирать будущего зятя будет сам, и мнение дочери его не интересует. Она якобы слишком глупа, чтобы выбрать человека, способного стать хорошим королем и, пока его величество жив, верным и надежным помощником. Так с какими чувствами стоило ждать этот день? Что хорошего могло случиться?