Кургинян: То есть, мы делали все возможное, чтобы снизить уровень…

Фоменко: Все возможное, да.

Кургинян: … и не возлагать на свой народ избыточной ноши, понимая, что он и так перенапряжен. Спасибо.

Сванидзе: Спасибо. Прошу Вас, Леонид Михайлович. Ваши вопросы оппонентам.

Млечин: Абсолютно с Вами согласен, Владимир Игоревич, конечно, внешние ресурсы привлекались. А между прочим, репарации… Если можно, кстати, если уж мы об этом заговорили, доказательство № 46? Это из книги нашего замечательного историка, покойного германиста Семиряги относительно значения репараций. Т. е. того, что мы вели из Германии после войны и правильно, что вывезли.

Млечин: Владимир Игоревич, хотел бы с Вами как с американистом вот прояснить историю с «планом Маршалла», который, конечно, вызывает огромный интерес. Молотов говорил, что надо европейским державам составить реестр того, что надо, посчитать сумму прописью и сказать американцам: «Будьте добры, дайте эти деньги.» Американцы резонно отвечали, что: «Не будете ли вы так любезны сообщить, что именно вы собираетесь делать с этими деньгами? Каковы будут реальные экономические проекты, в которые вы вложите эти деньги?»

Смысл «плана Маршалла» исторически состоял ведь не в том, что там 19 или сколько там миллиардов долларов было получено европейской экономикой, а в том, что европейская экономика, которая всегда строилась на изоляционизме, барьерах, лишилась всего этого. И «план Маршалла» заложил основу того, что сейчас называется Европейским Союзом. Для Общего рынка, для Общеевропейского рынка, который способствовал такому подъему европейской экономики.

Кроме нежелания Сталина и Молотова в принципе что-либо сообщать о положении дел в собственной стране, были ли реальные причины для отвержения «плана Маршалла»? Кроме этого нежелания ничего говорить.

Батюк: Безусловно, были и весьма веские причины. Потому что, как тут справедливо был процитирован Чарльз Болен, Кеннан, другие высокопоставленные американские дипломаты того времени, участие Советского Союза в этой программе, в американском «плане Маршалла», было бы возможно лишь в том случае, если бы Советский Союз отказался бы от своей сферы влияния в Восточной Европе.

Млечин: Нет, там…Я прошу прощения, там ни слова об этом не сказано. В этих цитатах сказано, что американцы боялись, что Советский Союз согласится и придется давать ему деньги. Потому что они этого боялись.

Батюк: Нет, нет.

Млечин: Но они правильно рассчитали, ребята скажут, нет, нет, мы ничего о себе не сообщим.

Батюк: Американская…

Млечин: Ни слова о сферах влияния.

Батюк: …администрация боялась, извините, не этого. Она боялась того, что участие Советского Союза в этом плане убьет его наповал в Конгрессе.

Млечин: Конечно.

Батюк: Вот это была вполне реальная опасность.

Млечин: Конгресс не захочет давать деньги.

Батюк: Конгресс не захочет, так сказать…

Млечин: Конечно. Конечно.

Батюк: …оплачивать восстановление Советского Союза.

Млечин: Зачем мы пошли навстречу американскому Конгрессу?

Батюк: Я совершенно твердо уверен в том, что то, как был обставлен, так сказать…

Млечин: Чудовищная ошибка.

Батюк: …отказ Советского Союза от участия в «плане Маршалла», это было не очень удачно. С чисто пропагандистской точки зрения. Действительно, это выглядит не очень красиво, когда сначала в тот же день шлется телеграмма, например, союзникам в Польше, в Чехословакии, о том, что, так сказать…

Млечин: Готовьте делегацию к поездке

Батюк: Да, готовьте делегацию, да. И в тот же самый день через несколько часов присылается телеграмма совершенно противоположного характера.

Млечин: В случае согласия, предположим, согласились, и Конгресс США вдруг взял и проголосовал, Трумэн убедил его вместе с Маршаллом. Генерал Маршалл умел убеждать. Что происходит? Восточная Европа восстанавливается также, как Западная. Мы не тратим деньги на помощь Восточной Европе.

Сванидзе: Завершайте.

Млечин: Создается общеевропейская нормальная экономика. И мы тоже не тратим лишних денег. Ведь польза была бы для страны очевидная.

Батюк: Вы понимаете, в этом случае произошли бы не только серьезные экономические изменения, о которых Вы говорите. Но и изменения политического характера. То есть мы фактически вернулись бы к ситуации 1939 года, когда Советский Союз находится в полной политической изоляции, окруженный со всех сторон недружественными государствами.

Млечин: Извините ради бога, я просто хотел уточнить. Почему Чехословакия была страшно благодарна Советскому Союзу за освобождение от немцев и оставалась такой, если бы не 1949 и не 1968 год? Почему? Чехословакия была бы дружественным государством. Ну, хотя бы Чехословакия. Польша. Польша не была бы такой злобной. И так далее. Почему нет? Вот обратите внимание, смотрите, что произошло после распада Советского Союза.

Сванидзе: Завершайте.

Млечин: В этот момент эти страны превратились фактически во врагов. Скажем так, не в друзей точно. А если бы приняли «план Маршалла» не было бы этого накапливающегося состояния злобы и обиды, разве нет?

Батюк: «План Маршалла» предусматривал не только экономическую, но как я уже сказал, и политическую составляющую.

Млечин: Какую?

Батюк: Составной частью «плана Маршалла» было…

Млечин: Свободные выборы.

Батюк: …зачистка, зачистка, простите, западноевропейских правительств…

Млечин: Извините, там, в «плане Маршалла» об этом нет ни слова.

Сванидзе: Спасибо. Леонид Михайлович, завершайте.

Млечин: Я прошу прощения. Ну, ни слова. Я читал его, эту речь. Там нет об этом ни слова.

Сванидзе: Спасибо. Короткий перерыв, после которого мы вернемся к нашим слушаниям.

Сванидзе: В эфире «Суд времени» Мы продолжаем слушания. Повторяю вопрос — «Была ли возможность привлечения внешних ресурсов для восстановления страны?»

Пожалуйста, сторона обвинения. Прошу Вас, Леонид Михайлович, Ваш тезис, Ваш свидетель.

Млечин: Если можно, я хотел бы продолжить этот очень интересный разговор с Евгением Петровичем Бажановым, профессором, доктором исторических наук. Евгений Петрович, а с Вашей точки зрения, что такого было страшного в «плане Маршалла», который на самом деле, посмотрите, во что превратил Западную Европу? В процветающий континент, в котором до войны голодали, огромное количество безработных, экономики враждовали — в процветающий континент, где все дружат друг с другом фактически.

Евгений Бажанов, доктор исторических наук, проректор по научной работе Дипломатической академии МИД России.

Бажанов: Ну, во время войны мы были союзниками, стали союзниками с западом, в том числе с США. И, конечно, советский народ надеялся, что и после войны мы будем дружить, жить в мире, и что жизнь у этого советского народа будет более достойная, чем до войны. Но у товарища Сталина были совсем другие планы в отношении советского народа. Он решил продолжить строить деспотический коммунизм. Административно-командная система, принудительный труд, колхозы, издевательства над крестьянами, издевательства над наукой и репрессии против всех тех, кому это не нравилось, и кто просто имел свои собственные мысли. И, естественно, такая внутренняя политика требовала соответствующую внешнюю политику. Это железный занавес — не дай бог, чужие идеи в нашу голову проникнут. Это нагнетание ксенофобии — все вокруг враги и надо к ним враждебно относиться. И распространение казарменного коммунизма за границу. Прежде всего, в Восточную Европу… навязали. И планы были у товарища Сталина в отношении Западной Европы. Он… ему казалось, капитализм загнивает, компартии вот-вот придут к власти, а как здесь уже говорилось, некоторые его начальники предлагали товарищу Сталину пока не поздно Красную Армию туда пустить, чтоб помочь добиться этого. То же самое в Иране, во многих других странах. На Дальнем Востоке товарищ Сталин разрешил товарищу Ким Ир Сену освободить Южную Корею от капитализма, создать там коммунистическую систему. Помогал китайским коммунистам. И так далее и тому подобное.