— Проезжай.

Когда грузовики отъехали от полицейского поста примерно с километр, сидевший рядом с водителем первого грузовика юноша лет семнадцати лениво спросил:

— Сколько ты платишь этому полицейскому?

— Хороший город Чиангмай, здесь рождаются самые красивые женщины. Прелестней лотоса, как говорят у меня на родине, — сказал шофер, словно не слыша вопроса. Потом, поколебавшись, добавил: — Плачу не я, а хозяин, пятьсот — шестьсот батов за каждый грузовик.

— А откуда полицейский знает, какие мешки можно смотреть?

— А у меня любой можно смотреть, Прасет. Сверху-то я всегда немного риса сыплю. Это верный способ. Так можешь и доложить хозяину. Видно, у него какие-то сомнения возникли, раз он тебя прислал.

Через два часа три не менее потрепанных автофургона выехали из Чиангмая по направлению к Бангкоку.

— Что он, свихнулся? — недоумевал Грег Уилсон. — Я понимаю, отдельные высокоморальные личности, узнав что-то о наших методах работы, начинают негодовать. Но этот-то Чуть ли не с пеленок занят нашим делом и вдруг пускает мыльные пузыри, словно ему поручили написать воскресную проповедь.

— Уймись, Грег, — остановил его Дэвис. — Это серьезный парень. Он начинал еще в Управлении стратегических служб Донована, в отделе “Х-4”.

— А что это за отдел?

— Контрразведка, обеспечение безопасности агентов, работавших на вражеской территории. При такой профессиональной подготовке с ним непросто будет справиться.

— Да это все позавчерашний день, — пренебрежительно заметил Уилсон. — За последние десятилетия разведка шагнула так далеко вперед, что военный опыт ему ничем не поможет.

Дэвис не согласился с ним.

— Изменились технические средства. Методика выслеживания агента и его защитные мероприятия остались прежними.

Бесстрастный компьютер хранил в своей памяти все сведения о Нэде Олдмонте, несколько недель назад ушедшем в отставку с поста заместителя начальника одною из отделов Агентства национальной безопасности.

Во второй мировой войне Олдмонт участвовал совсем молодым человеком. Он был “фонарщиком”, если пользоваться слэнгом профессиональных разведчиков. Дэвис и Уилсон хорошо представляли себе, чем приходилось заниматься Олдмонту. “Фонарщики” обеспечивали каждую сколько-нибудь значительную операцию: перебрасывали агентов, охраняли их, содержали конспиративные квартиры. С 1943 года Олдмонт в региональной штаб-квартире управления стратегических служб в Лондоне. Его забрасывают на оккупированный фашистами континент. Многие разведывательные операции союзников кончаются неудачей, однако Олдмонту везет, он ускользает из рук гестапо и абвера. После войны, отказавшись от заманчивого предложения перейти из расформированного УСС в военную разведку, поступает в Массачусетский технологический институт, его интересуют возможности создания “думающих машин”. Затем работа в конструкторском бюро одной из корпораций, специальность — электронно-вычислительные машины. И, наконец, его приглашают в Агентство национальной безопасности, и Олдмонт принимает предложение. АНБ закупило лучшую технику, и Олдмонт не мог устоять перед соблазном. Его послужной список в агентстве безупречен. Длительные командировки в Англию, Юго-Восточную Азию и Австралию — там развертывались станции слежения. Женат, детей нет.

Дэвису и Уилсону принесли несколько фотографий. Большие смеющиеся глаза под шапкой густых волос — молодой сотрудник УСС. Аккуратно зачесанные назад волосы, сосредоточенный взгляд, первые морщины — после блестящей защиты диссертации. Дэвис положил перед собой две фотографии, судя по датам, сделаны они с небольшим промежутком — год — два. Однако за это время Олдмонт успел сильно измениться: из молодо выглядящего бодрого мужчины он превратился в пожилого человека. Обильная седина, потухшие глаза, похудевшее лицо. Снимки начала семидесятых годов.

— Он ничем серьезным не болел? — поинтересовался Дэвис.

Уилсон отрицательно покачал головой. Дэвис показал ему обе фотографии.

— С ним что-то произошло тогда. Надо бы выяснить, с чем это было связано. Что мы вообще знаем о его семье?

Фил Хоукс, отстранив телефонную трубку с сильной мембраной подальше от уха, страдальчески смотрел в окно. В трубке стрекотал голосок Вирджинии, его невесты (обручение произошло по настоянию родителей — разговаривая с ними, она придавала своему голосу такую обволакивающую нежность, что они таяли). Вирджиния рассказывала о вчерашнем спиритическом сеансе, в котором принимали участие все десять или пятнадцать женщин, служивших с ней в отделе рекламы одной крупной конторы. Вирджиния возмущенно жаловалась на дух Бенджамина Франклина, который являлся к ним без вызова и всем ужасно надоел. Хоукс обреченно ждал, пока она закончит, зная по опыту, что прерывать бессмысленно. Спасение пришло к нему неожиданно в виде секретарши шефа. Щелкнув большой настольной зажигалкой Хоукса, она кокетливо произнесла:

— Не хотелось бы отрывать тебя, Фил, от столь увлекательного разговора, но Клинтон сгорает от желания увидеть тебя.

Хоукс ожил. Он пробормотал в трубку слова извинения и с наслаждением положил ее. Сняв ноги в изрядно запылившихся теннисных туфлях со стола, он пошел к Клинтону — его кабинет был в конце коридора.

Прежде чем получить право занять этот кабинет, Клинтону пришлось расстаться с большей частью своих волос и иллюзий, приобретя взамен больную печень и очки, за которыми его глаза казались невероятно большими — он страдал дальнозоркостью. Работа в страховой компании была не ахти каким веселым занятием, поэтому чувство юмора у него осталось в зачаточном состоянии, зато сам он был предметом пренебрежительных насмешек со стороны молодых сотрудников, недавних выпускников юридических факультетов, вроде Хоукса. Каждый из них мечтал о престижной карьере адвоката и работу в компании считал явлением временным.

— Вам здорово повезло, Фил. — Клинтон посмотрел на него поверх очков. — Вам представляется неплохая возможность отличиться, — продолжал Клинтон.

— Да, сэр? — Хоукс постарался вложить в эти слова как можно больше скептицизма.

— Посмотрите эти бумаги, — предложил Клинтон.

Познакомившись с деловой перепиской компании, копиями страховых полисов, Хоукс не нашел в бумагах ничего выдающегося. Некая Лилиан Олдмонт, застрахованная на немалую сумму, погибла в результате несчастного случая на дороге. По условию страховки все деньги должен был получить ее муж. Предстояли обычные в таких случаях формальности.

— Не вижу здесь ничего интересного, — вяло сказал Хоукс.

— Напрасно, Фил, напрасно, — воскликнул Клинтон. — Вам предстоит увлекательная поездка — куда бы вы думали? — в Таиланд! Дело в том, что муж покойной Лилиан Олдмонт находится в Таиланде, причем адрес его неизвестен. Наше консульство в Бангкоке сообщило, что не располагает сведениями о нем. Конечно, они не желают и пальцем шевельнуть, чтобы помочь нам. Придется вам, Фил, поехать в Бангкок и найти вдовца, чтобы он мог вступить в права наследования и получить страховку.

— А сам Олдмонт еще не знает о смерти жены?

— Разумеется, нет. Он только жене оставил адрес почтового агентства в Бангкоке, куда она должна была ему писать. Этот адрес нам передали из полиции для розыска Олдмонта.

— А что он там делает? — продолжал расспрашивать Хоукс. — Чем он занимается?

— Отставной военный. Вышел на пенсию и теперь, видимо, развлекается.

Хоуксу показалось: в словах канцелярской крысы Клинтона мелькнули нотки зависти.

— Сбежал, попросту говоря, от жены, — констатировал Хоукс, — могу себе представить, какое приятное известие я ему привезу.

Автобус, доставивший пассажиров рейса Сингапур — Бангкок, мгновенно опустел. И несколько минут, проведенных вне спасительной прохлады кондиционеров, были ужасны. Даже Тони, родившийся в Африке, чувствовал себя на редкость неприятно, он весь истекал потом, во рту пересохло, глаза слепило безжалостное солнце. Войдя в здание аэропорта, он вздохнул с облегчением. Повесив сумку на плечо, он пристроился в быстро двигавшуюся очередь к стойкам паспортного контроля. Толстощекий инспектор в очках, не глядя на Тони, взял его паспорт. Правила въезда в Таиланд были чрезвычайно просты. Две недели при наличии обратного билета здесь можно было прожить без всякой визы: туризм — один из главных источников дохода для страны, со всем этим Тони ознакомился, перелистав какой-то справочник. Впрочем, в его британском паспорте была трехмесячная виза, хотя ему предстояло пробыть здесь значительно меньше.