- А что ваша наука, сынок, - вдруг бросила от полки Прасковья Павловна – всю землю перепахали, испоганили, ишь как качает, вот и не лежится в земле. Так мало земли, за небо взялись, конец света на дворе, одна темень пожирает другую, а люди что? Раз и нет людей, исчезли, будто и не было никогда. Вот дождетесь, поглотит вас тьма бездонная, где ни света, ни проблеска.

- Бабушка, а как оно, на том свете? – прошептал Звездочет, прислушиваясь к гулу и содроганиям земли.

- По разному, сынок, кому как Господь присудит, так и есть.

- А вы и Бога видели?

- Поздно о Боге вы вспомнили, но хорошо хоть теперь церкви то открыли. Не видела я сынок, куда мне грешной. Вот, выпей – она протянула темную склянку, которую, видимо и искала на полке.

Сталкер послушно взял бутыль, и хотел было прикоснуться к старческой руке, но пальцы поймали воздух.

- Да ты пей, пей и ему дай – она кивнула на распростертого на столе человека.

Звездочет процедил сквозь зубы горькую жидкость, что вспыхнув огнем, зазвенела, принеся непонятную легкость. Мир завертелся перед глазами, послышалось непонятное шуршание, будто от помех в эфире. Между тем Прасковья Павловна прошла мимо разинувшего рот Бирюка, погрозила ему пальцем и положила призрачную руку на лоб раненому.

- Нет ему покоя ни на небе, ни на земле - неприкаянный он. Ни к мертвым не берут, ни к живым не пускают.

Почва перестала сотрясаться, медленно зарделся тусклый аварийный свет и старушка начала таять.

- Чистая душа он, генерал, как белый лист чистая, что напишете на нем, то и будет. Лишь он один знает…

Но что сказала Прасковья Павловна, они не расслышали, цепь аномальной защиты вспыхнула, и та исчезла.

- Тфу ты, наваждение – сплюнул приемщик - и почудится такое.

Отставной молча указал на темную бутыль, и Бирюк прикрыл рот.

- В общем, сделаем вид, что ничего не было. Незачем чужим людям знать, что здесь творилось, особенно когда небо с землей перемешалось. Психика она ведь тоже не железная и имеет свои пределы, хватит нам и зомбей с выворотниками.

- Ну а с этим, неприкаянным что? Аппарат фиксирует кому. Аккурат между небом и землей.

- Зубы ему разожми.

Бирюк, кряхтя, разжал лежащему зубы, и Звездочет выцедил ему в рот остатки остро пахнущей травами жидкости.

- И что теперь?

- Ты, Бирюк, главное помалкивай. Для тебя я Звездочет и не более, думаю тебе ясно.

 - А что тут не ясного? Видать наверху лучше знают, что да как. И сдается мне, не придет больше Прасковья Павловна, мир ее душе. А я ведь даже привязаться успел к ней. Вредная как и моя покойная супруга, из того самого Севастополя. - он горестно склонил голову - Ты ведь первый кому она кроме меня показалась, так что даже если и захочу рассказать все равно не поверят. Еще и на смех поднимут, скажут, совсем сбрендил на старости лет.

Наверху глухо щелкнули засовы, выходя из пазов, уведомляя, что прямая угроза миновала и можно выходить наружу. Незаметно включилось потрепанное, видавшее виды радио, где комментатор передавал последние известия ИТАР ТАСС.

- Бирюк, старый хрыч - донеслось из рации – ты как там, жив?

- Жив я, что мне станет, сами то как?

- Потрепало нас, будь здоров, но авиация молодцы! Такую карусель тут устроили - половину состава от энуреза придется лечить не меньше чем месяц. Кстати, Звездочет там дошел?

- Дошел, и не один, а с раненым, но, правда…

- Что, правда? Бирюк, не молчи, тут Вербин такого успел насочинять, что впору к вам пару БТРов присылать.

- Все нормально, Периметр – смахнул испарину приемщик, уставившись изумленными глазами на вышедшего из комы неприкаянного снимающего с руки диагност – живой он.

Неприкаянный встал со стола, ощупал медальон и выключил маячок, Звездочет предусмотрительно успел подставить стул, и тот обессилено опустился.

- Ну как ты?

- Бывало и лучше. Но кроме этого - он указал себе на грудь и покивал головой – я ничего не помню. Даже имени. Единственное, что осталось в голове, это Севастополь, там есть уцелевшие…

Бирюк пошел багровыми пятнами:

- Ты думай что говоришь, над Севастополем десять лет как метут пески.

- А какой сейчас год?

В погребе повисло напряженное молчание, и было слышно, как под плафоном лампочки жужжит мошкара.

- Дела – протянул Бирюк, озабочено поглядывая на Звездочета – видать или контузило, и память того, амнезия.

- Или кома – добавил Звездочет, рассматривая неприкаянного – год сейчас две тысячи первый, от рождества Христова и, если тебя это интересует, коммунизма все еще нет.

- Где нет, в СНГ?

- В каком еще СНГ? – подозрительно прищурился сталкер – Есть союз советских социалистических республик, СССР который, а про разные СНГ тебе лучше молчать. Целее будешь, я знаю что говорю. У нас не особо жалуют приверженцев капитализма, Зона не Зона, но юсовцы тоже попадались. Нам с лихвой хватило десяти лет - до сих пор стоим на грани войны.

- Так это, Прасковья сказала, что он как чистый лист – вставил Бирюк - не помнит, значит, ничего.

- Вот пусть и будет Листом, а все остальное спишем на амнезию. Особистам не стоит знать про всякие там СНГ. Упекут в застенки, и правильно сделают. Смекаешь?

 Новоиспеченный сталкер лишь кивнул.

 - Ну, вот и хорошо, а пока пойдем на Периметр, и, если там техника жива, возможно, кое-что и снимем с твоего жетона. Идти сможешь?

Лист молча поднялся и начал ощупывать глазами пространство.

- Потерял что? – спросил Бирюк, копаясь в углу.

- Автомат, без него как без рук.

Приемщик брезгливо сморщился:

- Автомат ему подавай, весь в лохмотьях, места живого почитай что нет, ветром шатает, а он туда же, автомат... Чего доброго в этой-то рванине тебя за зомби бродяжного определят да и подстрелят ненароком. М-да. В общем, на вот – он выложил на стол увесистый сверток – комбинезон, не новый, но вполне еще ничего. Ты можно сказать сегодня во второй раз родился, так? Это, так сказать мой подарок, презент.

- Бери-бери – согласился Звездочет – только за этот самый подарок он с тебя потом три шкуры слупит. Не меньше.

- Да я можно сказать от чистого сердца – побагровел приемщик – как от себя отрываю, отдаю последнее. Вот за это тебя и не любят, Звездочет, больно ты умный. Вот теперь точно обижусь, ей Богу обижусь…

- Ну-ну.

- Что ну-ну? А мне чем прикажешь отбиваться, если пакость вдруг какая?

- Бирюк, так у тебя сверху целый гарнизон командируется, а ты говоришь пакость. Да к тебе любая пакость не липнет, вот на артефактах расселся и хоть бы хны! Даже хвост не отрос.

- В общем, у Листа пока нет за душой ни рубля, так что автомат я продам тебе, а он потом отдаст, как захочет.

- Ладно, давай свой автомат, кровопивец.

Приемщик ушел в бездонные дебри кладовой и вскоре вернулся с автоматом, с довольным видом положив его на стол.

Звездочет скептически взглянул на старый облупленный АКСУ:

- Бирюк, а поприличнее не будет? Он же заклинит через три выстрела, рама вся перекошена.

- Заклинит, не заклинит бабка на двое гадала, не хочешь не бери, а поприличнее тебе Лысенко на Периметре продаст.

- Да за такую сумму как ты за него ломишь я три таких дырокола сейчас в хуторе куплю.

- Ну и купи, тоже мне боевая элита спецназа.

Звездочет начал всерьез задумывается над тем, что бы пристрелить приемщика прямо на месте, и, судя по выражению его лица, Бирюк живо сбавил цену.

- Ходят тут всякие, понимаешь. Ты им последнее отдаешь, а они только и ищут, что бы руки на тебе нагреть.

Звездочет скупо ухмыльнулся, смотря на то, как Лист ловко осматривал выторгованный у прижимистого Бирюка древний калашников, амнезия не амнезия, а армия вбивает рефлекс на уровень подсознания вовсе не зря.

 Сталкер выбрался из погреба, прикрывая глаза от яркого солнца и фиксируя новое положение аномалий. Лист вышел следом и заинтересованно рассматривался вокруг.