- В самом начале нашего знакомства – Полина перепрыгнула через наполненный бурлящим «киселем» ров и присела, высматривая какую-то опасность – я упоминала, что работала на «Проект». Тут ведь не всегда было так живописно как сейчас. Обычный военный заказ Минобороны, которых всегда было пруд пруди. Мы вооружались, готовились к войне, а нас взорвали изнутри, на уровне экономики и социума. Мы проглядели целый пласт - людей нельзя кормить одной только отвлеченной от жизни идеологией - надо, что бы она и в действительности работала, не доказывая, а показывая, что мы и в самом деле жили в стране, где так вольно дышит человек.
Она сделала едва заметный знак, и Верес в который раз удивился тому, как непринужденно и легко она использует повадки, более присущие прошедшим огонь и воду спецназовцам, нежели ученому, со стройной фигурой. Но где она этому училась, не в «Проекте» же, сидя за микроскопом или уравнениями?
Лес начал редеть, над головами время от времени пролетали одинокие птицы, почему то уцелевшие в этой части Зоны, которую разведчик, при всей своей опытности не мог узнать. Но Полина уверено шла вперед, бесшумно ступая по поросшей мхом земле, порой замирая, и насторожено прислушиваясь. Кроме узкого браслета он не заметил у нее ни ПК, ни иного приспособления хоть отдаленно напоминающего детектор, и как она безошибочно распознавала незримые глазу аномалии, для него оставалось загадкой. Да она и сама была загадкой, отвечая краткими, колкими фразами, отложив разговор о «Проекте» до лучших времен. Знать бы, доживут ли они до этих самых лучших времен. Но человеку свойственно надеяться, и, исходя из этого, Верес следовал за Полиной, решив, что к Экс-два он доберется позже, а пока что надо доставить ее в безопасное место и обеспечить защиту, хотя на деле выходило совсем наоборот. Полина играючи справилась с шкиляброй, а по определению аномалий и прочих многоликих опасностей Зоны с ней не мог тягаться даже голем, который лишь жалобно мигал огоньком спящего режима, толи и в самом деле пребывая во сне, толи закапсулировавшись на веки вечные. Оставим решение этого вопроса на потом - и голем разбудим и со Звездочетом свяжемся, а пока надо следовать за Полиной и попытаться вытянуть из нее максимум информации. Она знает очень многое, если не все, и не спешит этим делиться, хотя ее можно понять. Тут сам порой не поймешь где свой, где чужой и наличие выворотников лишь подливало масла в огонь.
Предаваясь данным рассуждениям, Верес пытался подробнее разглядеть проступающие сквозь буйную зелень кустов, обвитых вьющимися растениями, некие приземистые предметы и вдруг понял, что это дома. Покосившиеся, местами по самые окна вросшие в землю брошенные дома. Словно по мановению чьей-то незримой руки непролазные чащобы сухостоя вдруг отошли на второй план, словно потеряв резкость, и стали различаться ржавые, местами ввалившиеся внутрь костяками прогнивших обрушившихся балок крыши, и стены, со следами давно смытых бесконечными дождями белил. Окна слепо, беспомощно, смотрели тусклыми стеклами на развесистую иссушенную акацию, что тянула к небу покрученные ветви, из последних сил поддерживая почерневшее от дождей осиротевшее, покинутое аистовое гнездо. Едва заметная тропа примятой, изломанной травы вилась между домами, терпеливо ждущими возвращения людей. Они умели ждать, им не оставалось ничего иного как ждать и терпеть, скрипя и вздыхая на разные голоса под порывами ветра, переговариваясь между собою тихими голосами, вспоминать о том, как уходили люди - спешно, среди ночи, освещенной тусклыми фарами загородившей узкую улочку спасательной техники под багровыми вспышками приближающейся беды. Чуть впереди по улочке, в гуще темнеющего чернобыля, открыл черный зев колодец, тихо бьющий ржавым ведром о край бетонного кольца и скрипя несмазанным барабаном. Ветра не было, но барабан все равно скрипел, едва заметно покачивая ручкой и нарушая ставшую осязаемой мертвую тишину. Верес подошел к колодцу, сел на скамейку и склонил голову. Он видел в жизни руины куда более масштабные и ужасающие, оставившие на теле земли глубокие рваные шрамы, которые будут затягиваться еще долгие годы, но почему то именно эта картина, заброшенного и погребенного в бурьяне хуторка, затронула душу, заставив отозваться уходящие вглубь памяти струны, разворачивая перед глазами давно забытые полу стершиеся образы. В сознании будто растворилась какая-то незримая дверка и все, что было похоронено и оттеснено вглубь души, вдруг всплыло на поверхность. Дунув в лицо духом свежего ржаного хлеба, запахом парного молока, скобленого дерева на столешнице, ласковых рук бабушки, беззубой улыбкой деда, выгревающего на солнце старые раны, и веющей из полей духом терпкой полыни. Боль неминуемой утраты затопила мощной волной, сердцу стало тесно, оно встрепенулось, рванулось, а когда он очнулся, то увидел над собой задумчивое лицо Полины.
- Прости, со мной что то произошло, расслабился, потерял контроль…
Полина поднялась, опустила ведро в колодец и быстрыми, привычными движениями начала крутить за ручку скрипучего барабана. Достав из зарослей лопуха старую эмалированную кружку, она зачерпнула воду и протянула разведчику:
- Все нормально, это хутор. Тут всегда так. Он словно живой, живет своей жизнью, раз за разом вспоминает былое, ему теперь только и остается что вспоминать, кроме этих воспоминаний у него ведь больше ничего и не осталось.
Девушка убрала с глаз непослушную прядь, погладила рукой темный, отполированный до блеска барабан и не спеша пошла вперед. Верес был благодарен за понимание, ведь бывают вещи, о которых можно только молчать. Он посмотрел на старый колодец, подумал, что надо бы его смазать, поправить рассохшиеся доски козырька и заменить разлохмаченный трос. Просто так, потому что так надо, потому что так будет правильно. Ведь даже ему хотелось почувствовать в руках не только рифленую рукоять автомата, а что-то куда более и обыденное и простое. Но это будет потом, когда не будет надобности в таких как он, а пока не настало это время, ему надо оставаться самим собой, не считая прошлые ошибки слабостью, а настоящее неминуемой расплатой за прошлое. Разведчик подобрал рюкзак, привычным движением вскинул на плечо автомат и поспешил вслед за Полиной. Та завернула в густо заросший кустами двор, Верес ускорил шаг, и нос к носу столкнулся со слепой собакой, что виляя облезшим хвостом, вертелась вокруг ног Полины. Собака не обратила на него никакого внимания, а продолжая радостно визжать, норовила лизнуть девушку в лицо.
- Жучка, ну чего ты расходилась? – послышался из сеней приглушенный голос, раздались шаркающие стариковские шаги и в дверях показался худой как жердь, еще крепкий с виду дед, одетый в застиранную клетчатую рубашку и выцветшие солдатские галифе. Полина рывком бросилась к деду, обняла, а тот отстранил ее от себя, рассматривая:
- Внученька! Взрослая стала, думал уже и не доживу увидеть тебя, пропала, как в воду канула. Забыла совсем старика.
- Ну что ты такое говоришь, как можно.
Дед кинул на Вереса заинтересованный взгляд:
- А это кто, жених, наверное?
- Нет, товарищ, сослуживец.
Старик встрепенулся и затараторил, пропуская гостей:
- Что же я вас держу на пороге, старый пень. Проходите до хаты.
Он отворил темные сени, и верткая Жучка быстро шмыгнула вовнутрь. В хате пахло разложенными на пожелтевших газетах сушеными травами, валерьянкой, ветхостью, запустением. Было темно. Маленькие оконца, спрятанные под тяжелым саваном разросшегося плюща, скрадывали свет, некоторое время глаза привыкали к полумраку и вскоре стал различаться низкий потолок и нехитрая обстановка комнаты. На стенах висели большие рамы с выцветшими от времени фотографиями, на которых уже трудно было что либо разглядеть, цокали старинные ходики и скреблись мыши. Жучка деловито заползла под кровать, вынюхивая мышиные норы, старик убрал со стола разложенные травы, указал гостям на стулья, присел сам, переводя потеплевший взгляд с Вереса на внучку: