Но самое интересное не это. Под конвоем плетётся по-чудному одетый человек. И верно, скоморох. Прав приказный. Нелепой расцветки грязная рубаха с красными и белыми пятнами и короткими просторными рукавами. Через разрезы на боках мелькает голое тело. Безо всякого исподнего!

Ещё более странно выглядят… штаны, не штаны — по колено обрезанные расклешённые шаровары мутно-бордового цвета. Босые ноги в грязи.

Лохматые, русые волосы налезают на серо-зелёные глаза. «Скоморох» то и дело смахивает их вверх. Князь рассмотрел лицо. Тонкий, аристократический нос, русая поросль на лице, усы, что носят многие дворяне. Вот только одежда…

Тихо вскрикнув, пленник поджал левую ногу. Растерянное лицо молодого, лет двадцати пяти, мужчины скривилось от боли. Щуплый грубо толкнул скрюченную фигуру прикладом. Несчастный упал. Раздался короткий мат. Солдат наставил на лежащего карабин и что-то пролаял. «Скоморох» поднялся. Австрияк тут же пнул пленника пониже спины. Тот едва не плюхнулся снова.

— Кажись, наш, — шепнул справа бородач Агафонов и поправил чёрную кубанку с малиновым верхом.

Пленный русский офицер? Возможно.

— Куда вы меня ведёте? — взвизгнул молодой человек.

От звонкого, полного отчаяния, голоса левый кулак непроизвольно сжался на рукоятке шашки.

— Vorwärts! Schneller![3] — гаркнул рыжеусый ефрейтор. Остальные рассмеялись…

Роман Васильевич снял фуражку, достал из кармана платок и вытер мокрый лоб. Конвой с пенником скрылся за опушкой. Голицын проводил взглядом «скомороха» и надел фуражку. Козырёк по уставу — чуть ниже бровей.

— В штаб повели. Не иначе, — шепнул Агафонов.

Подпоручик вынул из кармана золотой брегет. Подарок отца по случаю окончания Пажеского Его Императорского Величества корпуса. Отщёлкнул крышку и взглянул на циферблат. Два пополудни.

«Скоморох» спутал все планы. Бросать своих в беде не годится. Наслышаны, как немцы издеваются над русскими пленными. Решение принято, осталось продумать детали.

Хрен его знает, где.

Бум… бум… бум…

Каждый удар пульса отдаётся дикой болью в затылке и висках. Даже глаза разлепить трудно. Едва очухался и чуть снова не вырубился от чудовищной вони. Как ни странно, мозги вмиг прояснились, и зверская боль в башке притупилась. Словно под нос нашатырь сунули. Вот только запах явно другой. Так неделю воняло в офисе, когда под полом мышонок сдох. Тутошняя вонь насыщеннее, ядрёнее. И рядом что-то гудит. Трансформаторная будка? Похоже.

По ощущениям — лежит на спине. Под головой нечто плотное, вроде ткани. С трудом открывает глаза. Перед мутным взором струится лёгкий туман. Тоха моргает, и башка отвечает тупой, ноющей болью. Тут же зажмуривается. В биокомпьютере, именуемом мозгом, хаотичный поток электрических импульсов пытается сложиться в мысль. Не выходит. Застонав, Тоха вновь приподнимает тяжёлые веки.

Нет, туман реальный и на самом деле струится.

Во рту, будто кошки нужду справили. И малую, и большую. Господи, до чего ж муторно!

На фига, спрашивается, мешал вискарь с водкой и коньяком? Дятел! Зарёкся ведь — только вискарик, чуть-чуть. На слабо взяли. Всё Борька, гад, подначивал — будь мужиком, мля! Тоха ни в жизнь бы не повёлся на столь откровенную лажу, но на него с интересом смотрела Ксюха. Ради такого взгляда многое бы отдал. Вот и показал себя «мужиком». Довыёживался, хомяк хренов!

Ксюха — тёлка из маркетинга. Высокая, натуральная брюнетка двадцати двух лет со жгучими, тёмно-карими глазами. Волосы чуть ниже плеч, чёрные брови вразлёт. Часто заходит к генеральному. Н-да. Такая красавица не для обычного программера. Многие парни в конторе мечтают ей сунуть.

Тоха не раз помогал Ксюхе с компом, надеясь на взаимность. В ответ слышал, какой он чуткий и отзывчивый, не то, что некоторые. Тем лишь бы под юбку залезть…

В голове застучало хлёстче, в ушах зазвенело. Тоха закрыл глаза. Кажется, шевельни котелком, и его разорвёт. Аккуратно, не дай Бог тряхнуть раскалывающейся башкой, сел. От боли перед глазами поплыли серые круги. Затошнило сильнее. Из желудка едва не выскочил вчерашний ужин.

Гудение сменяется резким жужжанием. Что-то щекочет по лицу. Тоха падает обратно, мордой вниз. Больно, мля! Опять что-то гудит. Громко застонав, едва сдерживает рвотные позывы. С детства не любит блевать, всегда терпит до последнего. Неправильно, вредно. А что поделать? Привычка.

Трупный запах усиливается и настойчиво лезет в нос. Что-то не так. Программер вновь застонал. Глянуть бы, на чём лежит. С трудом открывает глаза. Перед носом среди зелёных и высохших жёлтых травинок что-то розовеет. «Багульник», — всплывает в перекошенных от обильного возлияния несовместимого пойла мозгах где-то слышанное слово. Почему багульник? Хрен его не знает!

Тоха оцепенел. Огромная, с теннисный мяч, зелёная муха чистит лапками лупастую голову. Фу ты, чёрт! Она просто слишком близко. Выдохнул. Насекомое вжикнуло и умчалось. Тошнотворный смрад упорно лезет в нос. Покосился влево. Раздутое, землистого цвета лицо скалит в жуткой улыбке желтоватые зубы. По коже мечутся зелёные мухи. Ежесекундно то одна, то другая взлетает с леденящего душу «аэродрома». На их место тут же садятся новые.

Взвизгнув, Тоха невероятным образом, как киношные ниндзя, оттолкнулся от земли и плюхнулся на карачки. Гнусный комок мигом подскочил к горлу. Минут десять выкручивало наизнанку. Желудок опустел, а тело всё ещё содрогается в рвотных конвульсиях.

Головная боль, исчезнувшая от пережитого шока, вернулась.

Покосился на труп.

Светлые волосы всклокочены, губа отошла от челюсти, шея разодрана. Мухи с громким жужжанием облепили «жмура». Странная, зеленовато-коричневого оттенка одежда. Похоже на… форму. Точно! Форма! Такого же цвета форму носил отец, пока служил прапором. Тоха во время срочной уже ходил в камуфляже. Только странная какая-то форма. На защитных матерчатых погонах нашита серая цифра «44». Грязно-голубой кант. Десантура?

Рядом валяется «винтарь» с примкнутым, словно длинная игла, штыком. Приклад разбит.

Ладоням и коленям уже давно мокро, но заметил только сейчас. Фигня какая-то. Когда выходил из домика, было сухо, а тут, словно всю ночь дождь лил.

Оглядываться стрёмно. Утёр ладонью рот и медленно присел на пятки. Слабый ветерок коснулся разгорячённого лица. Легче не стало. Тяжёлый смрад не исчез, даже не ослаб.

Сон! Всего лишь дурацкий сон! Программер делает над собой усилие и осматривается. По спине, рукам и ногам бегут ледяные мурашки. Волосы шевелятся даже в подмышках. Тело мелко трясёт. Из горла вырывается протяжный, сдавленный вой. Насколько хватает взгляда из-за лёгкого клубящегося тумана, Тоха насчитывает ещё с десятка два скрючившихся или распластанных тел в одинаковой форме цвета хаки.

Белое марево нехотя рассеивается. Зубы дробно стучат, будто пальцы хакера по «клаве». Тело колошматит. Холодно, мокро и, главное, страшно. Где он? Как сюда попал? Что за странная смена локации?…

Шеф за счёт фирмы организовал корпоратив. Выпустили бета-версию очередного «шутера». Надо же отметить. В Подмосковье на выходные сняли пансионат у озера. На поездку в Египет или Турцию гендир бабки зажал. Кризис, фигли. Дресс-код — пляжный. Вчера была пятница, значит, сегодня суббота. Капитан Очевидность, блин!

Борька, такой же программер, подбил клеить двух сисястых блондинок из бухгалтерии. Анжелка меньше ростом, со стрижкой «боб», в обалденных розовых шортиках и белой футболке. У Ленки — пышная шевелюра до плеч. Короткое, расклешённое голубое платье открывает стройные ноги. Когда присаживалась, Тоха заметил отсутствие нижнего белья. Или померещилось?

С девчонками Тохе, ну не то, чтоб не везло… Знакомиться не умеет. Казалось бы, чего проще — подойти на улице к понравившейся тёлке и заговорить. А вот хрен! Ноги становятся ватными, язык прилипает к гортани. Даже посетил курсы какого-то гуру пикапа. Не помогло. Только бабосы отдал зря.