Боже правый, чаще, чем ты думаешь!

Затем она оттягивает резинку стрингов, обнажая полоску кожи под ними, и я все-таки почти теряю сознание и заставляю себя не пялиться на открывшийся вид, а также всеми силами сдерживаюсь от того, чтобы предложить ей помощь.

После этого она крепит радиопередатчик на стрингах спереди.

Да, кажется, мой трюк с батончиком был просто детской выходкой по сравнению с этим стриптизом.

– А что ты будешь делать, если они обыщут тебя?

– Любой, кто притронется ко мне в этом месте, потеряет свою руку. Потому что я оторву ее и с ее помощью отлуплю его.

– Я запомню это.

Она пожимает плечами, пока раскатывает провод от микрофона.

– Ну, тебя это не касается, для тебя вход всегда открыт.

Она крепит провод от микрофона и поднимает его вверх под футболкой, задирая ее все выше. Я глазею с неприкрытым интересом на открывающийся участок загорелой кожи. Черт! У нее отлично накачан брюшной пресс. Она оттягивает лифчик и просовывает провод микрофона под ним, а затем при помощи небольшого кусочка скотча закрепляет микрофон перед собой.

– Можешь помочь мне?

– Смотря с чем, – бормочу я, серьезно раздумывая над этим приглашением.

Она фыркает, а затем разворачивается, открывая обзор на свою широкую спину.

– Протяни, пожалуйста, провод от приемника вверх.

Я беру свисающий микронаушник и сбоку обвожу левой рукой провод, в то время как правая протягивает его через резинку стрингов и вдоль позвоночника. Я касаюсь задранной футболки и теперь мне надо просунуть руку под ней, чтобы провести провод.

– Может, провести его и под лифчиком? – она кивает и издает какой-то звук, реагируя на скольжение моих пальцев. Ее высокий рост мешает мне дотянуться до воротника.

– Присядь, – почти шепотом прошу я и сглатываю.

– Хорошо, но поторопись, Келс, сейчас у нас нет времени на ласки. Позже…, после того, как мы выберемся из этой западни.

– Не льсти себе.

– Тогда прекращай прижиматься.

– Без этого я не смогла бы удержаться на ногах.

– Угу.

Наконец, руки прекращают выдавать меня с потрохами, и мне удается провести провод с микронаушником под ее футболкой. Черный провод прекрасно гармонирует с цветом ее волос. Она берет его из моих рук и вставляет в ухо.

– Спасибо.

Обернувшись, Харпер пристально смотрит на меня, а затем наклоняется и неожиданно делает то, чего я совсем не ожидала.

– Немного осталось, – говорит она и слизывает остаток крема с уголка моего рта.

О, как мне хочется повернуть голову и страстно ее поцеловать, но я сдерживаюсь. Я держу себя в руках. Я не сделаю этого. Неважно, что этого безумно хочет мой рот и другие части тела. Я не сделаю этого. Нет!

Пока я борюсь с расшалившимися гормонами, вспоминая вкус и ощущение поцелуя, которым мы обменялись в той маленькой комнате, она натягивает и застегивает джинсы, а затем поправляет футболку. Все это время я успешно сопротивляюсь желанию дотронуться до ее кожи и прижаться к груди. Мне должны дать премию «Эмми» за такой самоконтроль!

Что касается Харпер, она кажется совершенно неуязвимой после нашей игры, как всегда элегантно выкрутившись из ситуации с батончиком.

Когда она заканчивает свои приготовления с камерой и помогает мне зафиксировать микрофон, снова открывается дверь. На этот раз на пороге замаячил другой охранник – огромный как шкаф. Думаю, его выбрали специально, в расчете запугать мою партнершу.

– Леди, босс уже готов. Идемте.

– Келс, иди вперед. На улице не отходи от меня, – последнюю фразу она добавляет специально для нашего сопровождающего.

– Без проблем, Таблоид, доверься мне, – я делаю глубокий вдох и в последний раз проверяю микрофон, вспоминая ощущения от ее рук, закрепляющих его у меня под рубашкой. Боже, я восприняла это как прелюдию! До меня наконец доходит, что раньше я всегда сама крепила его, но с тех пор, как мы познакомились, этого не происходит.

Пару секунд Харпер еще раз проверяет и собирает нашу технику. Она смотрит на меня взглядом, в котором читается «доверься мне», и я так и делаю всем сердцем и душой. Она передает мне куртку, похожую на свою, но отдающую одеколоном Джима. Он, конечно, милый мальчик, но ему стоит подобрать кое-то получше в качестве средства после бритья. Натягиваю куртку и мысленно благодарю за это дополнительное тепло теперь, когда Харпер не обнимает меня. Келси, срочно прекрати думать об этом!

Шкафоподобный конвоир проводит нас через холл прямо к крыльцу. Господи, там везде вокруг копы с солдатами! Даже этот идиот должен понимать, что его так просто отсюда не отпустят. Скэмп тоже тут как тут, равнодушный к угрозе быть подстреленным. Следую за ним во внутренний дворик, неотступно чувствуя позади себя Харпер. Вижу, как Скэмп делает глубокий вдох, обозревая все происходящее вокруг. Что-то он выглядит слишком спокойным!

Харпер натягивает на него микрофон и заставляет одного из его головорезов помочь подержать антенну, чтобы мы могли установить связь с минивэном. Затем она закидывает камеру на плечо и подмигивает мне с улыбкой. Как мне нравится эта улыбка! Даже Бет, которую я обожаю, не умеет так улыбаться. И конечно же с ней я не чувствую себя такой защищенной, как с Харпер. Возможно, менее сексуально озабоченной, но уж никак не защищенной. Откровенно говоря, ощущение защищенности часто намного важнее, чем что-либо другое.

– Мы готовы. А вы? – я становлюсь на место, указанное Харпер, и она начинает снимать.

Скэмп медленно разворачивается и смотрит на нас.

– Вы действительно готовы? Готовы показать всей нации смерть, которая наверняка здесь произойдет, потому что нам не дают возможности мирно жить?

Я стараюсь не показывать раздражения. Давай, Келс, веди себя как профессионал! Вместо этого отвечаю:

– Есть люди, которые считают, что именно вы спровоцировали это противостояние. У вас была возможность мирно жить в этом поселении, но вы намеренно подстрекали молодых людей терроризировать местных жителей. Если это правда, тогда получается, что вы сознательно сделали все для своего поражения. Зачем же вы предпочли этот путь насилия?

– Людям нужно знать, что наше правительство коррумпировано.

Слышу, как Харпер фыркает позади, и знаю, что она сейчас подумала о шутке про Левински. Я делаю еще один глубокий вдох.

– То есть вы сознательно рискуете жизнью ста сорока человек, чтобы доказать коррумпированность нашего правительства?

– Люди живут столько, сколько им предопределил Бог. Они свободны от ограничений, которые навязывает им правительство, контролируя каждый шаг с момента рождения до последней секунды нашей жизни.

Великолепно, просто замечательно! Передо мной – параноидальный маньяк, уверовавший в теорию заговора. Кажется, сейчас начнется цирк.

Он продолжает, глядя на цепи полицейских вокруг и зная, что они скоро сомкнутся:

– Мы обязаны регистрировать наших детей сразу после рождения. Каждый ребенок получает номер социальной карточки. Наши молодые парни должны регистрироваться, чтобы участвовать в несправедливых войнах с другими странами. Мы все должны регистрироваться, когда голосуем и даже когда покупаем оружие для защиты своей семьи. Мы тяжело работаем, а прогнившее правительство забирает деньги из нашего кармана и отнимает кусок хлеба изо рта наших семей для финансирования своей гребаной деятельности.

Он делает долгий глубокий вдох и поворачивается лицом ко мне, его жесткий взгляд слегка смягчается:

– Мисс Стентон, Вы верите, что существуют некоторые вещи, ради которых стоит умереть?

Мне не нравится тон, каким был задан этот вопрос, и еще больше – выражение его глаз:

– Мои личные взгляды не имеют никакого отношения к сложившейся ситуации, я здесь всего лишь делаю свою работу …

– Возможно, эта ситуация все-таки будет иметь отношение к Вашим личным взглядам, – после этих слов он достает из-за пояса пистолет и целится в меня, – потому что Ваша смерть спасет жизни этих ста сорока человек. Очень плохо, что Ваше правительство решило позволить Вам умереть.