Вначале включаю холодную воду. Мне это просто необходимо. Ледяные струи – это то, что надо в такой ситуации. Или же я могла бы пригласить мамашу Келс присоединиться ко мне. Та бы точно заморозила воду на любой заднице.

Эй, ну что за мысли у тебя, Харпер.

Качаю головой, чтобы избавиться от этих ужасающих картин перед глазами и потихоньку переключаю кран на теплую воду, чтобы помыться. Пока намыливаюсь, мурлыкаю под нос песенку «Резиновый утенок» в стиле Келс, певшей не так давно про лягушонка Кермита.

Через пару куплетов моей любимой песенки слышу, как хлопает дверь в нашей комнате. Начинаю смывать с себя пену, чтобы побыстрее выйти и убедиться, что с Келс все в порядке, но в это время открывается и закрывается дверь в ванную. И почти в ту же секунду меня прижимает к стене в ванной моя храбрая Крошка Ру.

- Ты в порядке? – еле спрашиваю ее хриплым голосом и тут же полностью растворяюсь в ее объятиях.

- Счастливого Рождества, - отвечает она и снова начинает горячее мучительное исследование моего тела.

Я смотрю на Келс, у которой только одно сейчас на уме. То, что мне и самой очень по душе.

- О, Боже! – вытягиваю руки, держась за стену ванной, чтобы не упасть прямо здесь.

Что с ней такое происходит? Она как одержимая.

А, не задавай глупых вопросов, Харпер, просто наслаждайся.

Медленно съезжая вниз по стене после одного из самых потрясающих переживаний в своей жизни, я обхватываю ее руками. У меня было чувство, как будто все происходило под дождем посреди сладко пахнущего поля. Боже, мы должны это попробовать как-нибудь на самом деле.

- Она назвала меня шлюхой, - тихо шепчет она, вырывая меня из мира моих грез.

Надо будет просто как-нибудь прибить эту стерву. Я крепче сжимаю Келс.

- Ты же знаешь, что это неправда, - если бы мамаша Стентон только знала, с кем спит ее дочь! И мне бы хотелось увидеть, как она назовет меня шлюхой прямо в лицо. Почему-то мне кажется, что мамаша Стентон так «храбро» себя ведет отнюдь не со всеми. Вот сука.

- Пять. У меня было всего пять любовников, - она крепко держится за меня на полу ванной.

- Все хорошо, солнышко, - шепчу ей на ухо, сжимая ее как можно крепче в руках. – Ты одна из самых лучших людей в мире, которых я только знаю. И я так рада быть частью твоей жизни, - эти слова вырываются сами по себе, я не успеваю сдержать себя. И не знаю, хотела ли бы это сделать. Ей сейчас это надо слышать, и я смею надеяться, ей надо услышать это именно от меня.

И если повезет, Келс, у тебя никогда не будет шестого любовника. Уж можешь мне поверить на слово.

(гаснет свет)

Мы похожи на вареных раков. Этого стоило ожидать, ведь мы провели в душе почти час. Хорошо еще, что в гостиницах неограниченный запас горячей воды, иначе мы бы сейчас выглядели как раки, вдобавок еще и страдающие от гипотермии.

Келс немного успокоилась. Кажется, музыка и еда помогли ей в этом. Я нашла приличную джазовую радиостанцию, и кроме того посыльный принес нам еды, которой хватило бы для маленькой армии. Эмоциональные сцены всегда вызывали у меня повышенную прожорливость.

Когда у Роби родился его первый сын и Рене с Кристианом счастливо спали в больничном номере, мы с ним пошли в ближайшую забегаловку «Денни’з» и сожрали каждый по три завтрака «Гранд Слэм». Боже, я чувствовала себя такой больной после этого. Но в тот момент я просто никак не могла насытиться - моя энергия была полностью растрачена на огромный эмоциональный всплеск и ее надо было срочно пополнить. Так же как сейчас.

Келс закуталась в гостиничный халат, подобрала под себя ноги, и сидит с влажными волосами, свободно ниспадающими на плечи. Она – само воплощение очаровательности. Если это и означает постоянные отношения, мне это нравится. Даже само ее присутствие успокаивает меня. У меня нет ощущения, что я должна ей что-либо доказывать. И поэтому все чего я хочу – это доказать самой себе.

Кажется, мне стоит позвонить маме и поговорить с ней об этом.

Но мне не нравится видеть Келс такой обеспокоенной. И думаю, знаю, как ей помочь.

Иду к своему чемодану и открываю его. Там я спрятала вчера вечером свой подарок. Мы можем готовить репортаж или находиться в Нью-Йорке перед лицом угрозы сибирской язвы, но черт возьми, мы-таки отметим наше первое Рождество как полагается.

Спрятав подарок за спиной, я подсаживаюсь к Келс.

- Ты в порядке?

- Можно было подумать, что меня это больше не беспокоит, - вздыхает она. – Эта женщина запугивала меня тридцать два года, и которых последние пятнадцать я давала ей отпор, но ей все еще удается заставить меня себя чувствовать столь ужасно.

- Это потому что ты ее любишь, несмотря ни на что. Ты же ее дочь.

- И почему только у меня нет такой мамы, как твоя?

Я улыбаюсь и глажу ее по щеке.

- Но я могу поделиться своей. А ты своей. Тогда тебе не будет так скверно на душе. Как думаешь - это будет честно?

Она целует мое запястье.

- Мне кажется, это неравноценный обмен. Но в любом случае, спасибо тебе!

- Нет, ты не можешь благодарить меня, пока не откроешь вот это, - передаю ей коробочку с небольшим реверансом. – Счастливого Рождества, Келс!

Она моргает и долго смотрит на коробочку в своих руках. Я почти боюсь, что она снова расплачется. Но вместо этого она вскакивает со стула и опрометью несется к своему чемодану.

Я очень надеюсь, что она меня сейчас не бросит.

Мои страхи рассеиваются, когда она возвращается с коробкой, обернутой в яркую упаковку, и вручает ее мне.

- Счастливого Рождества, Харпер!

Со счастливым выражением лица я беру коробку, радуясь, что она не сбежала от меня и что думала обо мне. Даже если бы это был обычный кусок резины, мне было бы все равно. Если она что-то мне дарит, это самый лучший подарок в мире.

- Ты первая, - предлагаю ей.

Впервые она не спорит со мной. Келс открывает квадратную черную коробку и вопросительно смотрит на меня.

- Это же не …? – ее голос срывается. Она знает, что это не кольцо, судя по размеру коробочки. Я предполагаю, что она протестует против стоимости подарка. Это неважно. У меня и так больше денег, чем я могу потратить. И мне нравится тратить их на нее.

Она снимает крышку и восхищенно приоткрывает рот, поднося руку к шее, где вскоре будет находиться это ожерелье.

- Оно великолепно, Харпер. Спасибо тебе!

- Тебе нравится?

Она кивает и достает из коробочки. Это ожерелье из платины, с бриллиантами в два карата.

- Поможешь мне?

- С удовольствием, - я становлюсь сзади и застегиваю ожерелье вокруг ее шеи, и не могу удержаться, чтобы не поцеловать ее.

Затем делаю шаг назад и улыбаюсь.

- Боже, ты так прекрасна!

- А теперь открой свой подарок, - отвечает она краснея.

Я послушно срываю обертку. Честно говоря, никогда не понимала, зачем нужны эти слои упаковки – только лишняя работа и бесцельная трата бумаги.

Внутри нахожу «Ролекс».

Мне всегда нравилась эта марка часов. Я тотчас узнаю модель – это «Ролекс Президент» - с платиновой крышкой и бриллиантовыми делениями часов.

Судя по всему, мы обе выбрали похожий материал: платину и бриллианты.

Надеюсь, это значит, что мы доживем до бриллиантовой годовщины. С этой женщиной я могла бы прожить шестьдесят лет.

- Мне очень жаль, мама! – слышу ее протестующий возглас, когда возвращаюсь в нашу комнату.

О, кажется у кого-то есть проблемы и нужно принести свои извинения. Я смеюсь над ней, пока закрываю дверь. Она всплескивает руками точно так же как это делала ее мама в Новом Орлеане.

- Мы работаем! – она замолкает и слушает ответ, отстранив трубку на некоторое расстояние от уха. – Я знаю, знаю. Но ты же тоже знаешь, как это бывает. – Судя по выражению лица Харпер, мама очевидно об этом даже и не догадывается. – Да, мама, семья на первом, втором и последнем месте. Мне очень жаль. Я была неправа. Я ошибалась, - говорит она понурившись. – Мама, ты же знаешь, как я тебя люблю.