— Конечно, скажу. — Она засунула руки в карманы брюк и приподняла вверх подбородок. — Мне захотелось прогуляться перед завтраком, а здесь, в тени пальм было так прохладно и тихо, что я потеряла чувство времени.
— И направления, — он щелкнул пальцами, и собака подошла к нему. — Вам бы лучше зайти ко мне и выпить кофе и что-нибудь съесть. Затем я отвезу вас в Дар-Эрль-Амру. Она не была уверена, хотелось ли ей принять его приглашение.
— Ну, ладно, пойдемте, — и он стал большими шагами удаляться прочь, Хамра бежала впереди. Какое-то мгновение Рослин колебалась, но потом пошла следом за ними, отряхивая с брюк прилипшие травинки. Когда он оглянулся и остановился, чтобы она смогла их догнать, Рослин захотелось убежать.
— Полагаю, что меня вы испугались сильнее, чем кошки, — усмехнулся Дуэйн.
— Вы такой же дикий, — еле переводя дыхание, ответила она. Ей приходилось почти бежать, чтобы угнаться за ними.
— Я не такой милый как Тристан. не правда ли? — расхохотался он. И здесь, в зелени пальм, его смех показался еще более громким и раскатистым, так что маленькие птички в тревоге скрывались в густых кронах деревьев.
— Тристан похож на Нанетт, а она самая лучшая из всех женщин: элегантная, остроумная, с добрым сердцем.
— Да, она очень добрая, — согласилась Рослин, подумав, что будет совсем не просто уехать из Дар-Эрль-Амры.
— Ее посещения, пока я была в больнице, были для меня более, чем приятны, и я...
— Вы можете сделать ей больно, но было бы лучше для вас, если бы вы и не пытались. — Глаза цвета зеленой меди сверкнули так же зловеще, как глаза дикой горной кошки.
Она была не в силах отвести от него взгляд.
— Помните о двух килкенийских котах[4], которые дрались до тех пор, пока от них не остались только хвосты.
— Неужели будет то же самое, если я останусь в ДарЭрль-Амре, — спросила Рослин.
— Неизбежно, мисс Брант.
Они остановились и, как будто по обоюдному согласию, посмотрели друг на друга. В зеленоватой тени пальм ее глаза были цвета серого нефрита.
— Я думаю, мне лучше уехать из Дар-Эрль-Амры, — сказала она.
— Нет, — покачал он головой. — Я не позволю, чтобы кто-то сделал Нанетт больно. Вы останетесь ровно столько, сколько захочет Нанетт. Вы останетесь потому, что она потеряла Арманда — только по этой причине.
И прежде, чем Рослин успела уйти, он крепко вцепился ей в запястье и поднял вверх ее руку. Луч солнца заиграл в крупном бриллианте.
— Нанетт боготворит три кольца, которые ей дал муж.
Когда Тристану, потом мне и, наконец, Арманду исполнился двадцать один год, мы каждый получили по такому кольцу, который, в свою очередь, мы должны будем подарить женщинам, на которых мы женимся. Вы носите кольцо Арманда без тени сомнения. Надпись на внутренней стороне была сделана моим дедом, именно таковы были его чувства к Нанетт, что они будут вместе в жизни и смерти.
— И вы отказываетесь верить, что Арманд мог чувствовать нечто подобное ко мне, — тихо произнесла она.
Тишина окутала их, пока Дуэйн внимательно изучал ее лицо. Потом запела птичка, и Рослин попыталась высвободить руку. Это оказалось невозможно. У него были стальные пальцы, подобно его взгляду, упрямые, как его подбородок, жестокие, как его слова.
— Мне не пристало судить Арманда в отношении женщин, — в своей обычной манере произнес Дуэйн.
— И тем не менее, вы пытаетесь меня оценить, господин Хантер. Вы думаете, что я простушка, в чем вы несомненно правы, но ведь не всех привлекают сойки, кому-то нравятся и корольки.
Слегка приподняв брови, он свободной рукой взял ее за подбородок и повернул голову вправо.
— Нет, вы не красавица, — спокойно согласился он, но вы и не королек. Я бы сказал, что вам больше подойдет хамелеон.
— Хамелеон — это тот, кто постоянно меняется, — с негодованием проговорила Рослин.
— Совершенно справедливо. — Он сжал ей подбородок, потом отпустил, и уже в следующее мгновение они вышли из зелени плантаций и оказались перед входом в мавританский дом. Собака залаяла, бросилась через внутренний дворик и исчезла в доме.
Дом был построен из местного камня, в нем было что-то таинственное, как показалось Рослин. Судьба и впрямь решила поиграть с ней, ведя ее, как овечку, в волчье логово.
Она огляделась вокруг и увидела, что плитка была украшена цветными арабесками, стояли чугунные скамейки и каменные вазы с ярко-красными геранями, ноготками, голубыми ирисами и высокими лилиями. По белым оштукатуренным стенам каскадом спускались паучий вьюн вперемежку с коричнево-красной бугенвиллией.
Дом окружали большие деревья, защищая его от палящего солнца, с одной стороны, а с другой стороны, увеличивая риск попадания молнии во время грозы.
— Проходите в дом и выпейте стакан абри[5]. Это, пожалуй, самый прекрасный освежающий напиток, который я знаю. Она шла рядом с ним по двору и вскоре оказалась в одной из комнат дома, как и все другие, выходивших в сад, имевший форму полумесяца и окруженный стеной. В этом доме не было верхнего этажа, крыша была плоской, и там, как заметила Рослин, на жаре висело белье.
У Рослин перехватило дыхание, когда она впервые переступила порог берлоги Дуэйна Хантера. Пол был устлан шкурами животных, обитающих в джунглях, мебель — из тростника, светильники и посуда — в мавританском стиле.
Большую часть комнаты занимали полки с книгами, стоявшими в полном беспорядке. В шкафу со стеклянными дверцами висело несколько ружей, на резном комоде из кедрового дерева стояла стерео-аппаратура, а на маленьком столике рядом — музыкальная шкатулка с танцовщицей на крышке.
Этот предмет подтолкнул Рослин к догадке. Он выпадал из общего стиля комнаты, и она подумала, что шкатулка, вполне вероятно, могла принадлежать той женщине, о которой Дуэйн никогда не говорил.
— Дайте отдых ногам, пока мой слуга Дауд приготовит пару бокалов абри и что-нибудь на завтрак.
Рослин не смогла устоять перед диваном, накрытым шкурой оцелота, и, воспользовавшись предложением Дуэйна забралась на него с ногами и свернулась калачиком. Хозяин дома в это время пошел на кухню отдать распоряжения о завтраке. Среди шкур пятнистых животных из джунглей Рослин почувствовала себя первобытным человеком. Именно в джунглях охотник научился быть самодостаточным человеком, он познал силу собственной воли, он узнал, какподчиняются этой воле окружающие, и вовсе не заботился о том, боятся они его или не любят.
Она не заметила, как он вернулся, и даже немного испугалась, когда он мелькнул в поле зрения, по-животному гибкий и проворный.
— Я нашла в вас одно сходство с Тристаном — вы тоже любите музыку, — показала она рукой на стереоаппаратуру.
— Это укрощает дикое сердце. — Он усмехнулся, глядя на свернувшуюся калачиком Рослин. — Вы хотите, чтобы я что-нибудь поставил, пока мы будем завтракать?
— А у вас есть электричество? — спросила она.
— Сколько угодно. — Многозначительно посмотрел он на нее. — У Дар-Эрль-Амры свой генератор, я же, естественно, пользуюсь этим преимуществом.
— Естественно, — пробормотала она, со всей силой вцепившись в шкуру оцелота, без сомнения убитого Дуэйном[6]. — Вы всегда получаете то, что хотите, не правда ли?
— Нет, парочку раз в дураках оставался я. — Он поднял крышку проигрывателя и взглянул на пластинку. — Что касается моего вкуса в отношении музыки, то здесь я несовременен. Эта пластинка — одна из моих любимых. Я часто слушал ее на плантациях в сельве. Это — «Кавалер роз».
— «Кавалер роз», — повторила она, улыбнувшись. — Вы бы скорее вооружились дубиной.
— Без сомнения. — Он поставил пластинку с музыкой Рихарда Штрауса и уменьшил звук, так чтобы они смогли разговаривать. В комнату залетела сверкающая всеми цветами радуги стрекоза, и они оба наблюдали, как она кружила, натыкаясь на стены. От нее было невозможно отвести глаз, она как бы притягивала к себе магнитом, точно также, как и горящие глаза Дуэйна.
— Обычно особи мужского пола у стрекоз жестоко обращаются со своими собратьями, — заметил Дуэйн. — В сельве некоторые из них достигают размера птиц.