Улицы петляли, то там, то тут, переходя в шумные переулки, проходы расходились и снова сходились — в этом лабиринте приезжему не составляло никакого труда потеряться.

На узкой лестнице в ряд стоят корзины с цветами — мимоза, гвоздики, розы, лилии весело поглядывают на проходящих, пока их не сморит полуденный зной. В коробах, устланных травой, словно на больших щитах, лежали апельсины, золотистые дыни, гранаты, иногда разрезанные в форме сердца — все это покрывалось пылью, поднимаемой шаркающей по земле толпой.

Кругом происходило что-то, достойное внимания, как например, справа бородатый писарь писал письма под диктовку женщин. На некоторых из низ были надеты бурки[10], через прорези на вас смотрели с особым очарованием темно-карие восточные глаза.

— Не находишь ли ты, что эти женщины загадочны? — с улыбкой посмотрела на Тристана Рослин. В базарной толчее он шел совсем близко от нее, кончиками пальцев касаясь ее руки. — Должно быть, мужчину интригуют эти сурьмяные глаза и крашенные хной пальцы.

Он улыбнулся ей в ответ, и она снова подумала о том, какой же он милый.

— Вы, белые женщины, меня привлекаете гораздо больше, — сказал он. — А знаешь ли ты, что сделало с твоими волосами африканское солнце?

— Они выгорели, — легкомысленно ответила Рослин.

— Ну, нет, — запротестовал Тристан. — Оно их позолотило. В этих брюках ты похожа на афинского мальчика-раба, и должен тебе сказать, ты просто очаровательна. — Неожиданно он крепко сжал ее руку. — Но сегодня вечером ты наденешь платье, и мы будем танцевать, не так ли?

Она кивнула, не глядя на него, а сердце учащенно забилось, так как Рослин вспомнила о данном себе обещании отправиться на озеро сегодняшней ночью.

О, эти волнующие запахи базара! Свешивающаяся из корзин зеленая мята, порошки трав и смеси пряностей. Хна на подносах — веселая и радостная косметика Востока!

Арабский кофе с примесью ванили, козлятина на вертеле, теплый хлеб. Проходя мимо парфюмерной лавки, она почувствовала терпкие запахи амбры и мускуса.

Тристан остановился, он хотел купить ей флакон духов с каким-нибудь экзотическим запахом, но, смеясь, Рослин отказалась, говоря, что она женщина совсем другого типа. Их взгляды встретились, и Тристан посмотрел на ее губы.

— Ты еще совсем дитя, — и он позволил ей увлечь себя туда, где была лавка тканей. Пальцы Рослин касались лимонного и зеленого шелка, гладили мягчайший бархат.

Ей хотелось почувствовать, осознать и вобрать в себя жаркий, шумный, пропитанный запахами воздух восточного базара!

Безудержная фантазия предсказателей, любовные напитки и ядовитое зелье, амулеты на все случаи жизни: от болезней, от опасности в пути, для рождения сына. И когда старик-колдун протянул на ладони маленький золотистый амулет в форме Руки Судьбы, Рослин поняла, что она должна его купить. Она открыла сумочку, чтобы достать деньги, и покачала головой в сторону Тристана.

— Ты не можешь купить мне счастливую судьбу, — запротестовала она, — за нее я должна заплатить сама.

Все детали были хорошо проработаны, хотя ценности особой он не представлял — разве что был абсолютно очарователен. Рослин не переставала ощупывать его пальцами, пока они шли по базару. Сотворит ли чудо эта маленькая Рука Судьбы, ведь Рослин так хотела выбраться из этого своего состояния, где она чувствовала себя потерянной.

Почувствовав на себе взгляд Тристана, она улыбнулась ему.

— Ты должна позволить мне купить для тебя какой-нибудь подарок, — сказал он. — Пойдем, что тебе нравится: бусы, шарф, кольцо со скарабеем[11]1.

— Подарок? — шепотом повторила она. — Хорошо.

— И она показала пальцем на то, что с самого момента их прихода на базар привлекало ее. — Купи мне клетку с певчими птичками.

— Ты странный ребенок! — воскликнул Тристан. — Что ты собираешься с ними делать?

— Отпустить их. — С болью смотрела она на птичек в клетке. Птички пели, потому что на базаре был полумрак, а Рослин было невыносимо слышать их жалобные трели.

Тристан подошел к торговцу птицами и купил самую большую клетку, где заперты были девять или десять птичек. После этого они стали выбираться из этого шумного полутемного из-за решеток пространства базара. И вот уже скоро яркий солнечный свет заставил Рослин зажмуриться.

Она надела шляпу и опустила на глаза переднее поле. Ясные серые глаза с благодарностью смотрели на Тристана.

— Спасибо тебе за подарок. А теперь давай найдем какое-нибудь тихое место, где я смогу выпустить птиц на волю.

— Я знаю отличное место, — сказал Тристан, — если твои ноги еще идут. Бродить по базару с непривычки довольно утомительно, к тому же мы пробыли там достаточно долго. Интересно, а где Дуэйн с Изабеллой?

— Изабелла не горела желанием идти на базар, поэтому, возможно, она заставила твоего кузена отвести ее в какое-нибудь менее шумное место, — спокойно заметила Рослин.

— Да, кажется, они хотели побыть вдвоем, — улыбнулся Тристан, глядя на Рослин, которая без всякой тени смущения несла клетку с птицами, которым очень скоро намеревалась дать свободу. — А нам ведь хорошо вместе, не правда ли? Сейчас мы выполним нашу миссию милосердия, а потом отыщем какое-нибудь кафе, где прохладно и готовят настоящий кофе-мокко, как я и обещал.

— А как же минарет? — спросила Рослин. — Когда я его увижу?

— В свете звезд, дорогая. Мы протянем руки и коснемся их.

— Как замечательно, — улыбнулась Рослин, от волнения у нее перехватило в горле.

Они шли вверх по ступенчатым улочкам, вдоль которых тянулись глухие высокие стены с металлические дверями. За ними прятались дома с их загадочной внутренней жизнью, неведомой прохожему. От Нанетт Рослин знала, что у Дуэйна были друзья-арабы, которые оказывали ему гостеприимство и делились с ним охотничьими трофеями — совершенно очевидно, наивысшая честь, которой здесь, на Востоке, мог удостоиться европеец.

Они выбрались из города и пришли на старые руины. Песок засыпал разрушенные колонны и частично внутренние проходы, остатки стены служили прибежищем для аистов, свивших здесь свои гнезда. Уцелел лишь один угол здания, который не подвергся эррозии, — по нему можно было догадаться, что когда-то давным-давно здесь была неприступная крепость. Лежащий внизу город был похож на светло-желтые пчелиные соты, местами выщербленные, а высокие минареты вздымались ввысь как палочки-леденцы.

— Вот то место, о котором я тебе говорил, — обратился Тристан к Рослин. — Отныне оно будет называться Бастион Ангела. — Поставив ногу на полуразрушенный фундамент, он наблюдал, как Рослин, открыв клетку, выпустила птиц на волю.

— Я не ангел, — улыбнулась она ему в ответ. — Просто птицы не созданы для того, чтобы жить в клетке. Кстати, что теперь с ней делать?

Сделана она была из лозы, а следовательно не представляла никакой ценности, поэтому Тристан растоптал ее.

— Ну, вот и все, раз ты так не любишь клетки.

Рослин некоторое время молча смотрела на Тристана, потом она робко улыбнулась.

— Ты считаешь меня странной? — спросила она. — Я знаю, эти птицы могут снова попасться в силки, но все равно какое-то время они насладятся свободой и будут счастливы.

— Мгновения счастья — это то, чего ждет каждый из нас. — Он выглядел насмешливо и серьезно одновременно.

— Когда мы это понимаем, нас, по-видимому, можно назвать взрослыми.

— Но я бы не хотела пресытиться счастьем. Мне даже страшно, что это может произойти, ведь тогда перестанешь радоваться чувствам, запахам, самой сути вещей. А именно это и составляет богатство жизни, не так ли? Если ты слеп, но не потерял ощущений, то тебя уже нельзя назвать слепым.

— Страдания сделали тебя мудрой, дорогая, — он мягко повернул Рослин к себе лицом, слегка приподняв подбородок. — Но есть и другого рода ощущения. Ощущения того, что происходит в твоей душе.

— Я знаю, — твердо сказала она.

— Я бы прямо сейчас хотел закончить поцелуй, прерванный вчера ночью, но я не буду этого делать.