— Накрывайся, как следует, — сказал он ей. — Я как следует проверил, нет ли там какой живности в складках.
Да, этой парусине далеко до лучшего постельного белья, не так ли? Ну, да ладно, нам хотя бы не будет холодно. — Рослин почувствовала, как Дуэйн вытянул ноги. — Мои ноги где-то у твоего лица, да? — спросил Дуэйн.
Она дотронулась до них рукой. — Надеюсь, ты во сне не брыкаешься, — сказала она.
— Бог знает. Было бы лучше, если бы мы оба сейчас... подожди, я сейчас попробую продвинуться немного повыше под сиденьем. Ой!
— Что случилось?
— Думаю, поставил себе синяк. — Она слышала, как он закряхтел, и решила, что он ударился не сильно. — Утром в гостинице синяк станет поводом для разговоров, да?
Рослин предположила, что Изабелла для симметрии наградит его еще одним.
Она слушала, как он устраивался, и, хотя они не касались друг друга, она ощущала его тело каждым своим нервом. На улице квакали древесные лягушки. Было слышно, как плещется вода в озере, и, вторя этим звукам, шелестели пальмы.
— Ты уже спишь? — В темноте голос Дуэйна прогремел как гром.
— Нет, пытаюсь. — Рослин пыталась найти удобное положение и положила себе руку под щеку.
— Извини, что не знаю никаких колыбельных. Когда я был совсем маленьким, моя няня из индейцев пела мне одну, то тебе она, наверное, покажется очень странной.
— Ты, видно, мальчишкой был таким же диким, как индейцы, — сквозь дрему произнесла Рослин.
— Это было неизбежно, особенно, когда... — он вдруг остановился, и Рослин почувствовала, как он беспокойно заворочался. — Забавно, я имею в виду любовь. Любовь к месту, так же как и любовь к человеку. Она проникает внутрь человеческого существа.
— Ты жалеешь, что уехал из джунглей? — спросила Рослин.
— Я не о себе, — ответил ей Дуэйн спустя некоторое время.
— Я думала...
— Нет. Я не жалею. Я все равно так никогда не прочувствовал до конца той жизни, как мой отец. Для него там был и его дом, и смысл его жизни, и игра.
Из разговоров с Нанетт Рослин знала, что Дуэйн был скрытным человеком, особенно, если это касалось его личной жизни, а потому она была вдвойне удивлена, что именно с ней он говорил о своем отце. Может быть, необычность ситуации способствовала столь дружескому расположению? Темнота скрывала их друг от друга, и, возможно, Дуэйн думал, что говоря с ней об отце, он сможет внушить ей спокойствие, и она перестанет нервничать, что осталась с ним одна.
— Наверное, ему было тяжело уезжать из тех мест, — сказала она. — Нанетт рассказывала мне, что он вернулся в Англию, и именно поэтому ты согласился управлять плантациями в Дар-Эрль-Амре.
— Он устал и был болен. Несмотря на то, что он любил те места, джунгли могли бы убить его. В конце концов, он согласился и вышел на пенсию, поселившись в Лоубойз, в графстве Кент, в маленьком загородном доме, оставленном ему братом.
Дуэйн замолчал, а лягушки все продолжали задавать свои вопросы.
— Ты устала, — сказал он через некоторое время. —Должно быть, хочешь спать.
— Эта усталость и не дает мне заснуть, во всяком случае — пока, — ответила Рослин. — Если у тебя есть желание говорить, то мне приятно было бы услышать твой рассказ.
— Как детям перед сном, да?
— Да, — ответила Рослин. Дети в спальне сиротского приюта. Она никак не могла вспомнить это место, где выросли и она, и Джульет Грэй. Сиротский приют — не лучшее место на белом свете. Она никогда не знала теплоты и родительской ласки. Поэтому ей очень хотелось, чтобы Дуэйн продолжил свой рассказ об отце.
— А как живется твоему отцу в Англии? — спросила она.
— Лучше, чем я предполагал. Его письма стали веселее, чем были. Пару лет назад я писал ему, чтобы он переехал ко мне в Дар-Эрль-Амру, но он не согласился. Он сказал, что все здесь наполнено воспоминаниями, а у него нет сил встретиться с ними вновь. Он так и живет в Лоубойз и, кажется, нашел в той жизни свои преимущества. Там любому понравится.
— А ты был там? — Рослин почему-то никак не могла представить Дуэйна в тихой сельской местности.
— Я взял отпуск и поехал туда вместе с отцом, когда он ушел на пенсию. В Лоубойзе некоторое время никто не жил, а потому его нужно было привести в порядок — отремонтировать и подновить. Мы все это сделали сами, потом разбили сад за домом и построили птичник, где отец собирался заняться разведением кур. Это было так непохоже на то, чем обычно раньше занимался отец. И для меня это было тоже новым. Дом в стиле Тюдора с деревянным крыльцом. Рядом кусты жимолости, своими ветвями как бы образующие навес над ступенями. Запахи утесника, хмеля, сохнувшего в печке.
— Я знал, что для того, чтобы как следует там обжиться, потребуется много времени, и я предложил отцу, что останусь с ним, найду работу, но он и слышать об этом не хотел. Если человек принес в жертву работу, которую он любил, то в конце концов, он зачахнет и станет никому не нужным, так он говорил. Без него в джунглях уже было совсем не так, как раньше, и поэтому я с радостью воспользовался предложением Нанетт. Новые обстоятельства, и работа, которую я знал и любил.
Некоторое время стояла тишина. Затем Дуэйн добавил: — Джунгли хранили воспоминания, а я уже не мог с этим справиться. Я не думаю, что когда-нибудь снова вернусь туда.
Он больше ничего не говорил, и Рослин решила, что он заснул. Укрывшись парусиной и согревшись, она лежала и думала о том, что же произошло с ней в течение последних часов, с того самого момента, когда Дуэйн заставил ее споткнуться в танце. как она его тогда ненавидела. А теперь... теперь она не знала, что же о нем думать.
В раздумье веки ее отяжелели, она уснула. Кругом все стихло.
Лучи утреннего солнца заглянули в окно лодочного гаража. Пройдясь по помещению, солнце остановилось сначала на лице девушки, а потом и мужчины, спящих в разных концах одной из лодок. Мужчина спал, уткнувшись лицом в крепкую загорелую руку. Девушка под лучами солнца зашевелилась. Через несколько минут она уже открыла глаза и стала, прищурившись, оглядываться вокруг.
Боже, где она?
Она села и тут увидела спящего Дуэйна.
Почувствовав боль в плече, она тотчас же вспомнила приключения вчерашней ночи. Была ужасная гроза. Шел проливной дождь, сверкали молнии, одна даже расщепила ствол могучей пальмы. Дорожку к гостинице совсем смыло, и Дуэйн сказал, что они должны остаться здесь до утра.
И вот это утро наступило. Было радостно от того, что светит солнце и поют птицы. Расправив спину и потянувшись, она выбралась из своей ночной постели. Стараясь не
разбудить Дуэйна, она пробралась к тому месту, где была
разложена с ночи для просушки одежда. Рубашка почти высохла, брюки же были еще влажными. Она застегнула молнию. Смотря на спящего Дуэйна, который должен был вот-вот проснуться, она заметила, что во сне в нем совсем не было его обычного высокомерия, агрессивности, он выглядел ручным, почти мальчишкой.
Черты лица казались мягче, но происходило это потому, что глаза были закрыты, а губы, наоборот, приоткрыты.
Когда солнце почти коснулось его лица, Рослин поспешила к двери и, отодвинув щеколду, вышла наружу.
Над озером все еще висел утренний туман, но солнце уже начинало припекать, и лужи, следы вчерашнего дождя, понемногу подсыхали. Она подошла к самой воде и пригорошней зачерпнула немного, чтобы ополоснуть лицо. Вытерев лицо просохшим носовым платком, она затем намочила уголок в воде и почистила им зубы. Расчески с собой не было, и пришлось пальцами пригладить сбившиеся во сне волосы.
Все равно вид у нее, должно быть, был ужасный, но поделать с этим было нечего.
В воздухе пахло грязью и обломками деревьев, как это бывает после бури или урагана, а по тому, как пели птицы, Рослин поняла, что было еще раннее утро. Птички поменьше и побольше стаями летали между берегом и островом посередине озера. Какое-то время она наблюдала за ними, потом, повернувшись, направилась к лодочному гаражу.
Она застала Дуэйна сворачивающим парусину, на которой они проспали ночь.