Терри умела, что называется, «подать себя». Двум детективам было решительно наплевать, как она выглядит, зато Хеммерсона Терри определенно взяла за живое. И потому всякий раз, как она вступала в разговор, ее взгляд — длинные ресницы и все прочее — неизменно упирался в Хеммерсона. А тот получал от этого слишком большое удовольствие, чтобы заподозрить нечто неладное.

Кроме того, с нами был Виктор.

Никогда еще не видел я человека, способного вот так контролировать всех, кто находится в комнате. Он был высокомерен, задирист, дерзок. Какая часть его поведения представляла собой чистое актерство, я бы сказать не взялся. Зато мог с уверенностью утверждать, что он обладал способностью держать наших противников на коротком поводке, а стало быть, и управлять ходом встречи.

Однако какое бы удовольствие я ни получал, наблюдая, как с детективов Лопеса и Трентино спадает все их самодовольство, отрицать весомость собранных ими улик не приходилось. Все складывалось хуже, чем я ожидал.

Я появился на месте преступления по причине, само существование которой доказать не мог. Удар первый. Орудие убийства принадлежало мне. Удар второй. И мотив преступления. Откуда он взялся? Из библиотеки моей же квартиры. Нам наконец стало ясно, что означали указанные в списке изъятого «Различные документы».

Собственно, документ был один — отпечатанное на машинке и подписанное письмо, которое Конрад Берч, по всей видимости, прислал около месяца назад. Когда Хеммерсон выложил передо мной на стол копию этого документа, я мысленно воспроизвел события вечера, проведенного мной в обществе Таинственной пациентки. Шутя и улыбаясь, она подкинула мне письмо. И нанесла третий удар.

Я прочитал письмо. Виктор, Терри и Паркер, столпившись за моей спиной, тоже прочитали его. Два коротких абзаца. Конрад Берч извещал меня, что ему не нравится избранный мной способ лечения. Некая банковская ошибка не позволяет ему перевести мне деньги сию же минуту. Впрочем, подчеркивал он, ничего страшного не случилось. Скоро все будет улажено. А до этого времени мне придется потерпеть.

— Можете вы объяснить нам, доктор Ремлер, о чем, собственно, идет речь в этом письме? — осведомился Хеммерсон.

— Нет, этого он не может, — мгновенно, не дав мне ответить, сообщил Виктор. — И не сможет, пока мы не получим результаты графологического анализа подписи.

— Ладно, — сказал Хеммерсон. — Но, возможно, настало время вторично задать доктору Ремлеру вопрос, на который он уже один раз ответил.

И Хеммерсон обратился ко мне:

— Вы знали Конрада Берча?

Я глянул на Виктора — тот не повел и бровью.

— Мистер Берч был пациентом доктора Ремлера, — сказал Виктор. — Правда, в течение лишь одного сеанса.

— Простите? — полным неверия тоном переспросил Хеммерсон.

— Вы слышали, что я сказал, — отозвался Виктор. Он достал из папки копию полученного от Милы чека Берча.

Хеммерсон просмотрел чек.

— Почему же ваш клиент солгал?

— Сохранение личности пациента в тайне — профессиональная обязанность доктора Ремлера.

— Имеющая целью не навредить пациенту. Но пациент был уже мертв. Убит, могу я добавить.

— Это ничего не меняет.

Хеммерсон вытаращил глаза:

— А как же Таинственная пациентка доктора Ремлера? Почему он не распространил эту привилегию и на нее?

Виктор быстро нашелся с ответом:

— Тут речь шла о жизни и смерти.

— Вы хотите сказать, о жизни и смерти женщины, само существование которой доктор Ремлер доказать не способен?

— Как быстро мы забываем о том, на кого возлагается бремя доказательства.

Хеммерсон ухмыльнулся:

— Вряд ли это можно назвать бременем — в данном случае.

И тема была отставлена, во всяком случае на время, и это лишь подчеркнуло подлинное назначение нашей встречи и неизбежность того, что́ за этим разговором последовало.

— И последнее, — произнес Хеммерсон. — Не поговорить ли нам о том, как и почему на теле жертвы оказалась кровь вашего клиента?

Паркер ответил без всякой заминки.

— Прежде всего, вам известно: доктор Ремлер признал, что дотрагивался до тела убитого, — холодно заявил он. — Вопрос же о том, как у вас вообще оказался образец крови доктора Ремлера, мы обсудим, когда перейдем к теме улик, полученных незаконным путем.

— Вы полагаете, будто я понимаю, о чем вы говорите? — поинтересовался Хеммерсон.

— Спросите об этом у ваших детективов, — ответил Паркер. — Когда они приказали полицейскому медику обработать рану доктора Ремлера, они наверняка попросили у последнего разрешение взять его кровь для анализа.

Помощник окружного прокурора взглянул на Лопеса и Трентино — те явно ни в чем признаваться не собирались.

— Это вполне приемлемая улика, — сказал Хеммерсон.

Паркер покачал головой:

— Скорее, полностью неприемлемая.

Тут вмешалась Терри.

— Господа, почему бы нам не заняться чем-нибудь другим, — произнесла она, глядя Хеммерсону в глаза. Тот мгновенно смягчился и с энтузиазмом согласился с нею.

Урок второй: не сутулься.

Отпечатки пальцев. Фотографирование. Заполнение бумаг. Мне зачитали мои права и официально объявили, что я арестован. Убийство второй степени. Ко времени, когда меня привезли на Сентр-стрит, в главное управление, тамошние настенные часы показывали половину второго.

Часов около двух я уже сидел в комнате для задержанных, ожидая, когда мне предъявят обвинение. Глянув в угол, я увидел там камеру внутренней системы безопасности, и она напомнила мне еще об одном тупике, в который зашли попытки доказать существование Таинственной пациентки: наведя справки у управляющего моего дома, Терри выяснила, что ни одна из установленных в доме камер записи не ведет.

В четыре тридцать седой пузатый полицейский отвел меня из камеры в зал суда. Первым я увидел Паркера. Он сидел на другой стороне зала, у прохода. Рядом с ним разместилась Терри, пославшая мне быструю улыбку и ободряющий взгляд. Пристально глядя на меня, она медленно расправила плечи.

К чему эти телодвижения?

Не отрывая от меня взгляда, она выпрямилась еще больше, и тут до меня дошло: «Сидите прямо, Дэвид». Вот что она пыталась мне сказать. Первая репетиция роли обвиняемого. Хорошо выглядеть. Казаться полным энергии. Правильная постановка тела значит очень много. И для судей, и для присяжных.

Впрочем, при предъявлении обвинения присутствовал только судья. Относительно молодой, светлые волосы, квадратная челюсть, очки в роговой оправе. Говорил он быстро и все время жестикулировал.

Через несколько минут подошла моя очередь. Не успели мы занять место перед столом судьи, как он уже выпалил:

— Итак, вы не требуете…

— Да, ваша честь, на данном этапе мы не требуем слушания, — выпалил в ответ Виктор.

Последовал обмен репликами между судьей и помощником окружного прокурора Хеммерсоном. Тот был подчеркнуто деловит и, коротко излагая версию обвинения, в мою сторону почти не глядел.

Единственная заминка возникла в связи с просьбой Хеммерсона о предварительном заключении. Этот термин мне был известен. Виктор начал возносить мне хвалы как образцовому гражданину. И попросил судью установить разумный залог. Хеммерсон парировал его просьбу, указав на серьезность преступления, в котором меня обвиняют. Интересы общества требуют, чтобы я оставался под стражей.

Тут вмешался Паркер:

— Ваша честь, доктор Ремлер — психотерапевт, имеющий массу пациентов, чья жизнь зависит от советов, которые они от него получают. Как вы знаете, вина его в настоящий момент не доказана, и потому я прошу вас учесть отрицательные последствия, которые могут возникнуть, когда он исчезнет из их жизней…

Судья прервал его:

— А вам не кажется, адвокат, что, узнав о положении, в которое попал доктор Ремлер, его пациенты попросту разбегутся?

Паркер улыбнулся:

— При всем уважении, сэр, я полагаю, что произойдет прямо противоположное.

— Это почему же?

— Очень просто, — ответил Паркер. — Страдальцы любят общество себе подобных.