— А что? Работает. В школу вечернюю поступила, учится.

Он крутил своим дельфиньим клювом, смотрел куда-то в сторону, и вообще мне было ясно: Витька темнил.

Домой пошли вместе, разговорились, и тут-то он мне все выложил. Оказывается, Лида работает теперь в парикмахерской.

— Я, правда, не хотел тебе говорить, — смущенно объяснял Дельфин, — потому что работа-то такая… Неквалифицированная, что ли.

— Что ты? Парикмахер! — сказал я. — Это знаешь какая работенка! Тут уметь надо.

— Чудак. Кто сказал — парикмахером? Уборщицей она работает, вот кем. Короче, волосы подметает… Понимаешь, — заторопился Витька, — зато рядом! Экономия времени, экономия сил, можно учиться в девятом. Все это Лидкина мать мне по секрету сообщила, а то Лидка стесняется, не велит никому говорить. Хотя что тут особенного!.. Хочется подойти, спросить, да неудобно. Она стала такая скрытная…

Я снял шапку, провел по отросшим волосам.

— А не подстричься ли? — Я подмигнул. — Зарос за время болезни, на дикобраза стал похож. Да и тебе не мешает.

Мы свернули в переулок. В маленькой обшарпанной парикмахерской уже дожидались двое, мы заняли очередь, уселись на шатких стульях и стали наблюдать. Работали два мастера: тучная женщина с простецким добрым лицом и щуплый старикашка. Глядя на парикмахершу, не верилось, что она вообще способна выполнить стрижку или соорудить хоть сколько-нибудь нормальную прическу, уж больно сама-то не причесана. Форменная растрепа. Старичок же работал виртуозно. Сразу видно — мастер! Он вертелся вокруг кресла с клиентом, заглядывая в зеркало, напевал, гребешки и щетки порхали, ножницы щебетали в его руках. Словом, залюбуешься!

— Сяду обязательно к нему, — шепнул Дельфин.

— Лида, шампунь! — позвала парикмахерша.

— Лидуша! Подметай быстрее, что делается, я говорил — грязи не терплю! — не переставая суетиться, закричал старичок. — Что это делается, боже мой!

И он с новым рвением набросился на клиента.

Вошла Лида. В руке она держала мисочку с шампунем, в другой — щетку. Поставила шампунь на подзеркальник, проворно начала подметать.

— Лидуша, я говорила — розовый шампунь! — протянула мастерица. — Убери этот, давай розовый.

— Скорее, скорее! — торопил старичок. — Вот так, вот та-ак, сейчас мы височки сделаем, вы, конечно, носите короткие бачки? Скорее, скорее, Лидушка, душка, дорогушка…

Лида остервенело орудовала щеткой, она ухитрялась выметать волосяные сугробы чуть ли не из-под самых ног мастера, а тот весь был в движении, прямо-таки танцевал вокруг клиента.

— Хм, хм, — нарочно громко кашлянул я.

Тут Лида обернулась и увидела нас. Она смотрела, а щетка не переставала двигаться возле ног старичка.

— Лидушка, душка, дорогушка, — напевал юркий парикмахер, — сейчас мы вам…

Он нацелился на клиента своими ножницами, и тут Лидина швабра с размаху заехала между ступней парикмахера. Он подпрыгнул, но было уже поздно. Рывком Лида потянула щетку на себя, и парикмахер с грохотом обрушился на пол вместе со своими ножницами и гребешками.

— Что делается, что делается… — бормотал старичок, барахтаясь на полу.

Нам оставалось лишь немедленно бежать. Все это из-за нас получилось. И на улице мы принялись упрекать друг друга. Особенно выходил из себя Дельфин. В этот день мы едва не поссорились.

Здорово я тогда перетрусил: а вдруг из-за нас Карякина снова потеряет работу? Дельфин переживал не меньше моего. Конечно, получилось это все случайно; как говорится, «роковое стечение обстоятельств», но ведь виноваты-то все-таки мы! И особенно я: это ведь моя была идея заявиться в парикмахерскую. Успокоился я, лишь когда узнал от Юлии Михайловны, что Лида по-прежнему работает в парикмахерской, учится и все обстоит благополучно…

— Вот это для нее самое подходящее дело, — кротким голосом пела Юлия Михайловна, — волосы подметать. В жизни ведь все так: одному то, другому это. Ничего не поделаешь, каждому свое. Девочка она молодая, старательная, я так рада, что наша Лидуша наконец-то нашла свое место в жизни!

За такие слова мне ее просто убить хотелось. Ну не убить, так обругать крепко и обдуманно. Но придумать что-нибудь язвительное в тот момент я не смог, а потом сообразил, что ругаться с Юлией Михайловной — дело бесполезное. Ее этим не проймешь. Это все равно, что чугунную болванку за брюшко щекотать. Отрицательным эмоциям нет места в организме Юлии Михайловны, это уж точно. Послушает, да и спать заляжет, такого задаст храпака…

Лидку после того я долго не встречал, да, по правде сказать, и не очень-то стремился к этой встрече. Точнее, я даже избегал ее. Как ни говори, а все-таки неловко.

Кончилась первая четверть, за окнами полетел косой снег вперемешку с дождем, электричество стали включать раньше, и вечера как будто приблизились. Не успел из школы прийти, не успел пообедать — зажигай свет, вечер наступил. Утром в школу бежишь — вокруг сумерки, в домах там и тут вспыхивают окна, только по-особому, сыровато-свежему воздуху и поверишь, что это наступает день, а не ночь.

В такое-то вот смутное утро я и увидел Карякину — на работу спешила.

Я еще издали узнал ее старое зимнее пальто, и шапка та же, только в руке сумочка, как у взрослой. Рядом вышагивал Мишка. Ушанка — уши врасхлыст, портфель раздутый и обязательный мешок с кедами. Я догнал их, поздоровался.

— Здрасьте. — Лида кивнула. — Что это тебя не видать? Я уж думала — помер.

— Зачем помер? Уроков задают — во, по самую завязку, гулять-то не приходится.

— А как там Дельфин? В порядке?

— В полном… Я передам от тебя привет. Можно?

— Валяй.

Она вдруг фыркнула.

— А здорово вы тогда драпанули! Ой, не могу… Вскочили — и за дверь. Храбрецы! Чего удрали-то?

— Да так, знаешь, неловко как-то все вышло…

— Ну и ну! А явились зачем?

— В качестве клиентов, — признался я. — И тебя навестить.

— Клиенты! Ха-ха-ха!.. Ой, умора! Из-за вас мы все потом со смеху чуть не померли, хорошо, что старикан особенно не пострадал.

— Тебе из-за нас досталось, а? — осторожно спросил я.

— Было немного. А потом хохотали. Всем коллективом, так сказать.

У меня сразу на душе полегчало.

— А Дельфин, знаешь, тебе звонить боится. Думает, ругать начнешь.

Она перестала смеяться.

— Ну передай — пусть не тушуется.

В школе я рассказал об этой встрече Дельфину, привет от Карякиной тоже не забыл передать. Витька молча кивнул и, как всегда бывает, когда он смущается или обдумывает, что ответить, полез в свой портфель и стал в нем рыться. Но я-то видел, что Витька страшно рад. Еще бы, такой груз с души свалился! Да и скучает Дельфин по Лидке, это я давно заметил.

— Надо будет ее навестить. Или у меня собраться, — предложил я. — Лучше у меня.

— Это можно. — Дельфин, не поднимая носа от раскрытого портфеля, кивнул головой.

— Чудачка все-таки Лидка, — сказал я. — Все у нее не по-людски получается. Будто по ухабам скачет. Сплошные ухабы.

Дельфин защелкнул портфель, задвинул его в стол, усмехнулся.

— Не любишь ухабы? Гладенькая дорожка больше нравится?

— Нет, почему гладенькая? У каждого свои трудности, но какие-то нормальные, что ли… Скажем, наши ребята, весь наш класс. Люди как люди, кто учится лучше, кто хуже, ну бывают и провалы и срывы. С кем не случается. И ничего, двигаются потихоньку. А Лидка…

— Для некоторых эти самые ухабы просто не существуют, — перебил меня Дельфин. — Такие над ухабами плывут.

— Почему? — удивился я.

— Не замечают потому. Не хотят замечать. Плывут своей дорогой, и все тут. А есть там ухаб или нет, такому типу наплевать. Пускай хоть всю дорогу камнями завалят. Объедет — не заденет.

— Да ведь она как поступает? — загорячился я. — Себе во вред. Вспомни только, как с Цыбульником-то обошлась. Едва из школы не вылетела. А в учреждении? Нужный документ куда-то засунула. Ее же фактически выгнали! Все делает себе во вред!