Лидка повернулась и пошла. Я стоял у подъезда, смотрел, как она удаляется — долговязая, в своих потертых джинсах и черном свитере, бредет по асфальту мимо шеренги фонарных столбов, и синеватые отсветы поочередно ложатся ей на спину.

Дельфин сдержал слово: на другой же день съездил он к тетушке, и вскоре Карякину приняли на работу в зоопарк. Обязанности несложные: чистить клетки, подметать вольеры, помогать кормить животных. Зарплата — семьдесят рублей, для начала неплохо.

Недели через две мы с Дельфином зашли в зоопарк, как бы случайно. Мы долго шлялись по дорожкам, заглядывали в служебные помещения, Лидки нигде не было.

У клеток с леопардами я задержался.

Витька из всей живности больше всего любит птиц, с детства у него такая страсть. У него все подоконники усажены кормушками, за окнами настоящий птичий базар.

Я же предпочитаю семейство кошачьих. На разных там леопардов, рысей, пум и тигров готов смотреть часами. Вот где красота! Интересно, что все эти звери разные, отличаются и цветом, и ростом, и характером. Тигр весь какой-то тяжелый, глыбистый по сравнению с гибкой шелковой пантерой, а маленькие рыжие пумы и вообще кажутся игрушечными… Это ничего, нельзя просунуть руку и погладить зверя по мягкой шкуре, зато можно смотреть и вдумываться… Я долго стоял возле клетки с большим пятнистым леопардом. Он спал, свернувшись в точности как домашняя кошка; впрочем, скоро мне начало казаться, что леопард обратил на меня внимание. Во всяком случае, он приоткрыл острые треугольники-глаза, взглянул на меня пристально и снова зажмурился. И морда сразу стала казаться такой кроткой, домашний Вася, да и только.

Я любовался пятнистыми переливами шкуры, длинным гладким хвостом. Леопарда, видно, заинтриговало мое долгое стояние, он приподнял морду, лениво зевнул во всю пасть и как бы случайно взглянул на меня еще раз. Потом вытянулся и, задрав все четыре когтистые лапы, принялся перекатываться с боку на бок. Ну и картина! Он как бы приглашал меня участвовать в этой игре, а щелки-глаза подстерегающе поглядывали: тронь попробуй!

Интересно все же, что там про себя думает это пятнистое создание, а ведь все-таки думает же! В школьном учебнике одно объяснение всему: инстинкт. Ловко сказано! Название придумали такое: инстинкт, и крышка. Будто нарочно, чтобы не думать дальше. Почему зверь бежит куда-то?.. Инстинкт. А почему вот так крутится, лапами машет?.. Опять инстинкт. Сожрал кого-то? Инстинкт, ничего не поделаешь… А вдруг в данный момент этот леопард вовсе и не желает меня сжирать, вдруг у него что-то совсем иное на уме? Нет, тут еще думать и думать надо… Подошел Витька и толкнул меня в бок:

— Засмотрелся? Пошли. Она, оказывается, у копытных.

…За проволочной сеткой вольера паслись разные пони, зебры и прочий травоядный скот. В верблюжьем загоне двигалась щуплая фигурка в широченных брюках на подтяжках, в клетчатой рубахе. Я не сразу узнал Лидку. Волосы она запрятала под берет и совсем стала похожа на хилого мальчишку-подростка. Наклонялась, орудовала лопаткой и совком — подбирала с травы навоз. Тонконогий палевый верблюжонок ходил за ней по пятам.

— Здорово, Лид! — крикнул Дельфин.

Лидка распрямилась, вгляделась из-под руки.

— А-а! Вы? Привет!.. Порядок все навожу.

— А что этот тип за тобой ходит? Что ему надо?

Она обернулась, погладила верблюжонка по клокастой морде.

— Это любимец мой, Гришка. Вечно его обижают, заступаться приходится.

— Кто?

— Старшие. Вон особенно тот хулиган. — Лидка показала на темно-бурого приземистого верблюда. — То от кормушки оттеснит, то гонять начнет по вольеру. Беда с ним.

— Ну, ничего, ладно, — пробормотал Дельфин. — А как ты здесь вообще-то? Хорошо?

Лидка нахлобучила берет на ухо, подтянула свои чаплинские брючищи.

— Нормально. Работы, конечно, невпроворот. Вкалываю… Чищу, кормлю, восстанавливаю справедливость.

— И как они?

— Ничего, привыкают понемногу. Перевоспитываются.

Деловито подхватила ведерко и совок, отошла от решетки.

Потом мы увидели ее в другом загоне, среди мелких каких-то лошаденок, наверное, пони. Лидка нагнулась, чтобы подобрать навоз, и тут довольно крупный рыже-белый жеребчик подошел сбоку и звонко ударил ногой по ведерку. Ведро покатилось. Лидка заругалась, бросилась подбирать, а жеребчик все заходил сбоку, резво подбрасывая передние ноги, мотая башкой. Группа самок стояла невдалеке, с интересом наблюдая за действиями жеребчика, похоже, что конек из чистого бахвальства перед ними вытворял все эти шутки. Нагнулась Карякина, чтобы взять ведерко, а он подступил вплотную и толкнул Лидку башкой так, что бедняга едва не растянулась. Схватила метлу на длинном черенке, пригрозила баловнику. Но тот не отставал и, когда Лидка повернулась спиной и пошла, нахально увязался следом. Она прибавила шагу, жеребчик тоже. Досадливо махнула рукой, подхватила ведерко и совок, побежала к выходу… Жеребчик, видно, только этого и ждал: что есть мочи погнался за Лидкой. Она оглянулась и не на шутку запаниковала. Во всяком случае, бросив совок, метелку и вообще все свои орудия производства, пустилась бежать опрометью… Выскочить все же не успела, жеребчик прогнал ее мимо калитки. Лидка мчалась по кругу, придерживая обеими руками брюки, а коняшка преследовал ее, набирая скорость. Бег его был целеустремлен и плавен, как у иноходца… Такое увидишь разве что в старых, начала века, фильмах. Но мы забеспокоились. В самом деле, а вдруг лошачок-то кусается? Да и остальные лошадки подозрительно оживились, вышли из своего угла, заинтересованно поворачивали морды вслед этой карусели: Лида — коняшка Лида — коняшка — Лида…

Короче говоря, Витька не выдержал и полез через решетку. Я за ним. Стоило только нам оказаться на зеленом поле вольера, сердитый жеребчик сразу же переключился на нас. Опасно приблизилось и остальное стадо. Удирать теперь пришлось нам, и мы довольно успешно пробежали два круга, пока Лидка, подобрав разбросанные вещи, не отперла калитку. Мы выскочили. Ну и ругала же она нас!

— Куда полезли! Запрещено беспокоить животных, не положено! Хорошо еще начальства поблизости не было, а то бы… И с какой стати вы сюда заявились? А ну марш отсюда!

И это вместо благодарности за спасение. Разобиженные, мы удалились. И тут-то, когда ворота зоопарка остались далеко позади, мы насмеялись вдоволь. Смеялись даже в трамвае, повергая в недоумение пассажиров, хохотали и никак не могли остановиться. Старикан, сидевший на «месте для детей и инвалидов», долго терпел эти наши приступы, наконец укоризненно покачал головой и обратился к пассажирам:

— Вот! Посмотрите на них.

И все действительно на нас посмотрели.

После, стоило нам только вспомнить, как Карякина «восстанавливала справедливость» среди зверей, мы снова начинали хохотать. Что поделаешь, уж больно смешно у нее это получалось.

…На другой день получили мы с мамой письмо от отца. Приехать в скором времени он не мог и поэтому звал нас погостить к себе на Урал. Мама взяла отпуск, собрались и поехали… Вернулись мы на исходе августа. Уже запахло началом школьных занятий: писчебумажные магазины гудят от ребятни, я даже испугался, что не успею купить тетради, атлас по истории и запас стержней для шариковой ручки. Около нашего подъезда намело целые сугробы желтых листьев, и это удивляло меня: уезжал-то я в самом начале лета, на березах тогда была изумрудная зелень… Словно и лета не было, хотя я очень здорово провел его вместе с отцом на Урале. Странно это получилось — погостил где-то на Урале, а вернулся домой и тихо ахнул: в чем дело, почему сразу осень? Ведь была же весна! Чувство потери. Вот ведь как бывает…

Конечно, первым делом побежал я навестить Дельфина. Не терпелось узнать, как он там, побывал ли в Крыму, на море, как собирался, или родители упекли его в деревню к родным? И вообще хотелось поговорить. Я бегом спускался с лестницы и едва не налетел на Мишку — пацан тащил продовольственную сумку, тяжелую, видно было, что еле доволок.