Засаду на генерала Усуи устроили в большом складе при железной дороге, мимо которого должен был пройти генерал, сойдя с поезда. Он ехал с инспекцией по Маньчжурии, проверяя расквартированные тут части Квантунской армии и собственные вооружённые силы Маньчжоу-го. А уж тут, в Харбине, он должен был работать особенно тщательно, ведь это же практически приграничная зона с СССР. Так что без сильного конвоя генерал Усуи никуда не отправится, а ждать этот самый конвой будет на вокзале со своим личным отрядом, вроде телохранителей.

Ворота склада, к которым практически вплотную подогнали вагон генерала, вроде как по ошибке, распахнулись, и из него выскочили бойцы Бо Цзыю, на бегу стреляя из ревнаганов и Арисаки, со зверскими рожами размахивая холодным оружием. Я же зажал в левой руке коробочку с хризантемой на крышке, и нырнул за самую большую гору ящиков.

Самого боя я, конечно же, не видел, но вполне мог распознать, что именно происходит по звукам. Разрозненные выстрелы китайских партизан сменились сухим треском винтовок — солдаты генерала Усуи давали практически слитные залпы, как в XIX веке. В считанные секунды пули выкосили китайских партизан, а когда склад наполнился отрывистой японской речью и размеренным топотом сапог, я решил, что пора выходить.

Стоило мне только выглянуть из-за ящиков, как тут же в грудь мне уставились штыки японских винтовок. Наверное, только вскинутые над головой руки и ТТ, который я держал ручкой вперёд, спасли мне жизнь.

— Стой! — рявкнул парень с сержантскими погонами, старший по званию среди вошедших на склад солдат. — Не шевелись! Кто такой?!

— Русский офицер, — отвечал я на том ломанном японском, каким владел, — мне надо видеть дайсё Усуи.

— Зачем? — в той же короткой манере спросил сержант, делая знак головой одному из своих солдат, и тот забрал у меня ТТ.

— У меня к нему дело, — выдавил я фразу, которую с трудом удавалось построить нормально, когда в грудь уставились остро отточенные лезвия штыков и чёрные дула винтовок.

— Что тут такое? — за спинами солдат возник офицер. — Почему остановились?

— Вот русский, тюи, — доложил, не оборачиваясь и не опуская винтовки, сержант, — говорит у него дело к дайсё. Оружие сдал сам.

— Пристрелите его, — отмахнулся офицер, отворачиваясь.

— Не делайте этого, чу-и! — выкрикнул я. — У меня дело к дайсё Усуи! Я должен видеть его!

— Какое ещё дело? — скучным голосом произнёс офицер.

— Прикажите своим солдатам не стрелять, — сказал я. — При мне нет никакого оружия, ни бомбы.

— Опустите винтовки, — кивнул офицер, оборачиваясь-таки ко мне. — Но если что, будьте готовы по первому сигналу пристрелить его.

— Хай! — рявкнул сержант, опуская винтовку, но не сводя с меня подозрительного взгляда. Его солдаты поступили так же.

Я вынул из кармана коробочку с золотой хризантемой на крышке и протянул её офицеру. Тот отодвинул плечом сержанта и внимательно вгляделся в неё, только после этого взял в руки, взвесил в ладони и открыл. Ещё дольше смотрел офицер на содержимое коробочки, а после с хлопком закрыл и махнул рукой солдатам — кончайте. Но я среагировал быстрей. Первым вывел из боя сержанта, озвучившего команду гортанным выкриком «удэ!» или «утэ!». Ударом ноги выбил из его рук винтовку и, как учили в классе английского бокса, впечатал кулак в скулу сержанта, отправив его в глубокий нокаут. Следом дошла очередь и до неосмотрительно отвернувшего офицера. Он не успел даже коробочку с орденом в карман спрятать, когда я настиг его мой удар, пришедшийся точно в основание черепа. Фуражка слетела с головы молодого офицера, и он ткнулся носом в пол склада. Солдаты же, лишённые командования, затоптались на месте, толком не получив никаких приказов, не знали, что делать. Инициативу взял на себя солдат с тремя жёлтыми звёздами на погонах. Он вскинул винтовку, но я снова опередил его, схватил оружие за ствол и вырвал из рук. Некоторых усилий стоило мне не перехватить винтовку и не ткнуть противника штыком в ответ, как учили уже в Красной армии. Но я справился с собой и только толкнул, даже не ударил, солдата со звёздами на погоне в грудь. Тот споткнулся и рухнул куда-то на ящики. Тут на меня ринулись и остальные. Я отскочил назад, закрываясь отобранной винтовкой, судорожно вспоминая приёмы борьбы дзюдо, ставшей весьма популярной в Красной армии благодаря Василию Сергеевичу Ощепкову. Не сказал бы, что овладел ею в совершенстве, однако кое-что всё же воспринял и теперь пытался применить на практике. Однако колоть меня штыками никто не собирался. Солдаты вскинули винтовки, щёлкнули затворами, я вскинул свою, закрываясь насколько возможно, и понимая, что это меня не спасёт.

— Что тут творится?! — опередил залп громкий командный голос.

Солдаты замерли, держа ладони на затворах, пришедший в себя офицер начал подниматься, хоть его и основательно штормило. Я подхватил его под локоть, как бы помогая встать, на самом же деле вынув из кармана мою коробочку. Офицер дёрнулся, да поздно было. Я уже шагнул к подтянутому военному с генеральскими погонами и протянул ему коробочку. Он только что вошёл на склад, не слишком понимая, что происходит внутри него, а тут я со своей коробочкой. Однако генерал всё же взял её из моих рук, машинальным движением открыл, да так и замер на несколько секунд.

— Так вы Пантелеймон Руднев? — поинтересовался он, хотя я на самом деле не сразу разобрал свои имя с фамилией — сложноваты они для японского языка. — Честно сказать, не ожидал вас встретить при таких обстоятельствах.

— При иных, Усуи-доно, — усмехнулся я, — мне к вам было не прорваться.

— Сёи, — обратился генерал к побитому мной офицеру, — этот человек со мной. Проводите его в мой вагон, предоставьте мой душ, чистое бельё и накормите.

— Хай, Усуи-дайсё-доно, — вытянулся (при этом несколько комично покачнувшись) молодой офицер, и тут же спустил приказ ниже по цепочке: — Гунсо[7], займитесь русским.

Сержант, злобновато косившийся на меня, вместе с солдатами проводили меня в шикарный вагон генерала, более похожий на громадный салон на колёсах. Здесь была даже небольшая комната с традиционной японской бочкой, полной горячей воды, куда меня и проводили первым делом. Отмыться после этих долгих дней, проведённых чёрт знает где, было просто райским наслаждением. Я долго тёрся мочалкой, употребил, наверное, недельную порцию мыла, а то и больше. Ещё большей радостью было обнаружить в крошечном предбаннике чистое бельё, и наскоро очищенную форму. Быстро одевшись, я вышёл в салон, где меня ждал стюард в форме без погон и знаков различия. Осведомившись, не проголодался ли я, и получив утвердительный ответ, он сказал, что надо подождать несколько минут, и вышел. За его фальшивой услужливостью сквозили ненависть и презрение. Плевать, лишь бы стрихнину не подсыпал в еду, а то ведь я его вкуса и почувствую сейчас — настолько сильно проголодался.

В середине моего завтрака — или уже обеда — пришёл генерал Усуи. Он кивнул мне, пожелал мне приятного аппетита и уселся поодаль от стола. Я быстро доел всё, что выставил передо мной стюард и поблагодарил его. Торопливо вымыв руки, я вышел обратно в салон к генералу Усуи.

— Ваш японский просто ужасен, — сказал первым делом генерал, — равно как и мой русский. Вы какими ещё языками владеете, Руднев-доно?

— Хорошо немецким и несколько хуже английским и французским, — ответил я.

— Отлично, — продолжил Усуи уже по-немецки. — Ответьте мне, товарищ Руднев, каким образом вы сумели проникнуть в ту банду, которая готовила покушение на меня.

— Перед моим побегом с территории КВЖД, — сказал я в ответ, — мне преданные нашему делу товарищи из армейской разведки выдали несколько наводок на так называемых «красных партизан Маньчжурии», вроде того же товарища Бо Цзыю. А именно на него я решил выйти потому, что его правая рука некто господин Цянь — агент Коминтерна. Его, конечно, подозревали ещё и в связи с гоминьданом, но и те и другие борются против, пардон, вас. Я наплёл ему, что прислан в Харбин именно с целью убить вас во время инспекции. Поговорив, мы с ним разработали план покушения, и Цянь взял на себя труд вложить в голову товарищу Бо идею использовать молодого офицера, который явится к нему в поисках работы, для этого дела.