Девушка бросила короткий взгляд на мой пах и скорчила рожицу:

— Так что было потом? Ты сразу стал Ловцом Душ? Ты воевал в легионах? Что кстати это такое?

— Сколько вопросов, — протянул я раздвинув губы в усмешке. — Нет, я как и все грешники начинал с самых низов. Хозяин — а именно так называли настоящих дьяволов, наделил мою скорченную душу плотью. Я стал бесом — самым слабым и многочисленной в легионе единицей… А поскольку легионы почти никогда не простаивают без дела то сразу был втянут в одну заваруху. Я не знаю как называется тот мир, но моя первая кампания закончилась провалом.

— Расскажи поподробней. А еще лучше покажи.

— Ну хорошо, смотри, только не кривись от омерзения.

В который раз закрыл глаза, но сейчас представил все так подробно, будто был там прямо сейчас… Кассия должна быть в восторге.

Конечно, потом я узнал, что это был не полный легион, а лишь одно крыло, но тогда казалось, будто нас бесконечное множество.

Скрюченное, горбатое, опирающееся на четыре конечности краснокожее существо находилось в строю посреди тысяч таких же. Омерзительные близнецы нетерпеливо хрипели и подвывали, рвались в бой, каждый хотел окунуться в теплую кровь, вонзить кривые зубы в горло беззащитных людей, и ждал только затянувшегося приказа хозяина. Время от времени над ковром красных существ в ярости взметались поблескивающие кривые, наподобие бумеранга, ножи — каждый бес был вооружен обычным человеческим оружием. Приходилось все время держать рукоять в правой руке, это сильно мешало при беге, но зато облегчало бой с противником. Такие ножи хорошо кидать в лицо врага перед прыжком, ими хорошо перерезать горло людям, или вонзать в щель лат — встреться кто-то, кто может оказать сопротивление.

Сторонний наблюдатель усомнился бы в принадлежности солдат дьяволов к миру живых: такие существа просто не могли жить — но и мертвыми они не являлись. Грудь-колесо каждого беса регулярно вздымалась и опускалась, заставляя воздух проходить через подобие носа на уродливом лице; короткие ноги, которые лучше назвать задними конечностями, и передние лапы с обезьяньими пальцами время от времени подрагивали и неестественно дергались, словно дрянное тело было создано настолько плохо, что даже волокна мышц все время оспаривали друг у друга принадлежащее им место. Сама же грубая шкура казалось, была содрана с какого-то несчастного человека и одета бесами наизнанку.

Приказ об атаке все не поступал, и, глядя издалека на такую лакомую и пока еще живую добычу, бесы ярились с каждой секундой сильней. За огромным, почти до самого неба, частоколом стояли люди со страхом смотрящие вниз, на простирающийся до горизонта кроваво-красный ковер легион ада.

Странные это были люди. Если это крестьяне, то почему не убегают и не прячутся в погреба и подвалы? Если воины — то где их мечи, топоры или автоматы? Их руки венчают стальные кастеты с несколькими шипами, а на поджарые тела надета обычная кожаная броня. Если это у них такое оружие, то они совсем глупы. Кто способен противостоять бесу на короткой дистанции?! Ух-ррр, как хочется растерзать этих глупцов, вспороть животы чтобы посмотреть как вырвутся на волю кишки, как будут хрипеть и извиваться в агонии их тела… Отведать бы сочного мясца… О-о-о-у, черт, о чем я думаю?! Только вчера я еще горел в аду, да и когда-то сам был одним из людей, так почему так жду возможности их порвать, словно это они виноваты во всех моих бедах?

Мысли текут вяло и где-то за гранью сознания. Я продолжаю яриться, подпрыгивать на месте, взмахивать над головой ножом, словно все эти мысли и воспоминания не мои, а принадлежат кому-то другому. Хотя и здесь обвинять некого — и поведение тела и генерация подобных мыслей всего лишь защитная реакция. Если прекращу мыслить и давать оценку своему поведению, то очень скоро потеряю остатки человечности, сойду с ума и буду обычным диким зверем в шкуре беса. Если напротив, начну усиленно думать и усиливать в душе человечность, то так же сойду с ума, но уже из-за конфликта между потребностями души и тела. Тело требует мяса, крови и главное наложение вето на ту часть мозга которая отвечает за самопознание. Тело не хочет чтобы разум понимал что оно на самом деле такое — умное, понимает, что мозг сбрендит окончательно. Постоянная боль в костях и мышцах при малейшем движении и в состоянии покоя не дает сосредотачиваться на себе, порождает агрессию, направленную вовне. Делать что угодно, мыслить о чем угодно, лишь бы хоть на секунду забыть о постоянной боли… Р-р-разорву всех!

В голове пронесся сумрачный ветер принесший с собой ужас и волнение. Приказ хозяев наконец-то поступил.

Легион ожил. Тысячи бесов разделились на колонны и лавиной двинулись в обход форта. Чтобы полностью окружить частокол много времени не понадобилось — вскоре прозвучал приказ на штурм. Радостно загалдев и захрипев, армия бесов бросилась на стены со всех сторон. Сверху сразу же полетели валуны и кипящая вода, но, видя это, я только криво усмехнулся. Что значить кипяток в сравнении с болью приходившейся испытывать бывшим грешникам в аду?

Река бесов накатилась на неимоверно высокие бревна и, мешая друг другу, со счастливым повизгиванием ринулась вверх. Вход шли ножи, зубы, когти — все, что могло зацепиться за твердую древесину и поднять вверх изогнутое тело. Это было не просто: мало того, что большинство все время срывались и падали сверху на других, так еще и защитники удумывали всякие пакости. Они хорошо орудовали тяжелыми и длинными оглоблями. Счастливчики проходящие всю эту толкучку внизу, не сорвавшиеся и не сорванные другими бесами, в самом конце, почти добравшись до срубов частокола, получали тяжелым бревном по холке.

И надо признать, многие летевшие вниз после такого удара не ограничивались сотрясениями и гематомами, они не вставали после падения — их черепа были сплющены так, что казалось, будто они сунули головы под заводской пресс.

Но я не обращал на такие мелочи внимания. Какая мне разница, что делается вокруг, если вожделенная добыча совсем рядом. Еще чуть-чуть и можно рвать и кусать. Мои когти скребли дерево, нож искал щели оставленные моими предшественниками, я обходил толкучки и старался не стоять под взбирающимися выше. Довольный собой и регулярно поминутно оглашая окрест счастливым визгом, я вышел почти на верхушку Олимпа и вдруг понял, что настала моя очередь получать плюху. Тяжелые по виду оглобли, которыми так споро махали люди наверху, то и дело мелькали над самой моей макушкой. Хуже всего, что остаться на месте я тоже не мог, вот-вот снизу начнут подпирать. И извернувшись, я прыгнул на пролетающее мимо бревно и попытался лезть по нему вперед.

Замелькала круговерть. Воин, который держал эту оглоблю, даже не подумал с ней расстаться и честно на протяжении долгих минут пытался встряхнуть меня с нее. Сначала перед глазами стояла круговерть, он махал бревном на котором сидел я с такой резвостью и отчаянием, что меня, несмотря на мое дьявольское тело и полное отсутствие в желудке чего бы то ни было, чуть не стошнило. Доперев, что его потуги не оканчиваются желаемым, он стал стучать поленом по кромке частокола до тех пор пока бревно не треснуло в поперечнике и не полетело вместе сцепившимся в него бесом вниз.

Удар об землю чуть не вышиб из меня дух. И наверно вышиб бы, не приземлись бревно на что-то мягкое — точнее на пяток бесов стоящих под частоколом. Опасаясь быть растоптанным своими же, не обращая внимания на боль и хруст в переломанной ключице, или что там вместо нее, поднялся и злобно уставился наверх. И вот тут, пожалуй, впервые проявила себя человеческая черта. Я непритворно удивился.

Чуть склонившись над частоколом, стоял человек в красном капюшоне и рассматривал армию бесов как каких-то диковинных букашек. А потом из его вытянутых рук сорвался огненный шар. Фаербол очень быстро полетел вниз и добравшись до самой гущи моих соратников взорвался так, что заложило мои треугольные уши. Те, кто был в эпицентре поджарился мгновенно, бесы по краям выжили, но обгорели так, что смотреть на них без содрогания не смог даже я. А человек все не останавливался, избирательно пускал новые шары, стараясь чтоб каждый из них захватил побольше врагов.