***
Прошло ещё несколько дней. Ожидание начало нервировать. Беспокойство Эйлин возросло до предела, когда однажды утром её разбудил гулкий удар колокола, прозвучавший, казалось, прямо над головой. Через несколько минут в комнату вбежала запыхавшаяся Райна и с порога воскликнула:
– Радуйтесь, госпожа, вы невеста!
– Радуюсь, – буркнула Эйлин и отвернулась к стене. Действительно, радости мало. Теперь она должна решить: согласна ли стать баронессой Стиллвелл или предпочтёт обагрить своей кровью плиты двора?
Днём, когда Эйлин и Райна сидели за столом и складывали мозаику из разноцветных полированных кусочков дерева, на лестнице послышались шаги, и из проёма показался мужчина, одетый в длинный бархатный плащ, скрывающий фигуру. Голову его покрывал чёрный кожаный шлём, украшенный хвостом лэя – отличительная особенность горных баронов. В отличие от простых дружинников, на шлёме красовался узкий серебряный обруч с крупными зубцами – знак его статуса. Лицо мужчины скрывало серебряное забрало с узкими щелями для глаз и рта.
Увидев вошедшего, Райна тут же пала ниц, а Эйлин окинула любопытным внимательным взглядом. Она по-всякому представляла встречу с бароном Стиллвеллом, но не думала, что он продолжит скрывать лицо. Неужели его лик так ужасен, что он боится показать его невесте, чтобы преждевременно не оттолкнуть от себя? Может, он некрасив, стар или лицо изуродовано шрамами? Эйлин как-то спросила Райну, как выглядит господин, но та ответила, что ей запрещено отвечать на подобные вопросы.
Барон подал знак затянутой в перчатку рукой, и рабыня выскользнула из комнаты. Мужчина, молча, смотрел на девушку, Эйлин, так же молча, взирала на него. За прорезями маски темнели серые глаза. Их взгляд показался девушке смутно знакомым. Когда барон заговорил, она стразу узнала мужественный голос предводителя похитителей. Значит, это его руки всё время опекали её, и его тонкий благоухающий платок вытирал пот и кровь с её лица! Конечно, можно было догадаться: горные бароны обязаны лично похищать невест. Да и кто ещё мог иметь столь изысканную и непригодную в солдатской жизни вещь?
– Добрый день, сударыня, – произнёс мужчина. – Я Эльдоран Стиллвелл, горный барон, украл вас по обычаям предков, и объявляю своей невестой. Вы можете согласиться стать моей супругой немедленно или взять время на обдумывание. Вы можете отказаться от предлагаемой мной чести и смыть позор отказа собственной кровью.
Эйлин встала и прошлась по комнате. Глаза барона неотступно следовали за ней. Остановившись возле окна, девушка повернулась к «жениху», заложив руки за спину, чтобы тот не заметил, как дрожат её пальцы, и спросила:
– Скажите, сударь, почему вы так долго ждали, чтобы ударить в колокол? Вы колебались? Не могли решить, что лучше: взять меня в жёны или отправить в гарем?
– Отнюдь, – ответил барон. – Я ехал за вами, как за невестой, вёз вас, как невесту, привёл в эту башню, как невесту… Но после удара колокола пойдёт срок, в течении которого вы обязаны сделать выбор, а я хотел дать вам дополнительное время для размышления и смирения.
Эйлин усмехнулась.
– Ваше благородство и доброта не знают границ… Вы напомнили мне одного знакомого…
Показалось или, в самом деле, глаза барона чуть сузились, а руки в перчатках сжались в кулаки? Но голос прозвучал ровно, когда он вновь заговорил:
– Я жду ответа, сударыня.
– Ах, да… Согласна ли я стать вашей женой?
– Да.
– И вас не смутит, даже если я скажу, что люблю другого мужчину?
Кулаки барона сжались чуть сильнее.
– Вы всегда можете отказаться от моего предложения.
– И умереть?
– Таковы правила.
Эйлин помолчала.
– Вы сказали, что ехали за мной, как за невестой… Откуда вы меня знаете?
– Я вас видел.
– Когда? Где?
Барон не ответил.
– Значит, вы согласны жениться на мне в любом случае?
– Если вы дадите согласие.
– Даже, невзирая на то, что я не девственница?
– Мы об этом никому не скажем… – в голосе мужчины прозвучала плохо скрытая ирония.
Эйлин посмотрела в окно и вновь повернулась к мужчине.
– Сколько у меня времени на размышления?
– Не больше двух месяцев.
– Очень большой срок… Но я им не воспользуюсь, если вы покажете своё лицо.
– Моё лицо вы увидите только после свадебных торжеств.
– Неужели оно так уродливо, что вы боитесь немедленного отказа?
Барон помолчал некоторое время, словно не зная, что ответить, затем сухо произнёс:
– Думайте, что хотите, сударыня. Но лицо моё вы увидите только на брачном ложе. А до тех пор оно будет скрыто от вас.
– Ладно… – согласилась девушка.
– И не пытайтесь расспрашивать обо мне своих рабынь – им приказано молчать. Если хоть одна, нарочно или нечаянно, сболтнёт лишнее слово – ей вырвут язык. Так что, если вам жалко этих девушек, не доводите их до греха… Итак, сударыня, каков же ваш ответ?
– Я возьму на обдумывание десять дней.
– Вы уверены, сударыня? Я уже говорил, что у вас есть два месяца…
– Мне достаточно десяти дней.
– Хорошо, я приду за ответом через десять дней.
Барон повернулся и вышел, только плащ тихо зашуршал по каменным ступенькам.
Через несколько минут после его ухода в комнату поднялась Райна. Её глаза сверкали любопытством.
– Ну, что, госпожа?
– Я взяла на раздумье десять дней.
– Почему так мало? Вы могли взять два месяца.
– Зачем тянуть? За сорок дней я сойду с ума в этих четырёх стенах.
– А… Вы уже всё решили? – хитро прищурилась служанка. – Вы уже всё решили, а время взяли для приличия?
Эйлин улыбнулась.
– Скажите, госпожа! – взмолилась рабыня. – Вы ведь станете нашей госпожой? Станете баронессой Стиллвелл?
– Скажи мне, Райна, барон всё время прячет от людей лицо?
– Нет, что вы! Только от… вас… – Райна замолчала и испуганно покосилась на вход.
– Он молод или стар? Сколько ему лет?
– Нам запрещено рассказывать о господине… – жалобно заскулила прислужница. – Прошу вас, госпожа, не спрашивайте меня… Мне вырвут язык, если я скажу хоть слово…
– Кто будет знать? Здесь только ты и я.
– Стены имеют уши… Умоляю вас, госпожа, давайте поговорим о чём-нибудь другом… Хотите, я вам расскажу, как один стражник спьяну принял собаку за горного волка и полдня гонялся за ней по замку, пытаясь убить? Это очень смешная история…
Эйлин поняла, что не добьётся от Райны ответа, и оставила в покое.
3
Срок пошёл. Ничто не изменилось в жизни девушки. Она всё так же сладко спала, вкусно ела, наслаждалась горячей ванной и приятным массажем, играла или болтала со служанками, смотрела в окно или мерила шагами золотую клетку. Но, казалось, время ускорило свой бег. Дни начали проходить быстрее, солнце проносилось по небу, как бегущий от волка олень. Вот только что было утро, Райна принесла завтрак, как наступал вечер, и рабыня зажигала свечи. Чем ближе подходил назначенный ей самой день, тем угрюмее становилась Эйлин. Её уже не интересовали бесконечные истории Райны и не радовали удобства узилища. Она могла просидеть несколько часов, обхватив колени руками, бездумна глядя в пространство. Эйлин совсем не хотелось становиться женой барона Стиллвелла, как и чьё-либо женой вообще, но она не видела иного выхода из сложившейся ситуации. Смерть тоже не выход. Если бы своей гибелью она могла что-то изменить или кому-то помочь, или кого-то спасти, тогда смерть была бы оправдана и зачтена в будущей жизни. Смерти, как таковой, девушка не боялась, свято веря, что после разрушения нынешнего тела, её бессмертная душа переселится в новое, возродится в другом человеке и снова пройдёт жизненный путь. А так как она не нарушала правил и законов, предписанных верой, то могла рассчитывать на более счастливое будущее, чем нынешняя жизнь. Но умереть бесцельно и по собственному желанию претило её натуре.
И вот наступил тот день, когда на лестнице вновь прозвучали шаги барона, и он вошёл в комнату пленницы. Но теперь он был не один. Его сопровождали двое воинов. Один держал в руках верёвку, которой должен был связать девушку в случае отказа, чтобы затем сбросить её с крыши башни, а другой – роскошный наряд, который носила официальная невеста горного барона. Стиллвелл снова скрывал лицо, но у его людей лица были открыты. Их взгляды с любопытством и восхищением устремились на девушку, ведь, одетая в изысканное платье, с красивой причёской, украшенная и умело подкрашенная, Эйлин выглядела настоящей красавицей. Эйлин этого не знала и не осознавала, ведь в комнате не было зеркала, чтобы она могла увидеть своё отражение.