Вспомнив о Вигиной поклаже, юнга вдруг обозлился.

— Эй, «Пржевальский»! У тебя топор далеко? Вместо акул бил бы этих гадов по черепам!

— Не их, а тебя бы надо по тупому черепу, — поднимая воротник курточки и натягивая до самых глаз фуражку,— отрезал Витя.— И чем только ты думал, когда заставил меня оставить все вещи в поселке?

Витина вспышка была так неожиданна и не свойственна этому вежливому тихому мальчику, что юнга только удивленно вскинул брови.

Но Вите не захотелось ничего объяснять.

Чем злее были комариные укусы, тем больше росло у ребят обоюдное раздражение. Все ускоряя ход, они шагали молча, стараясь не глядеть друг на друга. Ни тому, ни другому не хотелось лишний раз открыть рот, разжать туго сомкнутые губы.

«Действительно, с чего это матрос с ушедшего корабля взял на себя право постоянно командовать, все решать за обоих, — думает Витя. — Был бы сейчас Светкин флаг, — разорвали бы его пополам, обвязали головы, и никакие комары не страшны».

Витя сопит. Из последних сил он старается не отстать от уходящего вперед юнги.

«Этот еще «путешественник» тянется, как недоваренная каракатица, не понимает, что на быстром ходу легче отбиваться от проклятого комарья», — думает юнга, стараясь не замечать, как ленинградец, спотыкаясь на каждом шагу, с трудом тащится по бурелому в почтарских, не по ноге сапогах.

Стало жарко. Ребята обливаются потом. Но о том, чтобы сделать остановку и хоть чуточку отдохнуть, нечего и думать — сожрут с косточками. Можно, правда, костер развести, дымом отогнать этих подлых кровопийц, но дым может привлечь внимание «волков». Встречаться же с ними ни у Вити, ни у Коли нет ни малейшего желания. Еще неизвестно, что хуже — комары или «волки».

Витя совершенно отчетливо представил себе освещенное пламенем костра хищное крючковатое лицо одного и пустоглазое, тестоподобное лицо другого. Эти не остановятся ни перед чем, не пощадят никого, кто вздумает им помешать.

Лесная полоса оборвалась внезапно, как в кинокадре. Оглянувшись вокруг, Витя увидел, что он стоит на лесной опушке, а юнга уже шагает куда-то вниз по желтому песку среди хаотического нагромождения бесформенных каменных глыб.

— Русло! — радостно крикнул Витя. — Коля, это же сухое русло!

Юнга не оглянулся на Витин крик, но остановился, словно для того, чтобы осмотреть выросшую перед ним скалу.

— Вот здорово, что мы сразу нашли сухое русло! Считай теперь, что полдела сделано,—весело повторял Витя, быстро спускаясь к товарищу.

Из каменной долины на ребят пахнуло влажным жаром. Стало труднее дышать. Но чем жарче становился воздух, тем больше редели комариные стаи.

Коля двинулся навстречу приближающемуся дружку. «И как он мог не оказать помощи товарищу, топающему в этих сапожищах? Не взять его на буксир? Гляди, ленинградец еще и ноги натер, а шагать им, наверно, еще не одну милю».

Коля подал Вите руку и, ухватившись за выступ на скале, хотел помочь ему подняться на каменную площадку. Вдруг острая, как от укола тысячи раскаленных иголок, боль пронизала Колину ладонь, прижатую к камню. Громко вскрикнув, юнга отпустил Витину руку.

Потеряв точку опоры, ленинградец тяжело плюхнулся на песок. Витя не ударился. Ему не было даже больно, но горькое чувство обиды мешало подняться. Так спешить, чтобы быть рядом с другом, так доверчиво воспользоваться рукой помощи, протянутой другом, и стать жертвой дурацкой шутки! Небось стоит над распростертым дружком и ржет, как лошадь. Витя быстро вскочил на ноги, готовый изложить все, что он думает, но обидные слова застыли в горле. Юнга стоял, прислонившись спиной к скале, уставившись на собственную ладонь, и в глазах у него Витя прочел трагическую обреченность.

— Коля, что с тобой? — бросился Витя к юнге.

— Витька! — замогильным голосом сказал юнга. — Кажется, это конец. Меня ужалила змея.

— Где?.. Покажи скорей! Надо высосать яд! — закричал Витя, схватив безжизненно повисшую руку юнги. — Скорей покажи, в каком месте?

— В ладонь, — мрачно, уже чувствуя себя жильцом потустороннего мира, ответил юнга.

Опустившись на колени, Витя осмотрел Колину ладонь. В самом деле, в центре ладони явно обозначилось красное, как от ожога крутым кипятком, пятно. Витя прижался губами к пятну, пытаясь высосать смертоносный яд. Где-то в подсознании мелькнула мысль, что если во рту есть хоть малейшая царапина, он первый погибнет от яда. И немедленно от этой мысли жгучий стыд окрасил его щеки. Разве можно думать о своей жизни, когда от тебя сейчас зависит спасти жизнь товарища?

— Если я умру, — снова грустно заговорил юнга, — скажи Сергею Ивановичу и отцу, что я до последнего часа оставался матросом, хотя не успел сдать экзамен. Ты прости меня, что я не помог тебе, когда нас грызли комары. Будешь возвращаться обратно к Лехе, одень мои ботинки.

— Да перестань ты говорить глупости! — сплевывая соленую слюну с горьким змеиным ядом, прикрикнул на друга Витя. «Нельзя поддаваться панике, главное — нужно поддержать в потерпевшем бодрость духа». — Сейчас высосу весь яд, все будет хорошо, через несколько дней ты сдашь экзамены на матроса второго класса, — уговаривал он юнгу, как уговаривают маленьких детей, не чувствуя, как из собственных глаз льются непрошеные крупные слезы. — А какая змея на вид? Ты ее хорошо рассмотрел?

— Нет. Она там прячется в расщелине, — показал на трещину в камне «умирающий».

— Стой! Ты говоришь, змея? — Витя медленно опустил Колину руку. Он машинально отметил, что на грязной ладони от его губ осталось большое светло-розовое пятно. — Я же читал у многих авторов, что на Камчатке змей нет. Нет змей!!! — заорал он. —Слышишь ты, бамбук. Нет змей на Камчатке! Не водятся здесь змеи!

— Ну, а кто же тогда, если не змея? — постепенно стал возвращаться к жизни юнга.

Витя склонился над расщелиной, на которую указал юнга, и тут же отпрянул. Из глубокой трещины тонкой струйкой выбивался острый пар.

— Вот твоя змея! — радостно захохотал Витя. — Мы просто попали в район гейзеров.

— Куда? — переспросил Коля. Не так это просто воскреснуть и вернуться с того света в добрый старый земной мир.

— Смотри! — показал Витя воронку, заполненную бурлящей водой позади каменного обелиска. — Это грифон. Я читал, их много на Камчатке. Температура воды в грифонах достигает ста градусов. Из грифона может бить фонтаном гейзер на высоту нескольких метров.

Юнга опасливо заглянул за камень. Еще недоставало свариться в этом кипящем фонтане! Но никакого фонтана не было. Просто кипит вода, как в котле.

— Интересно, а можно в ней, к примеру, сварить мясо? — спросил уже совсем весело Коля.

— Здесь, на западном побережье Камчатки, — увлекся ленинградец,— гейзеры почти не фонтанируют. Да и горячие источники тут пока что не используются. А вот на восточном, дядя Сергей рассказывал, там и санатории с целебными горячими водами, и электростанции на даровой энергии работают, уже не говоря об отоплении поселков. А какие там теплицы и оранжереи! Я читал, что в непосредственной близости от гейзеров цветоводы выводят орхидеи.

— Говоришь, орхидеи? — уважительно повторил понравившееся-ему слово юнга. — А куда эти самые орхидеи можно употреблять?

— Мама говорит, что это самый прекрасный цветок в мире,— сказал Витя. — Да что там цветы! Если правильно использовать тепло камчатских вулканов, то на всей Камчатке можно создать климат субтропиков. Будут расти апельсины и ананасы...

— Ну, ты наговоришь! — окончательно ожил юнга. — Ананасы — это не какие-то там орхидеи. Ананасы моряки часто привозят из Индии или Индонезии. В чем, в чем, а в ананасах юнга толк понимает. Признайся, что малость подзалил? — толкнул он дружка под бок «укушенной» рукой и тут же испуганно шарахнулся в сторону от камня. Вода в грифоне стала быстро подниматься.

— Берегись, сейчас забьет фонтан! — озорно крикнул Витя.

Но фонтана не последовало. Вода, наполнив воронку, просто полилась через край, образуя в ложбине кипящий ручеек. Над ручьем поднялись клубы пара, в котором нашли свою смерть последние комары.