«Всего лишь скрипач» (1837) — это, как уже упоминалось, еще одна версия возможной судьбы автора, и обстановка, в которой развивается действие, изобилует деталями и характерами, очень близкими к автобиографическим. Автор сохранил в книге свое имя Кристиан — так его звали дома, когда он был мальчиком. Отец героя — тоже ремесленник, но не башмачник, а портной, он тоже фантазер, но наделен более сильным характером, и до того как жениться на матери Кристиана, красавице Марии, побывал на войне. Как и реальный отец Андерсена, он тоже идет в армию за изрядную сумму денег, покидая ради нее жену и сына, хотя его решение отчасти продиктовано свойственным его натуре авантюризмом. Через некоторое время, получив известие о его смерти в бою, мать Кристиана снова выходит замуж.
Кристиан — ребенок особенный. Однажды, когда он залез на колокольню, колокола вдруг зазвонили, и он заболевает нервной болезнью. Избавиться от мучающих его судорог, как советуют сведущие люди, можно, переночевав на голой земле возле целебного источника. Мать с сыном так и поступают. Во время этого магического сеанса они знакомятся с близкой к помешательству девочкой-подростком Люцией, которая таким же чудодейственным образом полностью исцеляется от душевной болезни. Так в романе в первый раз заявляется мотив подсознательных сил, чаще всего действующих человеку во вред. В какой-то мере их еще контролировать можно, но иногда они способны полностью овладевать человеком и даже наделять его злой волей. Именно это происходит с крестным героя, по национальности норвежцем. Прошлое его почти неизвестно, привычки и образ мыслей очень своеобразны. Крестный убеждает мальчика в относительности правил морали и в наличии у каждого человека его второго «я», которое живет в нем по законам подсознательных инстинктов и чувств:
«Дикий зверь сидит в каждом, у одного это прожорливый волк, у другого змея, которая умеет ползать на брюхе и лизать пыль. Зверь внутри нас неистребим: все дело только в том, кто сильнее, — он или мы, а сила человека никогда не зависит от него самого… Я много читал, — продолжал крестный, — читал о чужеземных народах. На земле живет много племен, и все они разные. То, что мы считаем грехом, другие находят правильным. Дикарь съедает своего врага, и тамошний священник говорит ему: теперь ты попадешь на небо! У турка много жен, и его Бог обещает ему еще больше жен в раю. Генерал получает ордена и славу, воюя на службе у короля, хотя война, которую он ведет, несправедлива, в то время как кто-то другой, столь же умный и находчивый, становится вором. Все дело в обычаях, и кто сказал нам, что мы следуем лучшим правилам, если поступаем, как все? Кто знает, быть может, зверь внутри имеет больше прав, чем человек, исполняющий законы, которым его научили? Разве это не правда?»[153]
С подсознательными силами души, как утверждается в повествовании, связана и музыка, музыкальный талант. Крестный — искусный скрипач, он дарит мальчику скрипку и учит на ней играть — в жизни такое умение пригодится. В крайнем случае, оно всегда кусок хлеба на черный день.
После того как мать мальчика во второй раз выходит замуж, его положение в семье ухудшается: его скрипку продают деревенскому музыканту, а из книги, которую он читает, подрастающий сын отчима делает воздушного змея. От огорчения Кристиан уходит из дома и добирается до помещичьей усадьбы Глоруп (кстати, прекрасно знакомой Андерсену, здесь у графов Мольтке он провел в гостях не одну летнюю неделю); в парке усадьбы он встречает своего скрывающегося от правосудия крестного, который рассказывает ему страшную сказку об убийстве. Кристиан смутно догадывается, кто на самом деле убийца из рассказа крестного, но все равно доверяет ему и мирно засыпает возле него. И крестный оправдывает его доверие. Он не убивает мальчика: пусть тот познает жестокость жизни на собственном опыте! Наутро Кристиан видит его повесившимся на дереве.
Кристиан решил не возвращаться домой. Он уговаривает встретившихся ему Люцию и ее мать взять его с собой в соседний прибрежный городок, куда они идут, чтобы встретиться с дядей Люции шкипером Петером Виком, владельцем собственной шхуны. Петер Вик, жизнерадостный и наделенный чувством юмора толстячок, берет Кристиана к себе юнгой. Здесь, на шхуне, направляющейся в Копенгаген, герой встречается с пассажиром, коллежским советником, в котором угадываются черты Мейслинга. Вот звучащая из его уст краткая самохарактеристика:
«Корпишь, выискивая погрешности в стиле, просто зло берет, а представляешь сочинение на суд публики, так она же на тебя и накидывается, irritabile genus[154], как сказал Гораций о поэтах. Я пробовал свои силы во всех стихотворных формах: асклепиадической, алкейской и сапфической. Новейшие поэты упускают их из виду, и это не может не оскорбить воспитанный на классике вкус; я также поднял свой голос, я выступал против этого, возмущался и возмущал многих других; они бранили меня и писали на меня эпиграммы, но я в газетах читаю только то, что сам написал»[155].
Одновременно коллежский советник — на редкость многосторонний талант, хотя высказываемые им каждый раз суждения абсолютно некомпетентны, чем он сильно напоминает Андерсену его литературного врага Мольбека, писавшего на его книги отрицательные рецензии и раз за разом отвергавшего его водевили, представляемые для постановки в Королевском театре.
«Он [коллежский советник] остался наблюдать искусство кораблевождения: хотел написать о нем статью, ибо не было предмета, о котором бы он не писал — от навоза до характера Гамлета, — и во всем разбирался одинаково хорошо. Поэтому он надеялся, что правительство однажды обратит на него внимание и возьмет его на службу либо инспектором конных заводов, либо главным лоцманом, либо директором театра; в любой области его пригодность была очевидна»[156].
На этом высказывании нам придется оставить героя на шхуне, направляющейся в Копенгаген, чтобы ненадолго вернуться в самое начало романа.
Рядом с домом родителей Кристиана стоял особняк богатого старика-еврея, в котором он жил вместе со своей маленькой внучкой. Однажды мальчик раскопал кирпичи торфа в сарае, примыкавшем к соседской оранжерее, и увидел через дыру фантастический, чудесный сад, в котором росли лимоны, ананасы и клубника. И еще он увидел в оранжерее изящную и роскошно одетую маленькую девочку Наоми, которая, узнав его, пригласила пролезть через дыру в сад, где дети стали «играть в деньги», использовав в их качестве разноцветные лепестки цветов. Чтобы купить «деньги», маленький Кристиан отдал Наоми в залог — конечно же в переносном смысле — свои глаза и губы. Вскоре соседний дом дотла спалило пожаром. Уцелела только Наоми, которую вынес из огня случившийся неподалеку крестный Кристиана. Родители мальчика ненадолго приютили маленькую сиротку, а через несколько дней ее забрали у них неизвестные важные дамы и увезли с собой в роскошной карете.
А теперь снова обратимся к судьбе молодого юнги Петера Вика. Прибыв в Копенгаген, он с огромным интересом знакомится с датской столицей: ничего подобного ему в деревне видеть не доводилось. Увязавшись за матросами, он посещает, совершенно не подозревая о его предназначении, публичный дом. Здесь его ласково привечает хозяйка.
«Кристиан поцеловал даме руку и весьма наивно стал рассказывать о своем стремлении к музыке, о том, как плохо ему было дома и как получилось, что он оказался в людях.
— Да, мой хороший, — кивала дама. — Я и сама люблю музыку. Если бы ты хоть был девочкой!»
(Напомним, что последнее сказала Хансу Кристиану и его родная тетя, содержательница борделя, когда он впервые оказался в Копенгагене.)
«Она потащила его к открытому буфету, дала ему пунша и яблок, потом разразилась веселым смехом.
— Ты не иначе как гений или как там это называется, — сказала она.
Тут из соседней комнаты появились еще несколько благородных дам, одетых так же легко. Выслушав историю Кристиана, они почему-то смеялись и глупо на него таращились»[157].
153
Пер. С. С. Белокриницкой. Цит. по: Андерсен Х. К. Всего лишь скрипач. М., 2001. С. 80.
154
Раздражительное племя (лат.).
155
Там же. С. 110.
156
Критик Кристиан Мольбек, как сообщает о нем Андерсен в «Сказке моей жизни», назначенный одним из директоров Королевского театра, никогда до этого с театром дела не имел.
157
Там же. С. 121.