Скрипнуло кресло. Незнакомец достал из кармана пакетик конфет, развернул карамельку и сунул в рот.
– Островные мили, – стал объяснять мистер Смит, – отличаются от тех, к которым ты привык, впрочем, как и все другие измерения. Например, время. Завтра на самом деле не то, что ты себе представляешь. Это может означать следующую неделю или даже следующий год. Надо здесь пожить подольше, чтобы разобраться что к чему!
Мистер Смит говорил резко и зло. Может, у него и не такое уж хорошее настроение, подумала Утрата. А у нее, как назло, совсем живот подвело. Но, если он и не в духе, поди не рассердится, если она скажет, что проголодалась. Неслышно ступая босыми ногами, девочка приблизилась к столу.
– Ладно, – проговорил незнакомец, – сдается мне, тебе не на что жаловаться. Остров – прямо картинка. Горы, овечки. Общение с природой. Романтика. Просто красота!
– Вот сам бы и общался с природой, – огрызнулся мистер Смит. Незнакомец хмыкнул.
– Может, ты и прав. Я бы наверняка тут заскучал. Но ты-то неплохо устроился. – В его голосе послышались язвительные нотки. – Мне похуже пришлось. Вкалывай с девяти до пяти. И жди…
– Думаешь, здесь ждать легче? – мистер Смит наклонился и налил себе полный стакан виски. – Три года торчать в этой дыре? Порой казалось, я с ума сойду. Нечем заняться, не с кем словом переброситься – никого рядом, кроме невежественной старухи и…
Крик гостя заставил его замолчать.
– Боже, а это что такое?
Круглолицый, он был похож на жабу: широкий плоский рот и выпученные глаза, которые от удивления почти вылезли на лысину. Гость так смотрел на Утрату, что у нее мурашки пошли по коже. Девочка прошмыгнула мимо стола и юркнула за кресло мистера Смита. Тот протянул руку, вытащил ее и поставил перед собой. Его глаз не было видно за темными очками, но рот сердито искривился.
– Что ты тут шныряешь? Я ведь велел Анни…
– Она не виновата, – пролепетала Утрата. – Она мне запретила. Просто я проснулась и почувствовала, что голодна.
– Как давно ты тут? – прорычал Жаба. Он вскочил и стоял теперь у очага – коротышка на толстых ножках, вросших в землю, словно деревья. – Шпионишь? Вот я научу тебя шпионить!
Но мистер Смит вступился за девочку:
– Не кричи на ребенка.
– Выпороть ее надо как следует, – заявил Жаба. – Задать хорошую трепку. Если она за мной следила, я ее проучу. Подслушивать вздумала!
– Да у нее и в мыслях ничего плохого не было, – заверил мистер Смит. – И лишнего она не болтает.
Казалось, его слова убедили Жабу. Он посмотрел на мистера Смита, снова опустился на стул и вдруг как-то сник, будто шарик, из которого выпустили воздух. Гость достал красный шелковый платок из нагрудного кармана, обтер лысину и улыбнулся девочке. Получилась вялая, натянутая улыбка.
– Извини, – пробормотал он. – Я погорячился. Вечно теряю контроль, если меня застают врасплох.
Но улыбка Утрату не обманула: глаза незнакомца по-прежнему были холодные и злые. Словно догадавшись, что ему не удалось обвести девочку вокруг пальца, гость улыбнулся еще шире.
– Так ты не собиралась шпионить? Ты хорошая девочка, верно? Может, ты и секреты хранить умеешь, а?
– Говорю тебе: она умеет держать язык за зубами, – повторил мистер Смит.
Жаба посмотрел на него.
– Ты ничего не говорил о ребенке. Решил воспользоваться случаем, так?
– Ну, не совсем так, – возразил мистер Смит. – Во всяком случае, никогда нельзя упускать того, что плывет в руки. Ты-то своего не упустил, что скажешь?
Не сводя с него глаз, Жаба медленно кивнул.
– Твоя правда.
Он снова улыбнулся, на этот раз более естественно, и откинулся на спинку кресла.
– После такого сюрприза надо промочить горло, – заметил он, развернув еще одну карамельку, и отправил ее в рот. Мистер Смит налил ему виски.
– Передай-ка джентльмену стакан. Утрата, – сказал он. – И представься. Это мистер Джонс. Мистер Джонс, – повторил он еще раз и неожиданно улыбнулся, словно имя показалось ему смешным.
Утрата неуверенно исполнила то, что ей велели. Мистер Джонс одной рукой взял стакан, а другой схватил девочку за запястье и притянул ее к себе.
– Утрата, – проговорил он, посасывая карамельку, – славное имя. Редкое. Сколько тебе лет, девочка?
– Десять. Будет одиннадцать, – ответила Утрата, цепкая хватка незнакомца была ей неприятна, но она не решалась высвободить руку.
Казалось, мистер Джонс удивился.
– Ты выглядишь моложе. У меня самого две дочки. Одной девять, другой десять. Младшая и та побольше тебя будет.
– Да, она маловата для своего возраста, – согласился мистер Смит.
– Мала. Да она – кожа да кости. Настоящий заморыш!
Мистер Джонс поднял стакан и принялся пить. Его кадык заходил вверх-вниз. Он поставил пустой стакан на стол и одобрительно кивнул, заметив, что мистер Смит вновь наполнил его.
– Детей надо кормить как следует, Смити, дорогуша. Молоко. Витамины. Апельсиновый сок. Поверь мне: кормление ребенка в копеечку влетает.
Он поднял стакан с виски и с нежностью прижал его к груди.
– Расходы и заботы. Заботы и расходы. Вот что такое дети. Я только на днях говорил об этом жене…
Мистер Смит перебил его:
– Так ты проголодалась? – спросил он Утрату.
Девочка кивнула, осторожно высвобождая руку из жабьей хватки. Страх прошел, и она почувствовала, как урчит у нее в желудке.
– Так поешь, – мистер Смит встал и подошел к столу. – Вот омар остался. Будешь? И стакан вина?
– Это для ребенка яд, – громко запротестовал мистер Джонс. – Молоко – вот что ей нужно, Смити. Хорошее свежее молоко. А не омар. Уж точно не омар. Неподходящая пища для детского желудка.
– А сыр? – неуверенно спросил мистер Смит.
Жаба, похоже, задремал, так что мистер Смит повторил громче:
– Ну же, подскажи, чем ее кормить? У тебя-то есть семья.
– Сыр можно, только понемногу и не на ночь. Слишком тяжелая пища, – выдавил из себя Жаба.
Мистер Смит вздохнул.
– Больше ничего нет. А чем тебя Анни кормит?
– Кашей. И картошкой. И еще всякой всячиной, что после вас остается, – сказала Утрата.
Анни Макларен не раз говорила ей, что мистер Смит и так слишком добр к ним, и они не должны объедать его.
Жаба рассмеялся.
– Видать, слуги у тебя на голодном пайке. Стыдно, Смити…
Мистер Смит был смущен.
– Я никогда не имел дела с детьми. Думал, у старухи хватит ума…
Он отрезал большой кусок сыра и намазал маслом несколько ломтей хлеба. Потом взял стакан со столика, протер его платком и налил доверху жирным молоком.
– Ну, от этого вреда не будет, – одобрил Жаба.
Утрата присела на стул у огня. Пока она ела, мужчины смотрели на нее. Воцарившаяся тишина, сытная пища и жар очага сморили девочку. Глаза ее сами собой начали слипаться, а живот стал тугим, как барабан. Она опустила голову на подлокотник кресла мистера Смита и заснула…
Наверное, пока она спала, кто-то поднял ее и перенес в кресло. Первое, что почувствовала Утрата, проснувшись, – грубую обивочную ткань, коловшую щеку. Девочка различила голоса.
– …подумывал о Южной Америке, – говорил мистер Джонс. – Да жена ни в какую, хоть режь ее. Говорит, пусть девочки доучатся. Совсем помешалась на их учебе. Будто в Южной Америке школ нет. Пытался ее урезонить но она никак не соглашается. Те школы ей не годятся. А на самом деле просто не хочет с места сниматься, уж я-то знаю…
– Разумная женщина, – сухо заметил мистер Смит. – Я тебе то же самое говорил, помнишь? Сиди смирно, затаись. Время от времени позволь себе чуть-чуть шикануть.
– Мне этого мало, Смити… – в голосе мистера Джонса вдруг появились жалостливые нотки. – Ну-ка, рассуди по чести. Поставь себя на мое место. Разве тебе было бы этого достаточно, знай ты, что у тебя в шкатулке припрятано? Я хочу всю жизнь в роскоши купаться, а не урывками да тайком. Мне свобода нужна… Свобода… – повторил он мечтательно.
– Будем надеяться, что все сложится по-твоему, – сказал мистер Смит.