— Добрый день! Извините, если я вас отвлекаю…

Индеец оторвал взгляд от неба и внимательно осмотрел Линду.

— Ничего, — сказал он. — Присаживайтесь, я подвинусь. Облака сегодня очень гармоничные. Прислушайтесь, облака играют «Hotel California».

— Правда? — спросила Линда, взглянув на облака.

Трудно было утверждать, что облака что-то такое играют, но мелодия песни «Hotel California» определенно подходила под этот пейзаж.

— Только что на моих глазах маленькое облачко полностью растворилось, — улыбнулся индеец. — Представляете? Это мне напомнило человеческую жизнь. Человек думает, что он есть тело. На самом деле он есть облако, клубящееся в океане мира. В детстве это облако маленькое, затем оно растет и все клубится, клубится. И наконец, растворяется. Иногда долго растворяется, уменьшается по частям. А иногда — внезапно, как сейчас, прямо на моих глазах. Чувствуете?

— Чувствую, — кивнула Линда. — И знаете, я бы с удовольствием присоединилась к вашему созерцанию, но мне нужен Свами Гималайский.

— Он всем нужен, — улыбнулся индеец. — Но не всех принимает. Может, я смогу вам помочь, или кто-нибудь из наших мастеров-медитаторов? Скажите, в чем ваша проблема?

— На самом деле я по личному вопросу, — улыбнулась Линда, достав из сумочки старую фотографию отца. — Свами Гималайский должен знать этого человека.

Индеец взглянул на фотографию.

— Хм-м, — сказал он. — Не знаю его. Немного похож на… Но однозначно, колдун. Хорошо, я найду его и покажу ему фотографию. Можете подождать здесь.

— Ну уж нет, я пойду с вами, — сказала Линда. — Эта фотография у меня в единственном экземпляре, так что я буду следить, чтобы с ней ничего не случилось.

— Ну как скажете, — усмехнулся индеец, и они направились по дорожке в обход дома. — Вообще-то, если хотите, я могу этот снимок в «фотошопе» обработать. Пятна убрать, цвет добавить.

— Вы дизайнер? — удивилась Линда.

— Нет, я шаман, — улыбнулся индеец. — Просто жить как-то надо. Вот изобретаю обложки для книг, в том числе, для придурка Клыгина.

— А вы знаете Клыгина? — удивилась Линда.

Но индеец ничего не сказал, потому что они уже пришли.

Свами Гималайский сидел в бамбуковом кресле за чайным столиком. На свежем воздухе, под тенью деревьев. Напротив него расположился посетитель, только что одним глотком прикончивший шестую за этот день чашку сортового китайского чая.

— Перестань так волноваться, Жоржик, — вздохнул Свами Гималайский. — Запомни одну простую вещь. Повторяй за мной: не все женщины любят одни лишь деньги. Поэтому не каждая встречная женщина стремится залезть тебе в кошелек.

— Каждая! — нервно прервал учителя Жоржик.

— Ну хорошо, очень многие, — кивнул Свами Гималайский со вздохом. — Но это всего лишь потому, что ты — известный продюсер. Поэтому к тебе и липнут исключительно те женщины и девушки, которым нужны лишь твои деньги. Понимаешь? Наверняка где-то в этом мире есть женщина, способная полюбить тебя не за деньги, а за что-то другое.

— Нет, Свами, это невозможно! — Жоржик проглотил седьмую чашку чая.

— Почему же? — мягко спросил Свами Гималайский.

Налив и проглотив восьмую чашку, Жоржик выложил как на духу:

— Потому что любить меня больше не за что!

— Ну вот мы и подошли к твоей НАСТОЯЩЕЙ проблеме, — Свами Гималайский улыбнулся, что называется, «до ушей». — Проблема не в том, что на тебя западают только те девушки, кому нужны твои деньги. Проблема в том, что ты сам не можешь себя полюбить. И считаешь, что тебя могут любить лишь за деньги. Поэтому тебя и любят лишь за деньги.

— Что я, педик, что ли — себя любить?! — удивленно воскликнул Жоржик.

Свами Гималайский согнулся пополам от хохота.

— Знаешь, Жоржик, — наконец, произнес Свами. — Чего я только от клиентов не наслушался, но это впервые! Педик — не тот, кто любит себя. Педик — тот кто любит других мужчин. У тебя же не случается эрекция, когда ты видишь по телеку Шварценеггера, или, того хуже, Диму Билана?

— Нет, никогда! — честно ответил Жоржик.

— Ну так какой же из тебя тогда педик?! — воскликнул Гималайский.

— Все равно вы не правы, я очень люблю самого себя! — воскликнул Жоржик. — Я покупаю себе самый дорогой мужской одеколон, на мне костюм за двадцать тысяч евро…

— Это значит лишь то, что ты любишь деньги, — оборвал его Гималайский. — Ты даже не можешь представить себя без этих денег. Если ты видишь в себе исключительно свои деньги, то неудивительно, что другие люди видят в тебе то же самое!

— Это как? — спросил Жоржик.

Но тут к ним подошел индеец:

— Свами Гималайский, извините, что прерываю…

— Одну минуту, Жоржик, — сказал Гималайский и повернулся к индейцу. — Что случилось?

— Вот, просили вам показать, — сказал индеец, вручив Гималайскому фотографию.

Взглянув на фотографию, Гималайский изменился в лице.

— Кто? — спросил он.

— Она, — сказал индеец, указав на Линду, стоявшую чуть в стороне, под деревом.

Гималайский прищурился и внимательно поглядел на Линду.

— Хорошо, я приму ее, — сказал он и повернулся к Жоржику. — Ну что ж, дорогой мой, на сегодня, пожалуй, хватит. Во-первых, ты выпил уже девять чашек этого целебного чая, он прочистит тебе и организм, и ауру. Во-вторых, зайди в магазин, купи DVD с фильмом Люка Бессона «Angel-A». И смотри его! Раз, другой, третий, до тех пор, пока не врубишься. Если так и не врубишься, приезжай снова ко мне. И в-третьих, вот тебе телефон одной девушки…

Порывшись в памяти своего мобильника, Гималайский продиктовал Жоржику телефон Марианны, более известной в шоу-бизнесе как «Masha-project».

— Думаю, вам обоим будет полезно поиметь… э-э-э… поиметь дело друг с другом, — кое-как увязал слова Гималайский. — А теперь Жоржик, иди с миром.

— Спасибо, Свами, — кивнул Жоржик. — Сколько я вам должен?

— Я с клиентов денег не беру, — улыбнулся Гималайский. — Но ашрам принимает добровольные пожертвования.

— Добровольные? — усмехнулся Жоржик. — Ну, пусть будут добровольные. Так сколько?

— Сколько не жалко, — спокойно сказал Гималайский.

— Как? — не понял Жоржик. — Ну, пятьсот евро хватит?

Гималайский с отстраненным выражением лица пожал плечами.

— Ну хорошо, вот вам тысяча евро, — нервно сказал Жоржик, достав из бумажника две бумажки по пятьсот евро. — И не жалуйтесь, я сам знаю, что этого достаточно.

— Всегда приятно иметь с тобой дело, — улыбнулся Гималайский, спрятав деньги в карман спортивной куртки.

Жоржик ушел, а Гималайский кивнул индейцу: мол, веди сюда Линду.

Линда неуверенно подошла к чайному столику. Свами какое-то время пристально разглядывал ее, словно что-то выискивая в ее внешности. Линда почувствовала, что Гималайский видит ее насквозь. И не просто видит сквозь одежду (это многие мужчины умеют), а читает мысли и просматривает страницы ее души.

Наконец, Гималайский сделал глубокий вдох, выдохнул и сказал:

— Ты вовремя. Можно сказать, что я тебя ждал. Присаживайся.

— Вы знаете, кто я такая? — удивилась Линда.

Гималайский рассмеялся:

— А сама-то ты знаешь, кто ты такая? Если б знала, вряд ли бы пришла. Хорошо. У меня есть определенные догадки насчет тебя, но для начала я бы хотел выслушать твою историю.

— Хорошо, — кивнула Линда. — Правда, не знаю, могу ли я вам доверять…

— Все, что рассказывают мои клиенты, — это тайна! — воскликнул Гималайский. — Ну, и кроме всего прочего, не рассказывай о том, о чем не хочешь рассказывать. Спрашивай то, что хотела спросить.

Линда решила начать издалека:

— Вы знаете этого человека на фотографии?

Гималайский взглянул на фото и вернул снимок Линде.

— Эльдар, — кивнул Гималайский. — Умер в 87-ом. Фотография сделана в 84-ом. И откуда же у тебя этот снимок?

— Я — его дочь, — сказала Линда.