Девушка переоделась и сменила своё, похожее на деревенский наряд платье на одежду, которую предложил им Дивояр. Теперь на ней не было юбки, и одета она была, как многие волшебницы, в одежду, близкую к мужскому типу. На ней были узкие кожаные брюки с отделкой по бокам, высокие изящные сапожки, и лёгкая щегольская куртка. Но в качестве компенсации этому неженственному наряду, она высоко уложила свои волосы и скрепила их драгоценными шпильками, а на затылке прятался скромный гребень, который лишь один и держал непокорные волосы Энины.

— Вы всё время молчите, — продолжила девушка, глядя на товарищей своими ясными серыми глазами. — Я тоже ещё не чувствую себя уверенно. Надеюсь, это скоро пройдёт.

— Да, как-то не слишком по себе, — сознался Паф. — Такая роскошь во всём.

— Вам сколько лет? — спросила девушка у них.

— Нам исполнилось восемнадцать, — ответил за обоих Лён.

— Не может быть, — не поверила Энина. — Ты явно старше. Тебе, наверно, лет двадцать пять.

Лён невольно поднёс к лицу пальцы и коснулся щёк. Он всё время забывал, что изменился внешне. Да, он действительно был старше, но вот на сколько? Сколько лет ему накинул темпоральный вихрь, в который он попал в пещере, когда разрушился Красный Кристалл?

— Я всё хотел спросить: что случилось с твоим лицом? — спросил его Паф позднее, когда они уже возвращались, усталые и переполненные впечатлениями, в свою великолепную комнату в башне университета.

— Я попал под волну ускоренного времени, когда раскрывался твой Кристалл, — неохотно ответил Лён. — В одну минуту для меня минули несколько лет, а сколько — я не знаю.

— Ты выглядишь старше меня, — заметил Паф. — Энина приняла тебя за моего старшего брата.

Занятия в университете шли совсем не так, как они ожидали. Паф думал, что их сейчас начнут обучать заклинаниям и потребуют продемонстрировать умения переводить воду в вино и обратно. Он знал, как замечательно освоил Лён это несложное умение трансформирования вещества, но понятия не имел, что товарищ умеет проделывать со своим телом такие метаморфозы, как превращение тела в живой камень и последующее хождение сквозь горы!

— Лён, пожалуйста, не помогай мне, когда у меня будет плохо получаться, — просил он. — Я не хочу вводить учителей в заблуждение относительно моих способностей. Обман противен и унизителен. Я лучше буду фокусы на ярмарке показывать, чем стану притворяться тем, кем не являюсь.

Да, характер Пафа давал себя знать: товарищу действительно претила ложь, а объяснять сокурсникам, почему у способного, по мнению Брунгильды и Магируса, ученика случилась такая досадная задержка в развитии, гордость не давала. Будь, что будет, упрямо решил Паф и более не выказывал при товарище страха перед будущим. А Лён, признаться, подумывал об этом: чтобы незаметно своей силой подправлять неважные результаты Пафа. Но первый же учебный день показал им, как они сильно ошибались. Занятия в небесном университете не напоминали ни в малейшей мере учёбу в школе или даже уроки возле дуба.

Прежде всего, тут не было понятия учебных часов, да и уроков самих, как таковых, не было — то есть не было академического часа. День не делился расписанием на разные предметы, а целиком принадлежал одному преподавателю. Как брал их с утра один учитель, так весь день с ними и проводил.

Занятие по предмету напоминало не лекцию, а беседу. Ученики могли свободно спрашивать о чём угодно, даже если тема не касалась предмета напрямую. Учителя считали, что всё необходимое так или иначе попадёт в головы студентов, и свободно отвлекались в сторону от плана. Мало того, они редко весь день торчали в одном помещении: занятие часто походило на экскурсию. Нередко группа отправлялась вместе с преподавателем вниз, на землю Селембрис. Тогда все садились на своих волшебных скакунов и стаей срывались с края облака.

Бывали экскурсии по городам, причём, лунные кони уже более не прятали своих крыльев, как было это в отсутствие небесного города. Теперь, когда класс вступал в городские ворота, летучие кони гордо несли своих седоков меж двух поднятых крыльев. Это шествие всегда сопровождалось толпой, и молодые дивоярцы стали привыкать к торжественной и почётной своей роли.

Часто они отправлялись в пустынные места, и преподаватели показывали им удивительные и необъяснимые феномены волшебной страны.

Первым преподавателем, с которым встретилась группа, была валькирия Брунгильда. Лён с Пафом очень обрадовались этому и ещё больше обрадовались, когда узнали, что боевому искусству первокурсников будет учить Магирус Гонда.

Одним из предметов Брунгильды была история Селембрис. Вот тут все с изумлением поняли, как мало они знают об этой удивительной стране. Все сведения учеников были разрозненны и лишены систематичности. Они были знакомы со многими артефактами, но не задумывались об их происхождении, назначении, то есть были ничуть не лучше тех деревенских жителей, которые прекрасно знали, например, о существовании Переходников, но понятия не имели, кем, зачем и для чего они поставлены.

Многие физические свойства волшебной страны и пространства, которое она занимала, были им неведомы. Многие понятия не имели, что вообще всё может быть иначе. Лён, который родился в ином мире, знал об этом. В частности, он знал, что на Селембрис не взрывается порох или другие взрывчатые соединения. Что нитроглицерин тут только горит, как спирт. А другие вообще не имели понятия о взрывчатых веществах — само понятие явления им было незнакомо.

Брунгильда объяснила причину этой неосведомлённости: на Селембрис искусственно созданы такие физические параметры пространства, чтобы никакие взрывчатые вещества тут не работали. В других мирах, не входящих в Содружество, это не так. Это создает эффект замедленного развития общества но это же оберегает людей от глобальных разрушительных проектов. Так что, одним из предметов будет изучение техногенного развития изолированных планетных миров.

— Она говорит о мире, в котором жил ты? — спросил Паф на ухо.

— Да, — ответил Лён, и Паф покачал головой, поскольку вспомнил, что так и не сумел понять объяснения товарища по поводу того, как работает телевизор или даже говорящая трубка.

— У меня вопрос, — поднялся с места Лён. Все они сидели на открытой площадке на вершине одной из башен университета. Валькирия стояла перед ними, опираясь на копьё, которое Лён и Паф привыкли постоянно видеть при ней. Такой они за все годы, проведённые у дуба, уже видели её не раз, а прочие и знать не знали, что Брунгильда могла предстать в виде старой ведьмы Фифендры. Здесь, в Дивояре, героический облик валькирии казался самым естественным, а её богатое боевое одеяние — достойной данью роскоши небесного города. Теперь оба товарища видели свою учительницу совсем иными глазами.

— Говори, Лён, — тут же ответила Брунгильда.

— Наверно, я единственный из класса, кто родился в техногенном мире, — начал он, и ни сколько не сомневался, что это так — Лён уже знал, что все прочие сокурсники родились в Селембрис. — И я могу предположить, что многие миры прошли в своём развитии гораздо больший путь, нежели моя планета.

Брунгильда коротко кивнула в то время как все прочие начали переглядываться и пожимать плечами.

— Я хочу спросить: не опасно ли лишать волшебные миры таких вещей, как порох и другие взрывчатые вещества? Ведь возможно вторжение извне. Как такой мир будет защищать себя, как будет противостоять захватчикам?

— Хороший вопрос, — согласилась преподавательница. — Вполне резонный, учитывая то, что ты действительно родился в техногенном мире. Прочие ученики скорее ожидали бы вторжения магических орд, как было при Лембисторе.

— А как ты думаешь, что станет со средствами нападения противника, с так называемой техникой, когда она вторгнется в пространство Селембрис? — спросила она своего ученика.