- Я всегда любила тебя, мерзавец! Я шла за тобой в такие авантюры! Я сама становилась предательницей ради тебя. Я теряла дом, честь, семью, детей - всё для тебя, а ты бросал меня... всегда.

- Нет, это слишком! - вырвался он от неё, - Ты наговариваешь на меня! И это всё, что ты хотела мне сказать?! Я готов ответить за свои дела, но не за то, чего не совершал!

- Тебе трудно поверить в это, - она смотрела на него такими чудными глазами, как будто сошла с ума, и это сумасшествие было самой обольстительной вещью на свете, - будь это два-три воплощения назад, ты бы не сомневался, а сейчас на тебя влияют пустые сказки, навеянные веками ошибочных представлений. Ваш мир, Моррис, есть сон. Вы все в нём - спящие. Вся ваша цивилизация - химера. Вся твоя жизнь, Моррис, сплошное сновидение. И таких снов у тебя было много. Ты в каждом был собой, но в новом воплощении. Во многих твоих снах с тобой была и я. Мы много снов провели вместе - много жизней. А реальность там - в пространстве Душ. Нет ничего, Моррис, нет никого - есть только Души! Ты Живая Душа, Моррис! Такая же, как я. Сейчас ты спишь, потому что воплощён. Там, в безбрежной пустоте космоса рассеяна твоя память, все твои бесконечные образы. Эта живая нить переплелась с моей памятью - мы много раз рождались в разных мирах и были вместе. Последним нашим пристанищем была планета Земля, где мы с тобой рождались людьми. От древности, от первых человеческих шагов до нынешнего дня. Ты был Язоном, я - Медеей. Ты был Парисом, я - Еленой. Ты был тем, кто стал прообразом Фауста, а я была той, которую ты соблазнил и бросил - я Грета! Ты уносился в своих поисках невозможного, а я страдала и умирала.

- Нет, нет... - растерянно бормотал он, ошеломлённый этим потоком обвинений.

- Ты сманил меня от мужа, обольстил и бросил, хотя я не одна была твоей жертвой, мой дон Жуан. Ты уходил в море и обещал вернуться, а сам гонялся за призраком сокровищ. Тебя несло покорять альпийские высоты, а мне оставалось хоронить тебя.

- Я не понимаю...

- Однажды я отравила тебя, не в силах более терпеть твои измены, а ты так и не понял, кто тебя убил. А Патриком Холливэем ты был в предыдущей жизни - волшебный сон вернул тебе память одного воплощения. Ты тогда заигрался в свою игру и не учел того, что Монк настоящий псих - на следующий день он застрелил тебя. А я прожила ещё два года и получила пулю в лоб, когда, наконец, выследила Монка на одной ферме в Аризоне, где он взял в заложники целую семью и всех убил. Вот кого ты выпустил на волю, Патрик. Я любила тебя, Холливэй, я восхищалась тобой, и только попав спутником в твой волшебный сон, поняла, что за афёру ты тогда проделал. Я и тогда не верила тебе, но ты всё равно превзошёл самые мои худшие ожидания. Теперь я знаю, кто подставил беднягу Мозера - за что ты так с ним поступил? Его уволили, и он до сих пор не знает, в чем виноват. Да, Мозер жив, он уже глубокий старик, но до сих пор у него на стене в гостиной висит твоя фотография, где вы оба были в форме полиции Детройта. Он до сих пор считает тебя другом и рассказывает о тебе внукам. Вот какого человека ты подставил, Моррис. Всё это было на самом деле в твоей прошлой жизни - в пятидесятые годы, когда компьютеров в полиции не было - эту деталь ты домыслил, чем и сбил меня с толку. Мы оба погибли тогда - ты от собственной игры, а я когда пыталась мстить за тебя. После того как я побывала Спутником в твоем волшебном сне, я сказала себе: хватит! Я решила больше никогда не встречаться с тобой. И только по настоянию Джамуэнтх согласилась последний раз побыть с тобой в этом странном предприятии - Поединке. Я первый раз увидела, Моррис, что ты заботишься о других, переживаешь за них, что тебе бывает стыдно. Не знаю что с тобой случилось после того сна про Холливэя, но ты изменился. И вот мы встретились с тобой опять. Мы Живые Души, Габриэл. Когда мы умрём, то снова возвратимся в состояние памяти. Вот почему я не боялась умереть там, на этой покинутой станции между Скарсидой и Псякерней. Я думала, ты выдержишь до конца, и мы вместе вернёмся. Это было самое лучшее воплощение - мы были едины, и ты любил меня. Не отчаивайся, нас ждёт вечность. Я люблю тебя, Моррис.

- На что ты надеешься, Рушер? - холодно спросил Стиассар.

Большой чёрный орёл с человеческим лицом вытянул свою оперенную гладкими блестящими перьями шею в сторону человека, в раздумье бродящего по краю скалистого обрыва, глубоко под которым, внизу, тяжело и неподвижно застыли чёрные воды мёртвого океана. Янтарные глаза Синкрета смотрели на Рушера с недобрым выражением, а губы идеальной формы презрительно кривились.

Красный карлик, угрюмо торчащий на чёрном небе, не давал света, и вся пустынная местность была погружена во тьму, среди которой едва ощутимо различались антрацитовые скалы да мрачный, битумный океан.

Ледяной ветер слабо трепал чёрные волосы Владыки. Чёрным был и его костюм без каких-либо заметных деталей - словно облегающее тонкое трико. И только лицо выделялось своей бледностью среди безжизненной, стерильной, чёрной пустоты.

Планета давно умерла, пережив и схоронив всё, что когда-то дышало в её остывшей атмосфере. Умершее, сжавшееся в тугой комок солнце скаредно прятало тепло и свет в себе, океаны испарились, сохранив на обнажившемся дне лишь вязкую массу - смешение всех останков, которые когда-то наполняли планету жизнью. Смерть и пустота - всё, что осталось, и сама планета со своим умершим солнцем отчего-то выпала из непрерывного круговорота галактической семьи и теперь одиноко и тоскливо зависла в кромешной черноте Космоса, где лишь едва заметные бледные пятнышки обозначали далёкие галактики. Мертвее места, чем это, быть в природе не могло. И вот именно тут, среди сухих каменных полей находилась странная компания.

Высокий синий человекообразный, с лицом химеры, Фортисс выглядел совсем чёрным, лишь длинные волосы его, плащом падающие от макушки до пят, слегка отблескивали в слабом свете угасшего светила.

Сложением карикатурно напоминающий человека Ахаллор выделялся среди Синкретов белым цветом своей чешуи и оперенных крыльев - он чуть светился собственным светом.

Изумрудно-зелёный Муаренс имел форму коня-дракона, и разумные глаза его пристально смотрели на Владыку - все Синкреты не отрывали от хозяина взгляды.

И чёрный орёл с человеческим лицом, на высоких, крепких когтистых лапах, с глянцевито-металлическими перьями - Стиассар. Он вытянул вперед свою длинную шею, словно хотел разглядеть выражение лица Владыки.

Этим пятерым не был нужен воздух для дыхания: четверо Синкретов не ощущали ни ледяного ветра, ни недостатка пищи. Но воздух не нужен был и их хозяину - Калвину Рушеру, который задумал всю эту грандиозную битву за право обладать запасом самой могущественной энергии во всей Вселенной - Живой Силой. Тело Рушера было надёжно укрыто абсолютной защитой - той же Силой. Он был неуязвим.

- На что ты надеешься, Рушер? - ровным, бестрепетным голосом спросил Стиассар, видимо, продолжая ранее начатый разговор.

Кажется, Владыка не услышал своего Синкрета - он так и остался стоять, уперев ладони в пояс и рассеянно глядя в никуда. Рушер был погружён в свои размышления, лицо его выражало напряжение и раздумье.

- Зачем тебе дались эти людишки? - продолжал Стиассар так, словно получил ответ, - Ты презираешь их, и в них точно нет ничего такого, что стоило бы уважать. Ты сам говорил нам ещё в те дни, когда мы были на Рушаре. Разве не из презрения к ним ты затеял этот Поединок?

- Не я затеял Поединок, - отозвался Калвин, не оборачиваясь, - Это была ваша идея.

- Но ты хотел этого, - настаивал Синкрет. - Иначе ты бы не согласился. Ты мечтал им всем отомстить. Разве не так?

- Так, - согласился Рушер.

- Разве мы не выполнили то, что ты придумал? Мы сделали свою часть работы честно, а ты решил не доводить дело до конца? - вступил дракон Муаренс.

- Это называется честно? - усмехнулся Рушер. - Вы обещали, что я получу Живые Силы, что стану могущественным, как сам Пространственник. Что мы обдурим моих врагов и выиграем Поединок. А оказалось, что я в этой игре лишь средство для исполнения вашей программы. Вы использовали меня, Синкреты.