Все четверо с равнодушным видом, как ни в чем не бывало, подошли к беседке.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

ПРОВАЛИЛИСЬ СКВОЗЬ ЗЕМЛЮ

Ребята сидели на скамейках вокруг Екатерины Павловны, устроившейся на своем раскладном стульчике.

— А почему этот луг называется «пруд» и еще «Петровский»? — допытывался Леня.

— Потому что на месте этого луга по приказу Петра I рабочие люди выкопали глубокий водоем и отделили его от реки Воронеж каменной дамбой. Мы с вами ее видели, когда ходили на прогулку.

— А зачем?

— Для чего?

— А почему? — посыпались вопросы со всех сторон.

— Чтобы здесь, на берегах этого пруда, заложить верфи и построить военный флот, необходимый Петру для второго похода на Азов.

— А почему для второго? — опять спросил Леня.

— Потому что первый поход был неудачным.

И Екатерина Павловна подробно рассказала ребятам историю этих двух походов.

— …В дни кипучей работы на верфях, в кузницах, плавильнях Петр обнаружил там, где только что прошли мы с вами, целебный источник с железистой водой. Он пил эту воду и купался в ней. Так Петр I положил начало нашему Липецкому курорту. Но самую большую и добрую славу курорт получил за свои целебные грязи. На дне пруда скопились тысячи тонн целебного ила.

— И давно ушла вода? — поинтересовался Митя.

— Я не помню, — помедлила с ответом Екатерина Павловна, — но моя мама рассказывала, что еще полсотни лет тому назад пруд был глубоким. Мальчишки за копейку перевозили на своих лодках курортников и горожан из Нижнего парка — в Верхний. Ночью на лодках зажигались фонарики, красные, желтые, зеленые. Цветные огни и звезды отражались в иссиня-черной воде пруда. И далеко по всей его глади разносились звуки музыки из парка. Липчане любили кататься на лодках по этому пруду… — мечтательно закончила Екатерина Павловна.

— Теперь он мелкий. Я могу его пройти весь наскрозь, — хвастливо заявил Фредик.

— Во-первых, не «наскрозь», а насквозь, — поправила его Екатерина Павловна, — а во-вторых, ходить по пруду — опасно, кое-где есть «окна» и глубокие места.

— А я ничего не боюсь, — оглянулся на Лялю Фредик. — Ничего!

— Хвалишься, — презрительно сощурила глазки Ляля.

— И я тоже пройду, — присоединился к своему дружку Валера.

— Ох, горюшко… и ты! Герои, — насмехалась Ляля.

Фредик не выдержал.

— Валерка! Докажем ей, назло! Айда!

Фредик схватил Валерку за рукав и увлек за собой на луг.

— Куда вы? Вернитесь сейчас же! — закричала им вслед Екатерина Павловна и выскочила из беседки.

Фредик обернулся, на бегу махнул ей рукой и вдруг, у всех на глазах, провалился сквозь землю. Валерка тоже скрылся. Екатерина Павловна ринулась вслед за ребятами. Распустив полы своего халата, как птица неслась она по лугу.

— На помощь! На помощь! — отчаянно призывала она и, припадая то на одну, то на другую ногу, летела туда, к ним.

Митя опередил ее. Марксида сумела задержать тех, кто ринулся за ним. Как бы еще кто не провалился? — с ужасом подумала она.

Среди кочек, в большой яме с жидкой грязью, подернувшейся зеленоватой мутью, барахтались Валера и Фредик. Они до плеч ушли в маслянистую жижу. Валера одной рукой судорожно цеплялся за острые перья камыша на кочке. Фредик схватился за его воротник и оттащил Валеру прочь. Камыши сникли как нежная травка.

— Палку им протяни, палку, — задыхаясь от бега кричала Екатерина Павловна. Но у Мити не было палки. Он ее бросил вчера и теперь растерянно метался возле товарищей, уходящих еще глубже в тину.

— Вырви и неси сюда, вон ту ольху… Скорей, — кричала воспитательница Мите. Он помчался к ольхе, перескакивая с кочки на кочку. А Екатерина Павловна, подобравшись к самому краю ямы-окна, сбросила свой халат, кинула его ребятам. Они уже погрузились в грязь до подбородка. Екатерина Павловна крепко держалась обеими руками за край халата, а грудью — упиралась в кочку и напрягала все силы, чтобы вытащить ребят. Но они были тяжелые и медленно, неуклонно тянули ее за собой.

Митя вернулся с молодым деревцем ольхи. Он перекинул его через яму, лег на ствол и осторожно подполз к погибающим.

Первым Митя вытащил Валерочку, который уже хлебнул грязи. Фредик держался дольше. Он был сильнее и выше Валерочки. Но его и тащить было труднее. Митя чуть сам из-за него не свалился в яму. Заодно Митя выловил и «шляпочку» Екатерины Павловны.

Воспитательницу вели под руки Фредик и Валера. Она едва переступала ногами, задыхалась. Митя захромал… не мог наступить на больную ногу и с большим трудом передвигался, опираясь на плечо Фредика. Все четверо были в грязи с головы до ног…

— Вы мне в таком виде весь экипаж обмараете… — запротестовал дядя Паша, срочно прибывший на берег вместе с Леней, которого Марксида отправила к нему гонцом.

— Постелите травки, — еле слышно уронила Екатерина Павловна.

Взволнованные ребята с готовностью пожертвовали всеми собранными букетами и устлали для нее ложе «изменой». Воспитательницу бережно усадили на линейку. Рядом с ней примостились Митя, Фредик и Валерочка. С них струйками стекала грязь. Из «шляпочки» получилась грязевая лепешка.

Екатерина Павловна с глубоким сожалением взглянула на нее и вздохнула.

— Модельная была шляпочка, двадцать лет проносила…

Печальный кортеж медленно тронулся в обратный путь по главной аллее. Отдыхающие с интересом рассматривали процессию и смеялись…

— Смотрите-ка, есть чудаки, которые принимают грязевые процедуры прямо в одежде.

За санаторной линейкой, как за погребальной колесницей, следовала Марксида во главе длинной колонны ребят. Она часто оборачивалась назад и строгим тоном, громко, командовала:

— Подтянитесь! Шире шаг! Сколько раз я должна вам говорить — идите парами!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

С ДЕТСТВА ЗАУЧЕННЫЙ

В палате номер пять теплый сумрак и тишина. Спят ребята. Окна спят тоже. Их глаза плотно закрыты опущенными шторами. Но лунный свет вместе со свежим воздухом проник в палату через полуоткрытую форточку и залил стены и пол. Когда ветерок шевелит штору, он успевает посеребрить никель кроватей, померцать на гранях стакана с водой, что стоит у Мити на тумбочке, и скользнуть по его лицу. Митя, не просыпаясь, отворачивается к стене. Вдруг таинственный шорох возле кровати…

— Кто здесь? — сонно спросил Митя.

Молчание… Митя открыл глаза и чуть не вскрикнул.

В неверном свете луны перед ним, у самой кровати, стояло нечто длинное, тонкое, в белом.

— «Привидение?!»

Вдруг оно плюхнулось к Мите на кровать. Он прижался к стенке.

— Это я, Валера…

— Что тебе?

— Мне надо с тобой поговорить, я убежал из изолятора.

— А дежурная няня?

— Спит с присвистом…

— Ну, говори… только тихо…

— Митя, ты, наверно, думаешь про меня, что я — дрянь, бездельник, стиляга, неблагодарная личность?

Митя промолчал. Валера вдруг всхлипнул…

— Митя, ты меня прости… за все! — он схватил Митю за руку. И крупные горячие слезы закапали Мите прямо на нос и подбородок.

— Ну, ладно, будет. Я не сержусь, — тихо, как маленького, уговаривал Митя Валеру.

— Я не буду больше дразнить тебя свинопасом, клянусь! Я сам, когда был маленьким, хотел начать суровую, трудовую жизнь и просто мечтал сделаться пастухом. А взрослые испортили мне эту колхозную карьеру… и насильно готовят меня к дипломатической, хотя я теперь хочу стать боксером…

Митя совсем проснулся и сел на кровати.

— Ты думаешь, мне легко живется? — изливался в жалобах Валерочка. — Я с самого раннего детства — заученный. Я понимаю, учиться в школе всем надо, от этого не избавишься, я не спорю, учусь… Так им мало… Пошел я в школу, и тут же появилась француженка и англичанка. Один день — у нас французский, другой — английский, третий — русский. И еще уроки для школы готовь… А мама хочет, чтобы я сделался музыкантом… Купила здоровенный рояль, концертный. Он целую комнату занимает. И нас с Ленкой, моей сестренкой, заставляют ходить в музыкальную школу. А после школы еще два часа каждый день играть надо дома! Они говорят: у меня замечательный слух. А я все равно терпеть не могу музыку… Одна бабушка меня жалеет. Она постоянно говорит: «Вы замучили, заучили ребенка. Ему надо отдохнуть». А папа отвечает: «Отдыхать будет в старости, когда ему стукнет 90 лет». Это же очень долго ждать… вот я и решил сам немного отдохнуть.