— Однако, мы теперь долго их не увидим, — расслабленно сказал Купыря голосом вполне счастливого человека. — Ни одного тварёныша в замке не осталось. Сам не единожды проверил. И кладовую их велел замуровать.

— А я сегодня утром ещё одного гнома видел, — сообщил Стёпка, поразмыслив. — Он меня разбудил.

— Быть этакого не может! — всполошился Купыря. — Где? Когда?

— Как раз перед тем, как вы мне ларец отдали. У Смаклы в каморке, под лежанкой. Я в него кросс… сапогом швырнул, а он в нору удрал.

— Серафианова младшего слуги каморка? Сколько раз ему говорил: попроси у хозяина оберег от гномьего племени… Ай-яй-яй! Опять придётся по подвалам шарить, — Купыря ожесточённо подёргал себя за бородку. — А ты не брешешь?

— Нет, — обиделся Стёпка. — Он мне своей мотыгой чуть палец не отрубил. Вот — ноготь почернел уже. Кукарекал ещё гад. Издевался.

— Это Хамсай, — совсем закручинился монашек. — Обманул, поганец, обвёл вокруг пальца. А я-то думал, что Зебур его всерьёз изгнал. Нелады у них промеж собой вышли, золото награбленное поделить миром не смогли… А он, гляди-ка, не ушел. Сокровища вернуть надеется, не иначе. Я же его тайничок-то давеча тоже отыскал. Худо дело.

— Ты, Купыря, слишком шибко-то не переживай, — сказал вурдалак. — Уж на что наши чародеи в магии сильны, а и то не могут извести под корень подлое гномье племя. Ну и леший с ними. От Зебуровой семейки избавились — уже хорошо.

Купыря посмотрел на свои перевязанные пальцы, вздохнул и сказал, подставляя солнцу загорелое, без единой морщины лицо:

— Отец-заклинатель меня живьём съест. Поторопился я похвастать ему… Обрадовать старика хотел.

— Нынче поутру гонца видел, — сообщил не в тему Гвоздыря. — Вести важные, никак, получили?

— Получили, — кивнул Купыря.

— Торопился гонец очень, — добавил вурдалак. — Коня мало не загнал.

— Служба такая, — протянул монах. — Не все магическим умением владеют, потому и гонцы порой надобны.

Они помолчали несколько минут. Стёпка всё никак не мог решить, уйти ему или побыть ещё немного на башне. Что-то его словно удерживало здесь, как будто он ещё не всё выполнил. Хотя, что он мог здесь выполнять?

— Недобрые, поди, вести? — не выдержал вурдалак.

— Невесёлые, — согласился Купыря. — Того и гляди навалятся.

Откровенничать он явно не стремился.

— Да мы уж глядим, — вздохнул Гвоздыря. — Все гляделки наскрозь проглядели.

— Недолго ждать осталось, помяни моё слово.

— А ничё. Отобъёмся, — вурдалак подмигнул Стёпке и выразительно огладил рукоять меча. — Не в первый раз. Пущай хоть сам Сиятельный Д'Орк явится под эти стены. Пообломаем ему рога-то. Вон и племяш нам подмогнёт.

Если бы знал Гвоздыря, насколько пророческими окажутся эти его сказанные в шутку слова насчёт помощи от племянника! Если бы знал об этом сам Стёпка!

— А к тому оно идёт, друг ты мой клыкастый, что и впрямь явится. И не один. Серафиан на совете давеча обмолвился… — Купыря посмотрел на изо всех сил прислушивающегося Стёпку. — Не буду мальца пугать.

А малец этот, промежду прочим, очень даже хотел, чтобы его испугали. В смысле, чтобы рассказали поподробнее, кто такой Сиятельный Д'Орк, вправду ли у него есть рога, скоро ли он явится под стены замка, и с кем, и как с ним собираются воевать, и вообще всё о приближающейся войне, которую здесь, похоже, не слишком боятся.

Но Купыря, понятное дело, не собирался посвящать лжеплемянника во все эти столь волнующие тайны, и Стёпка, в оба уха слушавший полный недомолвок разговор, поскучнел. Никому он здесь был не нужен и всем он здесь был чужой. Кроме Ванеса, конечно, но где он сейчас — Ванес? За какими-то горами, у каких-то элль-фингов. Дёрнул же его чёрт ссориться со Смаклой! До утра не мог потерпеть, экскурсант конопатый! Тащись теперь за ним неведомо куда в то время, как самые интересные события, судя по всему, будут происходить именно здесь, в Летописном замке!

От таких мыслей и от отчётливого понимания того, что изменить ничего нельзя, настроение у Стёпки заметно испортилось. Даже в таком мире нельзя почему-то поступать так, как хочется! Это несправедливо! Разве о таком он мечтал? Ну, Ванёк!..

Монах с вурдалаком завели речь о скорой выплате жалованья и о возможном увеличении оного за доблестное участие в обороне замка, ежели таковая состоится. Вурдалачье жалованье Стёпку мало интересовало. Это было как-то не волшебно, не магически. Дома папа с мамой тоже часто говорили о деньгах, о зарплате… Скучно. Говорили бы лучше о войне, о рогатых орках или о гномах хотя бы.

Стёпка задрал голову, проверить, не дракон ли пролетает в вышине, притворившись безобидным облачком? К сожалению, это было всего лишь лёгкое безобидное облачко, притворившееся драконом.

Что-то заставило его оглянуться. Какое-то словно бы дуновение или отблеск. Он повернул голову и замер.

Правее камнемёта, над ступеньками в воздухе дрожали зыбкие очертания движущейся человеческой фигуры — смутный размазанный силуэт на фоне светлого неба.

У Стёпки внутри тоже всё задрожало. Привидение! Настоящее! А Смакла, глупый, уверял, что всех давно вывели. Не всех!

Разглядеть привидение подробно он не успел, потому что оно почти в ту же самую секунду растворилось в воздухе. Ему даже показалось, что ничего там и не было, что это у него с глазами что-то такое случилось… Он посмотрел на Купырю с вурдалаком. Те преспокойно беседовали, не подозревая о привидении… Которого, впрочем, возможно, и не было…

Нет, было! Вот оно снова появилось, но уже чуть пониже, у самого камнемёта.

Стёпка вцепился изо всех сил в деревянную поперечину, так что пальцы побелели, и смотрел, смотрел на постепенно проявляющийся силуэт.

Фигура постепенно потеряла прозрачность, и Стёпка очень отчётливо увидел высокого широкоплечего воина в пластинчатых доспехах. Воин был без шлема, зато в каждой руке держал по мечу. Он сражался с невидимым Стёпке врагом, тесня его к краю башни. Мечи в его руках казались живыми — они отбивали удары, взлетали и рубили, защищали и неутомимо нащупывали слабое место в обороне врага. Или даже двух врагов. Или трёх. Всё происходило в полнейшей тишине, и Стёпка понял, что видит не привидение, а ожившую картинку из прошлого. Или из будущего. Нет, видимо, всё-таки из прошлого.

Воин разделался с врагами, оглянулся, крикнул что-то неслышное и стал выцветать, растворяясь в воздухе. Вот он обратил к Стёпке прозрачное до неразличимости лицо… И в его грудь вонзилась невесть откуда прилетевшая призрачная же стрела с белым разлохмаченным оперением. Она словно выросла из груди — раз! — и уже не вырвать её и не изменить ничего, потому что угодила она почти точнёхонько в сердце. Воин качнулся, выронил меч из правой руки, рванул ворот… Вторая стрела вонзилась рядом с первой, на удивление легко пробив кольчугу…

У Стёпки отчего-то пронзительно заломило в висках, ему захотелось закрыть глаза и ничего больше не видеть. Словно это могло спасти раненного воина. С трудом он заставил себя смотреть. Почему-то казалось, что это очень важно.

Воин тяжело опирался на меч, пытаясь устоять, но уже было ясно, что жить ему осталось считанные мгновения. О том, что перед ним призрак давным-давно умершего человека, Стёпка не думал, он переживал за воина, ему хотелось, чтобы тот всё-таки выжил…

Воин посмотрел ему прямо в глаза, и у Стёпки появилось отчётливое ощущение, что призрак увидел его сквозь прозрачную толщу прошедших лет или даже столетий. Этого не могло быть, но воин кивнул чуть заметно и с трудом протянул руку. В широкой окровавленной ладони лежало что-то похожее на медальон или иконку. И такая требовательность была в призрачном взгляде, что Стёпка шагнул вперёд и протянул руку навстречу. Медальон упал в его ладонь и, неощутимо провалившись сквозь руку, канул в вечность. Не Степану он был предназначен, и не Степана видел умирающий воин перед смертью…

— Что с тобой, отрок? Опомнись! — встревоженный Купыря тряс Стёпку за плечи. — Да слышишь ли ты меня?