Дарвей снова натянул рясу, вложил в наручные ножны кинжал, и, проверив наличие монет в карманах, пустился в путь. Выбитую дверь он прислонил к входу, чтобы не привлекать к своему жилищу излишнего внимания. И хотя монах не беспокоился о том, что кто-то вздумает обокрасть его, он не питал особых иллюзий насчет непростой обстановки в Габельне. Этот город никогда не был спокойным местом, а с тех пор как он стал столицей, так и подавно. Конечно, ни денег, ни столового серебра воры все равно не найдут, но то, что они будут их искать - в этом не было никаких сомнений. Грабители, а при необходимости и убийцы, разгуливавшие по городу - это обычное явление.

   Словно в подтверждение его мыслей, в переулке ему перегодили дорогу двое мужчин, один из которых нарочито медленно достал нож и, ухмыляясь, направил его острие в живот Дарвея. Монах остановился.

  - Давай кошелек, - коротко скомандовал бандит.

   Дарвей откинул капюшон и посмотрел ему прямо в глаза. Он никогда не встречал этих людей прежде. Это было странно. Обычно Резвый Джерк не позволяет чужим людям работать на своей территории.

  - У меня нет кошелька, - ответил монах, и это была чистая правда.

   Освещение в переулке было неважным, но он успел заметить, как изменилось лицо грабителя. Он занервничал, кинул испуганный взгляд на своего напарника и убрал нож.

  - Ты чего?! - удивленно спросил тот.

  - Пропустите меня, - тихо, но уверенно сказал Дарвей.

  - Пошли, - бандит схватил товарища за плечо и силой оттащил в сторону. - Это нищий монах, все равно у него нет ни гроша за душой.

  - Но так не бывает...

  - Ты слышал меня! - злобно выкрикнул бандит и, повернувшись к Дарвею, процедил сквозь зубы. - А ты убирайся!

  - Премного благодарен, - с усмешкой сказал он, делая шаг вперед.

   Идя по переулку, Дарвей какое-то время еще слышал их бессвязную ругань. Затем раздался звук удара, и между бывшими товарищами началась драка.

   В том, что они его отпустили, не попытавшись пустить кровь или хотя бы обыскать, не было ничего удивительного. Дарвей, обладал столь пронзительным взглядом, что было немного желающих смотреть ему прямо в глаза. Слабым, неуверенным в себе людям, вроде этого бандита он мог внушить такой безотчетный страх, что они убегали от него без оглядки. Монах частенько пользовался своим даром, каждый раз, с благодарностью вспоминая учителя Шельда, который первый заприметил в нем эти необычные способности.

   Иногда Дарвей жалел, что он не был магом. Он не мог повелевать стихиями, подчинять мертвецов или окружать себя духами природы. Будь он волшебником, его жизнь стала бы если не проще, то намного интереснее. С другой стороны монах понимал, что в этом мире ничто так просто не дается. За каждое произнесенное заклинание придется расплачиваться. Здесь, на земле, или уже на небесах - неважно.

   Его возможности были ограничены внушением и особыми отношениями, которые у него складывались с животными. Дарвей мог безбоязненно войти в клетку с леопардом или медведем, и они не причинили бы ему никакого вреда. По его мысленному зову слетались птицы и безбоязненно принимали корм из рук. Это понимание животных проявилось еще в детстве, когда он сумел найти общий язык с бешеным волком, случайно забредшим в город.

   Этот случай навсегда останется у него в памяти.

   Ему тогда было восемь лет - худой, бедно одетый мальчишка с незаживающими ссадинами на коленях. Он дожидался своего учителя, который зашел в мастерскую, чтобы сдать в починку сапоги. Горожане не сразу заметили бредущего по улице волка, с текущей из пасти вязкой слюной. Подойдя к луже, он попробовал напиться, но, скорчившись от судорог не смог, и с глухим ворчанием отпрыгнул от воды. Люди тут же поспешили убраться с его пути. Достаточно было небольшого укуса, чтобы болезнь передалась им. Кто-то побежал за городской стражей.

   Волк болел не первый день и был очень слаб. Шатающейся походкой животное приблизилось к Дарвею и, подняв безумные глаза, жалобно заскулило. Он протянул руку и погладил зверя, так как сразу понял, что тот не сделает ему ничего плохо. В городе - в этом жутком месте, полном страха и опасностей, волк нашел своего спасителя. Животное, измученное болезнью, искало у него защиты.

  - Тебе нельзя здесь оставаться, - мягко сказал Дарвей.

   Волк поднял голову и положил ее ему на колени.

  - Пойдем.

   Дарвей направился в сторону северных ворот, благо до них было недалеко, и волк медленно побрел следом. Дарвей не оглядывался, зная, что волк последует за ним куда угодно. Люди расступались перед странной парой, но мальчик не обращал на них внимания. В тот момент ему было все равно, что они думают. Самым важным существом на земле для него был волк, жизненный путь которого подходил к концу.

   Дарвея охватило удивительное чувство единения с животным, которое осталось даже тогда, когда они покинули Габельн и очутились в лесу.

  - Здесь хорошее место, как ты считаешь? - спросил он волка, придя на поляну, окруженную липами.

   Он сел на траву. Зверь лег рядом, и, посмотрев на него исподлобья, снова заскулил. Животное с трудом дышало.

  - Я не знаю, куда после смерти попадают волки... Но надеюсь, там тебе понравится.

   Тот в ответ лишь тяжело вздохнул. Его умоляющий взгляд просил мальчика быть с ним до конца.

  - Да, я буду с тобой, - прошептал Дарвей, положив руку ему на загривок.

   Так они просидели два часа, а потом волк умер. Это произошло внезапно. Их сознания разделились, и Дарвей остался один. Он еще некоторое время смотрел на мертвое животное, а потом, закрыв волку глаза, прикрыл его тело ветками. Наступило время идти обратно.

   В Габельн он вернулся после наступления сумерек. Поначалу учитель собирался дать ему хороший нагоняй за самовольную отлучку, но увидев отрешенное лицо Дарвея, попросил рассказать о происшедшем. Когда Шельд узнал, что случилось, то не только не стал его ругать, но даже остался доволен. Проявление столь необычных способностей у его подопечного не могло не радовать.

   Для Дарвея же этот урок не прошел даром. На какое-то время волк стал ему ближе, роднее, чем люди и он понял, что все живое, а не только ему подобные, чувствуют боль и могут страдать. У них тоже есть разум, и возможно, душа. Он часто размышлял над этим, но ни с кем не делился своими мыслями, считая, что его просто засмеют.

   Незаметно для себя самого монах пришел к трактиру. За дверью слышались обычные для такого заведения звуки - брань, громкий смех, выкрики и изматывающие последние нервы звуки плохенькой скрипки.

  - Пожалуй, животные, определенно лучше людей, - пробормотал Дарвей, входя в трактир.

   Ослепленный ярким светом он на мгновение остановился в дверях.

  - Глядите-ка! - заорал ему прямо в ухо Мергус, завсегдатай "Трех апостолов". - Наш монах пришел. Садись! Выпей с нами пива!

   Мергус был глуховат, и потому всегда разговаривал на повышенных тонах. Человек он был по сути неплохой и если бы не его любовь к выпивке, в городе на одного отличного столяра было бы больше.

  - Спасибо, но как-нибудь потом. Для начала я лучше чего-нибудь съем. - Дарвей отклонил любезно предложенную кружку и сел за ближайший столик.

   К нему тотчас подбежала одна из девушек в засаленном переднике. Это было ярко рыжее создание, которое приходилось хозяину трактира не то дочерью, не то племянницей. Дарвей, который не норовил шлепнуть ее по заду с похотливой ухмылкой, когда она пробегала мимо с полным подносом, был ее любимым посетителем. К тому же, он никогда не спрашивал сдачу. За доброе к себе отношение, девушка платила тем же - не роняла его отбивную и не плевала в пиво, как часто делала, обслуживая особо противных клиентов.

  - Что-то Пит сегодня разошелся не на шутку, - заметил Дарвей, морщась от очередной фальшивой ноты, взятой скрипачом.

  - И не говорите! - согласилась девушка, резво протирая стол. - Я чувствую, его скоро кто-нибудь убьет. Уже были попытки... Кинули кувшином. Но пока Клаус платит, - она кивнула в сторону хорошо одетого старика, с золотым моноклем, - Пит будет играть.