Она накинула халатик и поставила чайник на плитку. Дьен просто завернулся в простыню, наподобие тоги.

   - Ну как, подходяще для сверхчеловека? - он принял позу античной статуи. Алейн расхохоталась.

   - На Аполлона вполне тянет! О, боже, я, рожденная в Вечном городе, всегда приносила тебе жертвы и почитала тебя, не гневайся, благослови меня...э-э..ниспошли нам

   изобилие и любовь!

   - И ты, о жена и дочь плебея, полагаешь себя достойной любви бога? - Дьен скептически-оценивающе окинул взглядом ее фигуру. Алейн, хихикая, быстро распахнула халатик. Дьен скрестил руки на груди, отставив ногу.

   - Что ж, если ты принесешь подобающие жертвы, мы подумаем... только побыстрее, пока об этом не узнала моя сестрица Диана...

   Алейн кинулась к пресловутому холодильнику и через минуту складывала на табуретку перед Дьеном "жертвы" - бутеброды с остатками сыра, несколько оставшихся печений "Привет". Затем она встала перед табуреткой на колени, сложив руки перед грудью, словно в молитве.

   - Прими мои скудные жертвы, о Аполлон, прекраснейший из богов, и не оставь меня своей милостью...

   Дьен прищурился и смотрел на нее свысока.

   - Что-то твои жертвы и правда скудны, женщина...

   - Наша земля, о прекраснейший Аполлон, потеряла расположение богов по неведомой мне причине, печальная бедность и скудость отныне наш удел... Однако жертвы мои от чистого сердца, это все, что я имею...

   - Нужны ли мне твой сыр и оливы, когда я вкушаю сладостный нектар бессмертия. Но ты снискала мое расположение, женщина. Я дарую тебе сына... Этот сын будет величайшим героем, и поэты станут слагать о нем песни, а в конце жизни он обретет божественное бессмертие. Да приготовится твое лоно к восприятию божественного дара...

   - О, благодарю тебя, Аполлон! - завопила Алейн, прыгая на диван.

   ...вот так это и бывает с тайри, потому что он точно знает, чего и как тебе хочется сейчас. То, как это бывает у тайри -- непредставимо для людей. И когда она сама вернет себе способности летящей -- она сможет так же много дать ему. Но сейчас... сейчас, пока она может просто наслаждаться.

   ...Ей хотелось нежности и сочувствия, и он сидел, держа ее на коленях, обняв, как ребенка, и гладил по голове.

   "Бедная моя, маленькая, нежная. Единственная моя, любимая. Как я измучился без тебя. Как я ждал этого. Радость моя, счастье, свет мой".

   Потом они пили чай. Дьен жевал бутерброд с подсохшим сыром. Кажется, ему даже было вкусно.

   - Кто бы мог подумать, что я буду бессовестно изображать языческого бога... Я, брат Бернард...

   - Ну наверное при здешней жизни о тебе еще и не то думали, - сказала Алейн.

   - Думали -- может быть. Но я ведь был такой дурак, Алейн. Я ж до последней секунды оставался монахом. Во всех отношениях, кроме того, собственно, по которому у меня с церковью и возникли разногласия. Я когда попал на корабль, на Мелл, мне с полгода не показывали ни одну женщину-тайри. Они чувствовали, что для меня это будет слишком.

   - А потом ты увидел женщину, и это была Биренн.

   - Она самая. И наша любовь продолжалась почти полвека... Первая женщина-тайри, которую я увидел. Ну не дурак ли я был? В общем-то, в глубине души мы тогда уже понимали, что я бы влюбился в кого угодно из тайри.

   - Биренн красивая. И хорошая. Но наверное, не твоя.

   - Ты моя. Ты моя, Нежная, драгоценная. Ты совсем-совсем моя. Я это понял сразу, когда увидел тебя еще на Земле, еще совсем девочкой, лока-тайри. И тогда мне было вот так же страшно смотреть на тебя... как сейчас, в эти пятнадцать лет.

   - Ну тогда! Ты сравнил. Тогда мне было намного хуже, чем сейчас, в этой жизни. Эта жизнь еще по земным меркам очень счастливая...

   - Да, тогда тебе было хуже. Но тогда ведь нас еще не так много связывало. Ты еще не была настолько родной мне. Я еще так не избаловался жизнью с тобой, и разлука не мучила. Только сострадание, но это обычное. Но вот факт остается фактом -- ты совершенно моя, даже удивительно, как такое могло быть. Я ведь жил столетия и не встречал такую родную душу, и не думал, что такое возможно. А знаешь, забавно говорить с тобой словами...

   - Я же говорю, это интересно! Обычным способом пообщаться мы еще успеем. Лучше, расскажи, что изменилось за эти 15 лет... особенно в отношении меня и моей миссии. Может быть, приняты какие-то новые решения?

   Он молчал, словно собираясь с мыслями. И Алейн собралась, стала серьезной.

   - Что-нибудь изменилось? На Земле?

   - Ты еще помнишь анализ ситуации?

   - В общих чертах. Там было что-то около 20 вариантов только для Советского Союза.

   - Так вот, к сожалению, реализовалась группа вариантов "Ар-3". И хотя окончательное решение за тобой, аналитики рекомендуют не спасать Союз.

   Алейн помнила приблизительно, что это за группа вариантов. Теперь ей пришло в голову все пережитое за последнее время. Вся эта перестройка... письмо Нины Андреевой.

   - Значит, менять что-либо уже поздно, - сказала она, - остается только рушить.

   - Да, теперь уже не изменить.

   - А жаль. Это был такой интересный проект. И не забывай, что я и в первой жизни была русской, и мне...

   - Возможно, лучше было тебе внедриться в США. Или в Латинской Америке. Помнишь, у нас даже была там другая кандидатка на смену тела, только постарше.

   - Да, помню. И что теперь?

   - Ну вероятно, тебе надо будет поработать буфером, смягчить последствия всей этой их... катастройки. Жаль людей, очень жаль. А вообще ты будешь решать сама. Ты ведь для этого и жила здесь все это время. Ты единственная из нас, кто имеет право решать.

   Алейн не могла даже по-настоящему опечалиться из-за этих новостей. Рядом с ней был Дьен. Дьен! Это же просто немыслимо. Да, эгоистично, но ведь это Дьен...

   Она вдруг вспомнила свое настроение последнего времени. Никакой политики. Политика просто колом в горле стоит.

   По этому своему состоянию она может судить о других. Обычные советские люди, хорошие, нормальные -- те, кто хочет просто спокойно трудиться, творить, растить детей -- все они сейчас испытывают вот такое же отвращение ко всякой политике. Разгорающиеся публичные события кажутся им дешевым балаганом. Никто не относится к этому серьезно.

   Серьезно относятся только маргиналы и особые люди, вроде Валика. Вот ему действительно кажется, что он чуть ли не спасает страну от чумы коммунизма. Скорее всего, все искренние перестройщики -- именно такие.

   А кто может противостоять всему этому? Такие, как Нина Андреева, уже немолодая преподавательница, кто воспримет таких людей всерьез? Они не являются силой, способной остановить локомотив истории -- даже если лягут перед ним на рельсы. Локомотив спокойно переедет их и двинет дальше.

   Как же они добились всего этого, мысленно удивилась Алейн. Как довели страну до такого состояния...

   - Станешь опять тайри -- вероятно, поймешь.

   - Мне потребуется год или несколько лет только на разведку... на то, чтобы понять, что происходит.

   - У тебя еще есть немного времени, - произнес Дьен, - по нашим расчетам до решающих событий еще два или три года.

   Алейн снова прижалась к нему.

   Она смутно помнила, как это -- быть тайри. Безграничные возможности, океан эмоций, чувств, ощущений, стройные сложнейшие логические схемы и цепочки... и всегда, всегда рядом -- другие... например, сам Дьен. Не так, как сейчас -- а гораздо полнее и глубже. Теперь Алейн впервые осознала свою слепоглухоту. Прожить здесь пятнадцать лет и даже не подозревать ничего о том мире...

   Впрочем, что-то же она подозревала.

   Дьен ласково гладил ее волосы, и Алейн чувствовала его -- как тайри. Ему было светло и печально. Счастливо и больно. И все это -- из-за нее, потому что наконец-то вот она в его руках, наконец они вместе; но впереди еще много-много лет горькой разлуки...