Глаза Кельма блестели - странно, лихорадочно. Он открыл рот, собираясь что-то ответить. В коридоре хлопнула дверь. Дейтрины разом обернулись. Соседка влетела на кухню, буркнула "привет", полезла в свой холодильник. Ивик и Кельм молчали, сцепив руки на уголке стола.

  -- Вы сок не видели? Томатный. Я тут оставляла пачку! - тон был слегка обвиняющим.

  -- Нет, не видели, - сказал Кельм. Соседка выскочила из кухни. Набрала номер на телефонном аппарате, через несколько секунд послышалось возмущенное бормотание в трубку. Кельм отпустил руку Ивик.

  -- Надо работать, - сказала она смущенно. Эмоциональный подъем спал. Момент прошел - и слава Богу.

  -- Да, конечно, ты иди уже. Я посуду уберу, - ласково ответил Кельм.

   Кельм вышел ее проводить. У него есть время - пять с половиной часов, сказал он. Можно и прогуляться. Ивик подумала, что они впервые вдвоем в Медиане, просто на прогулке. А в Медиане ведь все иначе.

   Кельм изменился. Ей показалось - помолодел. Глаза блестели. Он двигался еще быстрее, еще энергичнее, чем всегда, хохотал, говорил без умолку. Наверное, он таким был в молодости, в квенсене и сразу после. Он прыгал, как мальчишка. Ивик тоже заразилась его энергией, как заражалась ею всегда. Для рюкзака она сотворила золотую ладью в форме лебедя, в древнерусском стиле, со сверкающими по бортам драгоценными камнями. Нагруженная ладья медленно плыла за ними по воздуху.

  -- Поиграем? - Кельм взмахнул рукой, и вдруг небо Медианы, привычно серое, однотонное, стало очищаться... Ивик замерла, мурашки поползли по спине. В небе заиграли всполохи - серебряные, ослепительно белые, потом разноцветные, как северное сияние...

  -- Господи, Кельм, какой же ты мощный!

   Да, вот это сила! Хотя в бою бывает всякое, ей и самой случалось поднимать землю, устраивая доршам локальное землетрясение... землю... это мысль. Центр неба уже сиял ослепительной голубизной, как на обычной кислородной планете, а вокруг - безумная радуга чистых цветов. Кельм стоял, вскинув руки, из его ладоней кверху били фонтаны солнечных искр, и он улыбался. Ивик ни разу еще не видела его таким. Молча она протянула руки вперед, и земля вокруг стала преображаться. Покрылась ярко-зеленым ковром. Ивик хотелось сейчас видеть живое, пусть не по-настоящему, но живое, светлое, яркое, и на зелени появились нежно-голубые ковры незабудок, алые - роз, желтые - пушистых одуванчиков, и с ближайших холмов хлынули синие потоки вод. Небесные всполохи озаряли все это великолепие, ежесекундно преображая мир.

  -- Ивик! Летим?

  -- Да! - она сосредоточилась на секунду, превращаясь в орла. Взлетела в небесную синеву. Орлица была ее боевой трансформацией. Красивая, как валькирия, грозная, сильная... И тут ее обогнал в воздухе Кельм.

   Он ведь обещал ей показать технотрансформацию, редкую, почти никто из гэйнов этого не делает. Неизвестно, почему. Ивик полагала, это оттого, что Дейтрос и вообще ведь не зациклен на технике, на железе, что главное и в Дейтросе, и в Дарайе (в отличие от той же Тримы) - биология, психология. А гэйны редко любят технику вообще. Даже Кельм взял идею, судя по всему, на Триме, от тамошних детских игрушек-трансформеров.

   В небе перед острыми орлиными глазами Ивик сверкал маленький серебряный самолет-истребитель, ощетинившийся гроздьями орудий и ракет. Светлый снизу, потемнее сверху, а на месте кокпита - два круглых стеклянных глаза, темных, живых. Он несся сквозь разноцветные всполохи, раскинув дельтовидные крылья, пусть гораздо медленнее настоящего самолета, но куда быстрее Ивик, напряженно работающей крыльями... С пилонов сорвались несколько ракет - и рассыпались в небе пестрыми фейерверками. Открыв клюв, Ивик закричала от восторга. А потом крик ее превратился в пение, Ивик вынесла источник звука за пределы своей груди, чтобы не напрягать орлиные легкие, и дивная импровизированная мелодия заполнила пространство.

   Трансформер снова преображался. Казалось, музыка срывает с него покровы жесткой стали, и вот уже дельтовидные крылья изогнулись, затрепетали, как живые... И одновременно Ивик, незаметно для себя, стала меняться.

   Острый изогнутый клюв хищника стал прямым, вытянулась и изогнулась шея, темные перья засверкали белизной и серебром. Крылья, распластанные в воздухе, стали длиннее...

   Она была прекрасна. Потому что он любил ее, потому что с ним - наконец-то - можно было стать прекрасной. И с ним можно быть только прекрасной. Удивительной. Ласкать взгляд. Быть самой лучшей в мире, самой неотразимой, самой великолепной. А Кельм летел сбоку и тоже постепенно менялся, они менялись оба, поглядывая друг на друга...

   Ивик впервые в жизни становилась тем, чем должна быть.

   Без брони.

   Без нарочито наращенного уродства. Без презрительной ехидной ухмылки. С ним все это было не нужно. Он любил ее, и она была для него прекрасной - вся целиком, и понятной до конца. И он превращался, линии его становились мягче и легче, он был стремительной чистой птицей, и таяли, исчезали шрамы, стянувшие душу. Он был мальчишкой и выбрался в Медиану впервые в жизни. Он был весел, любопытен, счастлив, и с ней это было легко. С ней этих шрамов просто не было, и не было ничего плохого, и не могло быть ничего плохого там, где рядом - она. Словно взмахами маленьких нежных рук она сняла всю боль, и осталось лишь безграничное доверие и нежность.

   Кто из них создал этот нежно-сиреневый и голубой поток в небе? Поток, в котором они плыли теперь вдвоем? Они стали белыми птицами, прекраснейшими на Тверди и в Медиане, их маховые перья сверкали в небесном сиянии, их крылья были распластаны в едином потоке.

   Возникла ли у них мысль об опасности? Медиана на километры вокруг преобразилась, небо сверкало... Но ни один дорш не решился бы приблизиться к ним сейчас. Они сейчас могли бы справиться с целой армией.

   Ивик чувствовала мозжечком движение крыльев Кельма, словно у нее было четыре крыла, два сердца, два мозга. Медиана проникла внутрь, преобразовала их, сыграла с ними странную шутку, и оказалось, что здесь они уже не отдельны, что они - единое целое. А потом Ивик перестала ощущать движение, прекратились мускульные усилия, она теперь словно текла в сияюще-нежном потоке... ей показалось - может быть, так и было - что тело само превратилось в поток воздуха, ветер. Такого никто никогда не делал, но как знать? И второй поток, сверкающе-белый, накатил на нее, подхватил, понес, и каждой струйкой, каждой клеточкой Ивик влилась в него, продолжая быть собой, Ивик, Ивенной иль Кон. Превратившись в ветер, единый на двоих сплошной поток, рассыпаясь в небе сполохами, и зная, что никто никогда не творил таких прекрасных вещей.

   В этот миг на Триме под тем участком Медианы, где они плыли в небе, слившись в единое целое, многие сердца встрепенулись, и созданный, пусть кратковременно, мощнейший фантом разбудил многих. Кому-то пришли удивительные строчки, кто-то коснулся пальцами клавиш, кто-то набрал телефонный номер и сказал смущенно "слушай... давай встретимся сегодня?"

   Сверкающий ветер замкнулся в кольцо, закружил. Взлетел в зенит и опал, и две белые птицы снова парили рядом, опускаясь все ниже к земле, касаясь друг друга кончиками крыльев, танцуя в воздухе.

  -- Наша позиция проста и недвусмысленна, иль Рой, - говорил дараец, пристально вперившись в него, - вы покидаете Триму. Полностью. Полный и безоговорочный вывод дейтрийских войск. В случае вашей готовности это сделать мы пойдем на переговоры о полном долгосрочном перемирии.

   Шеман молчал, внимательно глядя на собеседника. Он ожидал чего-то в этом роде и сейчас быстро перебирал варианты в уме.

   На днях ему удалось встретиться с Кейтой - не в Дейтросе, конечно, там он не был уже полгода... сына младшего давным-давно не видел. Просто Кейта оказалась в Питере по служебной надобности. То место на плече, где лежала голова Кейты, еще сохраняло ощущение приятной тяжести. Голос Кейты - молодой, ничуть не изменившийся за десятилетия - еще звучал в ушах. А он объяснял ей, своей любимой, почему Дейтрос не может покинуть Триму.