«Наверно, можно взлететь... с разбегу», — решил Умка. Он быстро-быстро засеменил лапами по снегу, но вместо того чтобы взлететь, перекувыркнулся столько раз, что у него даже голова закружилась.

«Нет, что-то не то», — подумал Умка, встал, отряхнулся от снега и заковылял к той самой скале, на которой гагары шумели.

«Попробую лучше со скалы взлететь, как эти самые гагары. Со скалы-то каждый полетит?» — расхрабрился Умка.

Кое-как удалось медвежонку вскарабкаться на скалу. Закрыл он от страха глаза, замахал лапами и... прыгнул. Хорошо еще, что угодил Умка прямо в сугроб и не очень ушибся. Выбрался он из сугроба и ворчит:

— С этой скалы можно полететь... только на землю!.. А я хочу — в небо!

Постоял Умка, постоял. За ухом лапой почесал и говорит сам себе:

— Эти птицы, видно, потому летают, что у них есть крылья. Подожду, когда у меня вырастут. А пока пойду поучусь у мамы рыбу ловить.

Тюлентяй — это тюлень. Он в стране Тюленин живет. Далеко-далеко на Севере, где голубые ледяные горы по студеному океану плавают, где холодная пурга свистит свою протяжную песню, где от снега вся земля белая-пребелая.

Тюлейтяй не злой. Не кусается. Никого не обижает. Только очень ленивый. Такой ленивый, что об этом стоит рассказать.

Ныряют его друзья в воде, рыбу ловят, а Тюлентяй лежит на льдине, не шевелится даже. Откроет пасть и ждет, чтобы рыба сама в нее прыгнула.

— Эй, Тюлентяй!— кричат тюлени. — Хватит спать! Ты так всю рыбу проспишь!

— Не просплю! — отвечает Тюлентяй. Зевнет, на другой бок повернется и продолжает дремать.

Однажды с ним такая история случилась. Пригласили Тюлентяя на именины. Все гости собрались. Только его нет.

— Опять проспал, наверно... — решила именинница. Тут один маленький тюлененок пришлепал и пищит:

— Льдину в океан унесло! Льдину в океан унесло!

— Какую льдину? — всполошились тюлени.

— Ту самую, на которой Тюлем тли спит? Поспешили тюлени на помощь. Но льдины и след простыл. Ни льдины, ни Тюлентяя.

— Жалко беднягу, — сказал старый-престарый тюлень. — Хотя он и лодырь порядочный, а жалко все-таки?  

Но через полгода льдину снова к берегу прибило. Смотрят тюлени, глазам не верят: лежит на боку Тюлентяй и посапывает, как ни в чем не бывало. Даже усом не ведет.

— Здравствуй, Тюлентяй! С возвращением! — закричали наперебой тюлени. Тюлентяй только зевнул разочек и пробурчал сонно:

— Не ме... шай... те спать...

Вот какой лентяй Тюлентяй! Даже за полгода не выспался!

Дог Буль всегда рычал.

Кого ни увидит — сразу свои зубы скалит. И глаза таращит.

Это, значит, чтобы его все боялись. Подзывает он как-то к себе утенка Крячика:

— Иди сюда!

— А не укусишь? — спросил утенок.

— Очень мне надо тебя кусать!

Остановился утенок возле Буля. А тот и спрашиваем.

— У тебя много др-р-рузей?

— Мно-го! Вот считай: цыпленок Фью, корова Муренка, козленок Мармеладик, поросе...

— Хватит, — перебил дог Буль. — Ты скажи мне лучше, почему это так получается: у тебя, такого крошечного и слабенького, столько друзей, а у меня, такого большого, храброго и сильного, нет ни одного?

— Вот еще? — замахал крылышками утенок. — Кто же согласится дружить с таким злым и вредным псом? Вот если ты прекря-крятишь на всех бросаться, лаять и пугать, тогда другое дело!

На переменке в звериной школе первоклашки знакомиться стали. Каждый из них о себе рассказывал: где живет, что любит.

— Я в поле живу, — сказал Кролик. — Больше всего на свете люблю маму и... морковку.

— А моя квартира — на ветках кокосовой пальмы, — сказала Обезьянка. — И мне очень нравятся бананы.

Потом говорили Слоненок и Мышонок, Ежик и Лягушонок. Только Кенгуренок молчал, будто воды в рот набрал.

— А где ты живешь? — спросил его Кролик. — Может, ты... бездомный?

— Я не бездомный. Я живу... у мамы... в сумке... — обиделся Кенгуренок.

— В сумке? — недоверчиво покачал головой Слоненок. — А когда твоя мама прыгает-скачет, ты тоже там сидишь?

— Конечно? Я в этой сумке сплю? — ответил Кенгуренок.

— Значит, ты живешь в... прыгающем домике? Вот здорово? — крикнул Ежик.

— Кваквая преквасная ква — квартира ? — проквакал Лягушонок. И все звери-первоклашки с этим согласились.

После того как по телевизору показывали фигурное катание, мышонок Крошка твердо решил освоить этот красивый вид спорта.

— Купи мне коньки, мама, — сказал он. — Я хочу стать фигуристом?

— Куда тебе? — замахала мама лапками. — Упадешь? Разобьешься?

— Это я упаду? Это я разобьюсь? — настаивал на своем мышонок. — Вот увидишь, я еще чемпионом стану. В одиночном катании...

Купила мама своему Крошке новенькие блестящие коньки — и отправился он на каток. Вышел на лед, а лапки разъезжаются в разные стороны. Не удержался Крошка — и растянулся на льду. Поднялся и снова — шлеп. Встал, отряхнулся — и покатился. Катится, а остановиться не может.

— Посторонись! — кричит. — Зашибу! Уходи с дороги!

А на катке в это время соревнования юных фигуристов проходили. Мышонок вовсе не знал об этом. Он летел без остановки. Все кружилось, мелькало, плыло у него перед глазами. Крошка ничего не видел, ничего не слышал, ничего не соображал.

Кролик Кочерыжка как раз заканчивал выступление, когда на него, откуда ни возьмись, наскочил мышонок. Кролик чуть не упал, но все-таки успел подхватить и поднять над собой маленького Крошку. Скорость мышонка передалась кролику — и они стремительно закружились под веселое одобрение публики.

Спортивный судья ослик Алфавит растерялся, так как вместо одиночного катания кролика Кочерыжки вдруг получилось что-то другое. Но судья быстро нашел выход из трудного положения:

— В парном катании чемпионами Ледяной Конькиниады стали кролик Кочерыжка и мышонок... мышонок... Как тебя зовут, мышонок?

— Крошка...

— И мышонок Крошка! — под аплодисменты зрителей объявил судья. — Победители награждаются памятными подарками! Оркестр, туш!

Тут заиграла музыка. Все стали поздравлять кролика и мышонка. А потом, когда зрители успокоились и наступила тишина, мышонок Крошка подошел к микрофону и пропищал тоненьким голоском: