Так неожиданно и радикально изменилась жизнь дочери наложницы. Вместе с именем, она получила и то, чего была лишена с рождения – семью, заботу, детство. Впервые она спала в настоящей мягкой постели, регулярно, сытно и вкусно ела, красиво и чисто одевалась, и впервые у неё появились настоящие игрушки: несколько прекрасных кукол, большая деревянная лошадка-качалка и симпатичный меховой медвежонок, набитый ароматной травой. Ложась спать, она всегда клала его рядом и крепко прижимала к себе, словно боялась, что кто-то его отберёт.

Больше месяца Шака не видела приёмную мать – госпожу Лоис, хотя в детскую несколько раз приходил господин Элиан, молча смотрел на неё серыми, замораживающими кровь, глазами, и что-нибудь дарил: сладости, украшение или игрушку. Он никогда не заговаривал с ней, и Шака его слегка побаивалась, хотя из разговоров нянек поняла, что господин Элиан признал её своей внебрачной дочерью.

Но вот однажды госпожа потребовала девочку к себе, и Шаку отвели на половину госпожи. Лоис находилась в своём любимом будуаре: небольшой уютной комнате, обитой парчой и шелками, застеленной толстым ковром с разбросанными по нему мягкими и жёсткими подушками различных форм и расцветок. Почти обнажённое прекрасное белокожее тело прикрывали только украшения и несколько кусочков яркого шёлка.

Отослав сопровождающую взмахом руки, она жестом указала девочке место рядом с собой, и растянулась на ковре, облокотившись на одну из подушек. Шака опустилась на ковёр, скрестив ноги, и молча уставилась на госпожу. Она была уже достаточно большой и разумной, чтобы понять, что её позвала не просто, чтобы полюбоваться, а для какого-то важного разговора.

Так оно и вышло.

– Шака, – начала госпожа Лоис, – я назвала тебя своей дочерью, так как в тебе течёт кровь твоего отца – господина Элиана. А я слишком уважаю своего супруга, чтобы позволить его ребёнку прозябать среди черни и рабов. К тому же боги послали мне двух сыновей и ни одной дочери, а я больше не могу позволить себе носить бремя… Поэтому я взяла тебя в свою семью и буду воспитывать, как родную дочь… Но сначала ответь мне на один вопрос: хочешь ли ты стать такой, как я, или желаешь вырасти обыкновенной женщиной и стать подобной твоей умершей матери?

– Я хочу стать, как вы, госпожа, – тут же без колебаний ответила Шака.

– Ну что ж… Тогда я лично займусь твоим воспитанием. Но хочу предупредить, что это тяжёлый изнурительный труд. Тебе придётся много заниматься, терпеть жажду, голод и боль… И если ты хоть раз пожалуешься – я отправлю тебя туда, откуда взяла, потому что ты станешь недостойна ни моих трудов, ни имени твоего отца… Подумай и скажи ещё раз: ты согласна?

– Да, госпожа, – твёрдо ответила девочка. – Я буду послушной и терпеливой, и вам не придётся стыдиться меня.

Лоис улыбнулась и потрепала её по гладкой розовой щёчке.

– Помни свои слова, Шака. И знай, что я не напрасно дала тебе это имя. По-ассветски оно означает «змея». Будь такой же терпеливой, мудрой, быстрой и смертоносной для своих врагов, как это животное… А сейчас ступай. Занятия начнутся через несколько дней.

Так вновь закончилось детство Шаки. Правда, вечерами она была свободна и могла поиграть с братьями или куклами, но, обычно, была такой уставшей, что тут же ложилась спать. Вставала она рано, вместе со слугами и рабами, шла к госпоже, и они начинали тренировки. Сначала это были упражнения для развития координации, силы, выносливости, ловкости, быстроты. Гимнастические упражнения развивали тело девочки, формировали и укрепляли её мышцы, оттачивали координацию движений, быстроту реакции, а также другие необходимые качества.

Со временем к ним присоединились сыновья Лоис, и они тренировались уже втроём.

От гимнастики постепенно перешли к фехтованию, затем к рукопашному бою, владению другими видами оружия, верховой езде. Между физическими занятиями дети изучали теоретические науки: обязательный ассветский язык и несколько лекхимских наречий; чтение, письмо, математику, танцы и игру на музыкальных инструментах. На последних двух настоял Ольд, и лично занимался с детьми.

Незаметно шли года, насыщенные занятиями, учёбой, играми в немногие свободные дни, путешествиями с родителями и драками с уличными детьми. Шака росла, ни в чём не уступая братьям: ни в росте, ни в ловкости, ни в силе, ни в выносливости. Но всё же она была девушкой, хотя до некоторых пор не осознавала этого, пока однажды, борясь с Дансом – старшим из братьев – почувствовала, что он как-то необычно сжал её и вдруг неловко поцеловал куда-то в шею. Шака ударила наглеца, вырвалась и сердито воскликнула:

– Ты чего?

– Ты очень красивая, Шака, особенно когда сердишься… – ответил мальчишка.

– Я твоя сестра и ты не должен меня целовать, – строго ответила девушка.

– Ты же не родная, – пожал плечами мальчик. – Это не грех.

– У нас одна семья, – настаивала девушка.

– Но разные отцы, – не унимался паренёк. – Ты мне не родня, твой кровник Кайл, а мой отец – Ольд. Так что мы можем даже сделать ребёнка… И вообще, ты дочь наложницы, а значит, должна повиноваться мне.

– С ума сошёл?! – возмутилась девушка. – Этого никогда не будет! – в ярости воскликнула она и ушла с занятий.

До этого она как-то не задумывалась о своём положении в доме Лоис. Госпожа назвала её дочерью и все слуги и рабы восприняли это как должное, и относились к Шаке, как и к юным господам – с подобострастием и послушанием. Но соответствовали ли слова госпожи истинному положению вещей? Была ли она законной дочерью Лоис, оформила ли она соответствующие бумаги, или всё держалось лишь на прихоти и её слове? Решив выяснить этот вопрос, Шака начала действовать с хитростью и терпением, исподволь и незаметно расспрашивая приближённых к госпоже людей: управляющего Аймера, лекаря Кресса, жену Аймера и любимицу Лоис певицу Алию… и в конце-концов выяснила, что она не удочерена Лоис, а остаётся рабыней, дочерью рабыни, хотя об этом никто почти не помнит. Это известие больно задело самолюбие девушки. И хотя её нежной шеи никогда не касался металл рабского ошейника, но она вдруг почувствовала себя несвободной, словно птица, живущая в золотой клетке.

На шестнадцатилетие Лоис подарила приёмной дочери прекрасное оружие в усыпанных драгоценными каменьями ножнах, а отец – небольшую шкатулку с набором всевозможных ядов. Затем он посвятил её в секреты своего мастерства, сказав в самом начале:

– Может это и не самая лучшая наука для юной девушки, но знания не бывают лишними. Кто знает, возможно когда-нибудь ты этим воспользуешься… Надеюсь только, не против своих близких… – с мрачной улыбкой добавил он.

После некоторого раздумья, Лоис тоже посвятила Шаку в тайны высшего мастерства своего ремесла: умению убивать быстро, незаметно и не оставляя следов.

Когда девушка постигла и эти науки, Лоис сказала:

– Теперь, Шака, ты стала такой, как я… Ну, почти, как я. Разве что ты моложе и не имеешь моего жизненного опыта. Я вырастила и воспитала тебя, как вырастила и воспитала бы родную дочь; я передала тебе все свои знания и все навыки. Я официально не удочеряла тебя, чтобы ты не была связана семейными традициями, а свободно выбирала свой путь в жизни. Отныне ты свободна в своих поступках, ибо ты не рабыня – пусть эта глупая мысль больше не точит твою прекрасную головку, – Лоис чуть заметно улыбнулась, намекая, что она знает об изысканиях девушки. – Скоро тебе исполнится восемнадцать, и ты будешь вольна поступать, как хочешь: можешь и дальше жить в моём доме, а можешь взять любого коня на конюшне, необходимую сумму денег, и ехать, куда глаза глядят… Если захочешь выйти замуж – мы с Элианом дадим тебе приданое и сыграем свадьбу. А если захочешь найти службу при дворе – я могу замолвить за тебя словечко.

Впервые с далёких времён детства на глазах девушки появились слёзы, и она, не сдержав душевного порыва, прижалась к груди госпожи, как дочь прижимается к груди матери.