Я воспитан был в строю, а испытан я в бою,
Украшает грудь мою много ран.
Этот шрам получен в драке, а другой в лихой атаке
В ночь, когда гремел во мраке барабан.
Я учиться начал рано — у Абрамова кургана.
В этой битве пал мой капитан.
И учился я не в школе, а в широком ратном поле,
Где кололи мы врагов под барабан.
Пусть я отдал за науку ногу правую и руку,—
Вы узнаете по стуку мой чурбан.
Если в бой пойдет пехота под командой Элиота,
Я пойду на костылях под барабан.
Одноногий и убогий, я ночую у дороги
В дождь и стужу, в бурю и туман.
Но при мне мой ранец, фляжка, а со мной моя милашка,
Как в те дни, когда я шел под барабан.
Пусть башка моя седа, амуниция худа
И постелью служит мне бурьян, —
Выпью кружку и другую, поцелую дорогую
И пойду на всех чертей под барабан!
Девицей была я, — не помню когда,—
И люблю молодежь, хоть не так молода.
Мать в драгунском полку погостила когда-то.
Оттого-то я жить не могу без солдата!
Был первый мой друг весельчак и буян.
Он только и знал, что стучал в барабан.
Парень был он лихой, крепконогий, усатый.
Что таить!.. Я влюбилась в красавца солдата.
Соблазнил меня добрый седой капеллан
На стихарь променять полковой барабан.
Он душой рисковал, — в том любовь виновата. —
Я же телом своим. И ушла от солдата.
Но не весело жить со святым стариком.
Скоро стал моим мужем весь полк целиком —
От трубы до капрала, известного хвата.
Приласкать я готова любого солдата.
После мира пошла я с клюкой и сумой.
Мой дружок отставной повстречался со мной.
Тот же красный мундир — на заплате заплата.
То-то рада была я увидеть солдата!
Хоть живу я на свете бог весть как давно,
Вместе с вами пою, попиваю вино.
И пока моя кружка в ладонях зажата,
Буду пить за тебя, мой герой, — за солдата!
В углу сидел базарный шут.
К соседке воспылав любовью,
Не разбирал он, что поют,
И только пил ее здоровье.
Но вот, разгорячен вином
Или соседкой разогретый,
Поставив кружку кверху дном,
Он прохрипел свои куплеты.
Мудрец от похмелья глупеет, а плут
Шутом выступает на сессии.
Но разве сравнится неопытный шут
Со мной — дураком по профессии!
Мне бабушка в детстве купила букварь.
Учился я грамоте в школах,
И все ж дураком я остался, как встарь,
Ведь олух — до старости олух.
Вино из бочонка тянул я взасос,
Гонял за соседскою дочкой.
Но сам я подрос — и бочонок подрос
И стал здоровенного бочкой!
За пьянство меня среди белого дня
Связали и ввергли в темницу,
А в церкви за то осудили меня,
Что я опрокинул девицу.
Я — клоун бродячий, жонглер, акробат,
Умею плясать на канате.
Но в Лондоне есть у меня, говорят,
Счастливый соперник в палате!
А наш проповедник! Какую подчас
С амвона он корчит гримасу!
Клянусь вам, он хлеб отбивает у нас,
Хотя облачается в рясу.
Недаром ношу я дурацкий колпак —
Меня он и кормит и поит.
А кто для себя — и бесплатно — дурак,
Тот очень немногого стóит!..
Дурак умолк. За ним вослед
Особа встала — средних лет,
С могучим станом, грозной грудью.
Ее не раз судили судьи
За то, что ловко на крючок
Она ловила кошелек,
Кольцо, платок и что придется.
Народ топил ее в колодце,
Но утопить никак не мог,—
Сам сатана ее берег.
В былые дни — во время óно —
Она любила горца Джона.
И вот запела про него,
Про Джона, горца своего.
Мой Джон — дитя шотландских скал —
Закон долины презирал.
Но как любил родимый склон
Мой славный горец, статный Джон.
Споем, подружки, про него,
Поднимем кружки за него.
Нет среди горцев никого
Отважней Джона моего!
Он был как щеголь разодет —
Берет с пером и пестрый плед.
С ума сводил шотландских жен
Мой статный горец, храбрый Джон.
Меж берегами Твид и Спей
С ватагой буйною своей
Мы кочевали — я и он,
Мой верный друг, мой статный Джон.
Но присудил его судья
К изгнанью в дальние края.
Зазеленел весною клен —
И вновь ко мне вернулся Джон.
В тюрьму попал он с корабля.
Там обняла его петля…
Будь проклят тот, кем осужден
Мой статный горец, храбрый Джон!
И вот осталась я одна
И допиваю жизнь до дна.
Но пусть шотландских кружек звон
Тебе приветом будет, Джон…
Споем, подружки, про него,
Поднимем кружки за него.
Нет среди горцев никого
Отважней Джона моего!
«За Джона! — гаркнул пьяный хор.—
Он был красой Шотландских гор!»