— Да кто же вас оскорбляет, пан Кавалек?

— Недостаточно разрядиться павлином, чтобы скрывать своё имя! Я требую, чтобы вы тотчас назвались и принесли извинения! — кричал Кавалек.

— Я уже назвался вам Путешественником. Большего сказать не могу.

— Вы издеваетесь, пан! У каждого человека есть имя!

— Но ведь я уже сообщил, что путешествую инкогнито.

— А умирать вы тоже собираетесь инкогнито? — ядовито осведомился Кавалек.

— Что вы имеете в виду?

— Если вы не представитесь, мне придётся вас проучить, милостивый государь!

— Да за что же, ясновельможный пан, вы собираетесь меня проучить?

— За то, что вы не представились!

— Послушайте, пан Кавалек, вы мне надоели.

— Ах, так! — закричал он. — Я вызываю вас на дуэль!

— Час от часу не легче, — пробормотал я.

— Драться, пся крев! Выбирайте оружие!

— Вы, верно, забыли, что я просил вас об уроках сабельного боя? — мирно спросил я.

— Возьмите другое оружие! — сказал Кавалек.

— Да я не хочу никакого оружия, пан Кавалек. Право, напрасно вы горячитесь.

— Значит, вы назовёте своё имя?

— Поверьте, не могу назвать.

— В таком случае вам придётся драться, — несколько упавшим голосом сказал Кавалек. — Выбирайте оружие.

— На саблях так на саблях, — сказал я.

— Вы не умеете на саблях!

— Но что же делать? Если вам вздумалось меня убить, значит, этого не миновать.

Воинственное настроение всё больше оставляло Кавалека.

— Может, на рапирах? — спросил он.

— На саблях, — твёрдо сказал я.

— Ваше дело, — Кавалек вздохнул. — Тогда я вас посеку.

— Только не слишком, — попросил я, — мне бы хотелось остаться живым.

— Вы, кажется, шутите? — Кавалек нахмурил брови.

— Какие тут шутки! Когда вам угодно драться?

— Через день. В субботу я не дерусь по обету.

— Но у меня нет секунданта, пан Кавалек.

— Возьмите своего Трампедаха.

— Хорошо. Где тут дерутся?

— У Арукюласских пещер, по ту сторону Эмбаха.

— Найду ли я место?

— Нет ничего проще. Возьмите возчика, дороги туда всего две версты.

Так, едва успев осмотреться в Дерпте, я получил вызов от неуёмного шляхтича. И с чего он вдруг взбеленился? Вчера как будто ко мне благоволил. Мне, впрочем, известен был нрав гусаров. Уж если на своих пирушках они хватаются за сабли, то чего от них ждать в покорённом городе?

На Ратушной площади у магистрата царило некоторое оживление, с верха кареты снимали тяжёлый предмет. Подойдя ближе, я определил в нем музыкальный инструмент, клавесин или клавикорд, причём довольно внушительных размеров.

Молодой человек, достаточно строго одетый, наблюдал за сценой, скрестив руки. Одеждой он напоминал венского дворянина, во всяком случае, именно такой покрой шляпы был моден нынешним летом в Вене.

Когда инструмент несли по ступеням, молодой человек шёл рядом и нервно постукивал тростью с янтарным набалдашником. На верхней площадке лестницы он обернулся и внезапно приветствовал меня лёгким поклоном. Я приподнял шляпу в ответ, а спустя мгновение вспомнил, что видел этого человека в одном из салонов Гейдельберга.

Имени его я не знал, но он так прекрасно играл на клавесине, что я вслух сравнил его игру с импровизациями великого Свелинка. Юноша тогда покраснел и смутился, а теперь, видно, вспомнил меня.

Я поднялся вслед за грузчиками и, остановив мелкого чиновника, спросил, для какой цели в ратушу доставили клавесин.

— О, это наш славный Фробелиус, — ответил чиновник. — Он вернулся из долгого странствия.

Я узнал, что юноша родом из Дерпта. С детства он проявил большие способности к музыкальным искусствам, и магистрат послал его учиться в Германию. Там Фробелиус привлёк внимание меценатов и много играл в салонах. Теперь он вернулся на родину.

— А клавесин ему подарен в Голландии! — с гордостью сказал чиновник.

Оказалось, сегодня же вечером Фробелиус покажет свою игру в Большом зале магистрата. Что ж, неплохое развлечение в опустошённом войной городе.

По какой-то причине я вспомнил вечер в Глиммингехусе, могучем замке одной шведской семьи. Если вычертить путь моих странствий, то, скорей всего, он лежал от замка к замку. Сначала Дувр и Конуэй в Британии, Мон-Сен-Мишель в Нормандии и Тараскон в Провансе, Алькасар и Кастильо де Коса в Сеговии, Кастель дель Монте в Апулии, Тратцберг в Тироле и Пфальцграфенштайн на Рейне… Стоило мне завидеть издали величественный контур замка, как я не задумываясь сворачивал с пути.

По большей части меня принимали достойно, ведь я был неплохо одет и многое мог рассказать из того, что интересует скучающих обитателей замков. Они жадны до новостей. Как одеваются в Мадриде или Париже, кто с кем воюет и какие нынче фавориты у королей, императоров и курфюрстов.

Глиммингехус привлёк меня необыкновенным донжоном. Прежде чем постучать в ворота, я спешился и зарисовал это внушительное, но очень простое сооружение из гранитных блоков, розовеющих в закатном солнце.

Донжон был совершенно неприступен с виду. Выстроенный без всяческих ухищрений, он выглядел скорей монолитной глыбой, чем резиденцией владельцев замка. На нем не было ни выступов, ни орнаментов, ни украшений. Донжон словно тесали из цельной скалы.

Каково же было моё удивление, когда внутри я нашёл изысканные интерьеры, просторные и довольно светлые залы, а в каминной большую библиотеку с редкими книгами и манускриптами.

Глиммингехус окружают поля и озёра с множеством диких уток. Вечер был тихий, неяркие скандинавские краски особенно хороши в это время. Хозяйка Глиммингехуса беловолосая фру Линда взяла в руки лютню и заиграла у открытого окна.

Да, я хорошо помню этот вечер. Звуки лютни и лучи закатного солнца в комнате с открытым окном. Таких покойных вечеров не много случается в жизни.

…Лучшее дерптское общество в сборе. Десятка два польских офицеров, кучка ливонских рыцарей, бюргеры с жёнами и чиновники магистрата. Офицеры расфранчены, как павлины. Алые колеты, зелёные плащи с жёлтым подбоем, сияющие нагрудники, накидки из тигровых шкур. Гусары нисколько не церемонятся. Сопя и громко переговариваясь, разгуливают по залу, застывая перед хорошенькими горожанками. Правда, многие из женщин в масках, как на флорентийском балу, но всезнающим гусарам ничего не стоит определить их достоинства.

Рыцари держатся вместе, говорят сдержанно, словно цедят сквозь зубы. Во многих чувствуется военная стать, хотя давно уже рыцарский меч не властвует над Лифляндией. Бюргеры разодеты в бархат, под старомодными воротниками жабо цепи со знаками цехов, но это обманчивая роскошь, торговля зачахла в Дерпте. Киркпанцер, Маурах, Штуке и Юнг-Штиллинг, известные дерптские богачи, давно уж переметнулись кто в Ревель, кто в Ригу.

Вот и свечей не нашлось достаточно. В тройниках по стенам где две, где одна, а люстры заправлены вполовину. Вообще Большой зал не поражает величием, он даже несколько маловат, только старое оружие да щиты по стенам придают ему немного нарядности.

Клавесин Фробелиуса стоит на возвышении в конце зала, вокруг расставлены грубые лавки и неуклюжие стулья. Пока я брожу да прислушиваюсь к разговорам.

— Всякий рыцарь изменник, — говорит офицер. — Бьюсь об заклад, как только приблизится швед, они воткнут нам копьё в спину.

— Пожечь и порубить, — мрачно соглашается его товарищ.

— Я бы предпочёл стоять в союзе со шведом, чем с этим проклятым рыцарем.

— Ни одной хорошенькой, чёрт побери. Какая скука!

— Хорошенькая есть, панове. Туда смотрите.

— Э, да она в маске.

— Бьюсь об заклад, хорошенькая!

— Стать неплоха, пожалуй.

— Пойдём рассмотрим.

Шляхтичи направляются в угол и обступают горожанку в маске. Та прижимается к стене, пытается выскользнуть из окружения, но поляки не пускают её.