Вовка вскочил со стула и, обгоняя Светку, стал выкрикивать:

Ну что? Я тоже умею декламировать! Ещё быстрее тебя умею!

Светка усмехнулась снисходительно и сказала:

— Ничегошеньки ты не умеешь, Вовка! Тараторить ты умеешь, а не декламировать… Я же тебе показываю, как надо декламировать с выражением, а ты тра-та-та-та… Так каждый сумеет: запомнит наизусть стихотворение и будет тарахтеть, как пулемёт…

Вовка слушал Светку, смотрел на неё и как будто не узнавал. Какая-то другая была перед ним Светка, хотя не виделись они всего несколько месяцев. Теперь у неё есть учительница, и Светка то и дело вспоминает её: «А Нина Петровна и говорит…» или: «Тут Нина Петровна как возьмёт журнал да как влепит Серёжке двойку по поведению…» И Людка— подружка у Светки завелась. «Мы с Людкой… Нас с Людкой…» — только и слышит Вовка.

«Ну и целуйся со своей Людкой!» — хотелось крикнуть Вовке, но он сдерживался, чтобы Светка нос не задрала и не догадалась, что ему больно оттого, что она дружит теперь с кем-то другим, хоть и с девчонкой. Новая школьная жизнь так захватила Светку, что она, вместо того чтобы спать докуда хочешь, идти куда душенька желает, решила на время каникул открыть на заставе начальную школу с од-ним-единственным учеником и одним-единственным учителем. Учителем, конечно, была она, Светлана Николаевна, а единственным учеником был Клюев. Не Вовка, и не рядовой Вовка Клюев, а просто Клюев.

— Клюев! Тебе что, отдельное приглашение посылать? Ты слышал звонок? Иди в класс…

Вовка кончал «перемену», покорно шёл в «класс», садился за «парту» и ждал, когда появится «учительница». Светлана Николаевна входила в «класс» с «журналом» под мышкой, и Вовка вскакивал со стула, как солдат в казарме при появлении командира.

— Здравствуйте, дети! — говорила Светлана Николаевна.

— Здрррра!.. — по-солдатски отвечал Вовка.

— Садитесь, дети! — говорила Светлана Николаевна. — Начнём урок. Сегодня мы будем проходить палочки и кружочки…

— Не хочу палочки и кружочки! — уже на втором уроке запротестовал Вовка. — Мы уже проходили палочки и кружочки… Я хочу научиться письма писать…

— Здравствуйте пожалуйста! — возмущалась уже не Светлана Николаевна, а просто Светка. — Письмо ему захотелось сразу научиться писать! Так не полагается. Полагается сначала палочки и кружочки… Мы их знаешь сколько переписали? Воз, воз и маленькую тележку! Без палочек ты ничегошеньки не напишешь. Вот попробуй напиши букву «А»…

— Подумаешь… И напишу… — Вовка схватил карандаш и написал большими печатными буквами: «МАМА».

Светка удивилась.

— «МЫ и А, МЫ и А», — читал Вовка. — А всё вместе знаешь как будет? МАМА! Вот… Я могу и ПАПА написать и ВОВА… А Куликова ещё не могу написать… Пойдём лучше на санках кататься.

На этом школа кончилась и начались настоящие зимние каникулы.

Погода стояла как на заказ, безветренная, с небольшим морозцем. Правда, в конце недели мороз покрепчал, но зато ребятам был выдан совсем необычный подарок: вечером, когда их уже звали домой, ясное небо на севере вдруг расцвело шёлковыми лентами сполохов.

— Смотри! Смотри, что на небе делается! — закричал Вовка.

— Северное сияние это… Пойдём нашим скажем… — заторопилась Светка.

Но звать никого не надо было: всё население заставы выскочило во двор, как по тревоге. Многие солдаты из молодых, как и Вовка со Светкой, как и их мамы да и папы, впервые видели северное сияние, все ахали и охали, запрокинув головы.

— Вот даёт! Вот даёт! — чуть не визжал от восторга один из молодых солдат.

— Кто даёт? — спросил его с улыбкой командир.

Солдат сначала смутился, но быстро нашёлся:

— Север, товарищ старший лейтенант!

Вовке трепетные ленты сияния показались похожими на цветные разводы на мехах баяна Ивана Ивановича, и он сказал Светке:

— Знаешь, какую я нарисую картину про северное сияние? Я нарисую великанов пограничников ростом аж до неба… И все они будут играть на своих великанских баянах… А белые медведи будут их слушать…

Но для Светки северное сияние было только северным сиянием, и она посмотрела на Вовку, как на больного.

— Куликов! — схватила она за руку сержанта. — Наш Вовка, наверно, заболел… Скажи ему, что это просто северное сияние, а то он про каких-то великанов стал сочинять… Смехота!

Но Куликов и сам всё слышал. Он положил руку на её плечо и сказал:

— Света! А если бы Пушкин был жив да прочитал при тебе свои стихи про буран: «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя… То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя…» — ты бы ему тоже сказала — смехота? Буря — не зверь, и выть она не может… И не дитя, чтобы плакать…

— Про Пушкина я бы так не сказала… — потупилась Светка.

— А про Вовку вот сказала… А мне понравилось, как он представляет себе северное сияние… Очень даже образно… А если бы на его картине ещё и невесты великанов в расписных сарафанах водили хороводы, так совсем было бы. как у настоящих художников…

— Пусть рисует. Мне-то что… — сказала Светка, притворно вздохнув.

Наверное, великаны и их невесты не могли бесконечно водить небесные хороводы; пронеслось ещё несколько цветистых сполохов, и над головами повисло обычное ночное небо. Все стали расходиться…

Если бы Куликов не поддержал Вовку, может быть, он и не нарисовал бы картины про северное сияние. Но тут уж он решил доказать Светке: не пожалел ни бумаги, ни карандашей. Рисовал он так старательно и с таким увлечением, что мама не стала торопить его в постель, дала закончить картину.

— Это что же у тебя, сказка такая? — спросила она.

— Ага… Про северное сияние…

— Про северное сияние? — удивилась мама и долго смотрела то на картину, то на Вовку.

— Тут пограничники-великаны на баянах играют, а их невесты хороводы пляшут… Вот, видишь? В сарафанах они, невесты…

Маме трудно было согласиться с тем, что невесты водят хороводы в сарафанах: на них были ещё никому не известные одежды, но в рисунке было что-то такое, что под ним можно было поставить подпись: «Северное сияние».

— А эта невеста, выходит, ещё школьница? — спросила мама и показала на одну из девушек, явно одетую по-школьному, да ещё и в красном берете.

— Наверно, школьница… — ответил Вовка и очень смутился.

— А ты знаешь, что Светка завтра уезжает?

— Знаю… Она теперь аж в марте приедет… У них тогда весенние каникулы сделают. Только ты не думай, я теперь за ней не побегу, я теперь уже умный стал… Она же приедет в марте?

— Конечно, приедет… Обязательно! — сказала мама.

Вовка сложил альбом, вздохнул и по-взрослому сказал:

— Ну что ж! Будем ждать…