— Но ты об этом ничего не слышал. Никаких намеков. За все время, что был на планете.
Джон покачал головой:
— Я узнал только, что они обнаружили местоположение Земли и выслали разведывательный корабль. Но у меня не было возможности проникнуть в их правительственные или научные круги. Я слышал только то, что знали простые люди.
— Ты полагаешь, правительство могло хранить это в тайне?
— Почему бы нет? Не знаю, к чему бы такая секретность, но это не исключено.
Кто-то мягко прошел через вестибюль к дверям комнаты.
— Это Красное Облако, — сказал Джейсон.
Он поднялся и встретил своего старого друга у порога.
— Прости, что поднял тебя с постели, Гораций, но утром они будут здесь.
— Я бы ни за что на свете не пропустил это бдение у гроба, — ответил Гораций Красное Облако.
— Бдение?
— Конечно. Обычай древних варваров из-за океана, не индейцев. И на этот раз покойник — планета и народ. Моя планета и мой народ.
— Они могли измениться, — проговорила Марта. — За тысячи лет у них могла появиться новая мораль, они могли повзрослеть. Может, теперь это совсем другая культура.
Красное Облако покачал головой:
— Судя по тому, что рассказывал Джон, это та же культура. Быть может, более умная, более хитрая. Машина что-то делает с человеком; она его ожесточает. Она служит буфером между ним и окружающим его миром, и это действует губительно, порождая жадность, которая лишает человека человечности.
— Я боюсь, — сказал Джейсон.
— Я послал вверх по реке каноэ, чтобы известить Стэнли, так, по-моему, его зовут, — произнес Красное Облако. — Хотя не понимаю, почему мы с ним носимся.
— Это касается нас всех. Он имеет право находиться здесь, если захочет прийти.
— Помнишь, что сказала та штуковина? Мы — преходящий фактор…
— Я полагаю, это так и есть, — сказал Джейсон. — Трилобиты были преходящим фактором. И динозавры. Роботы имеют право думать — и даже считать, что переживут нас всех.
— Если переживут, — ответил Красное Облако, — так им и надо.
Глава 29
Они прибыли на рассвете. Их маленький аппарат мягко приземлился на кукурузном поле. Он опрокинул и рассыпал один кукурузный сноп и раздавил три тыквы. Маленькая группа из четырех людей и одного робота ожидала их на краю поля. Джейсон знал, что остальные роботы прячутся неподалеку, с благоговением взирая на спустившуюся с неба машину. Открылся люк, из него вышли двое. Высокие, широкоплечие, в простых серых куртках и брюках, на голове маленькие шапочки.
Джейсон зашагал к ним, и они двинулись ему навстречу.
— Вы Джейсон Уитни, — сказал один из них. — Вы вчера вечером говорили с нами.
— Да, это я, — сказал Джейсон. — С возвращением вас на Землю.
— Я Рейнолдс, — сказал один из них, протягивая руку. — Моего спутника зовут Гаррисон.
Джейсон пожал обоим руки.
— У нас нет оружия, — сказал Гаррисон, — но мы защищены. — Фраза его звучала ритуально.
— Здесь вам не нужна защита, — ответил Джейсон. — Мы — цивилизованные люди, в нас нет ни грана жестокости.
— Заранее никогда не знаешь, — сказал Гаррисон. — Прошло несколько тысячелетий, время, достаточное для перемен. Вчера вечером, мистер Джейсон, вы пытались сбить нас с толку.
— Не понимаю, — сказал Джейсон.
— Вы рассчитывали заставить нас поверить, что не догадывались о нашем прибытии. Однако было очевидно, что вы знали о нем. Вы старательно не выказывали удивления, что вас и выдало. Вы пытались представить дело так, будто наше прибытие не имеет особого значения.
— А должно ли оно иметь большое значение? — спросил Джейсон.
— Мы многое можем предложить вам.
— Мы удовлетворены тем немногим, что имеем.
— Ваш приводной луч не случаен, — продолжал Гаррисон. — Вы знали, что в космосе кто-то есть. В этой части Галактики корабли появляются чрезвычайно редко.
— Вы, джентльмены, кажется, настолько уверены в своих выводах, что позволяете себе грубость, — проговорил Джейсон.
— Мы не хотим быть грубыми, — ответил Рейнолдс. — Вы пытались ввести нас в заблуждение, но вам это не удалось.
— Вы наши гости, — сказал Джейсон, — и я не собираюсь с вами пререкаться. Если вы считаете, что правы, я не в силах убедить вас в обратном и, честно говоря, не вижу в этом смысла.
— Мы были несколько удивлены, — небрежно проговорил Гаррисон, — узнав, что на Земле есть люди. Мы предполагали, что должны быть роботы, поскольку они их оставили.
— Они? — спросил Джейсон. — Значит, вы знаете, кто это сделал?
— Отнюдь, — ответил Гаррисон. — Возможно, я персонифицирую некую силу без всяких на то оснований. Мы надеялись, что знаете вы. Вы далеко путешествовали. Гораздо дальше нас.
Итак, они знают о путешествиях к звездам, печально подумал Джейсон.
— Не я, — сказал он. — Я никогда не покидал Землю. Я оставался дома.
— Но другие покидали.
— Да, — ответил Джейсон, — многие.
— И они общаются? Телепатически?
— Да, конечно.
Бесполезно отрицать — они знают все.
— Нам бы следовало соединиться раньше, — сказал Гаррисон.
— Я не понимаю вас, — произнес Джейсон.
— Ну, приятель, вы многого достигли. И мы тоже. Мы вместе…
— Прошу вас, — сказал Джейсон, — нас ждут. После того как вы познакомитесь со всеми, прошу к завтраку. Будет завтрак. Тэтчер печет блины.
Глава 30
Из записи в журнале от 23 августа 5152 года:
…Когда человек стареет (а я сейчас старею), он словно бы взбирается на гору, оставляя всех позади. Хотя позади остается он сам. Но моя ситуация несколько иная, коль скоро я и все наши остались далеко позади, три тысячи лет назад. Однако в нормальном человеческом обществе, до Исчезновения, жили старики. Их друзья умирали, уходили, спокойно и тихо, как летящие на ветру сухие листья, и долго никто не замечал их отсутствия. Разве что замечал их ровесник, сам старик (или старый лист), вдруг, с изумлением и печалью; и он мог бы спросить, что случилось, но, не получив ответа, больше не задавать вопросов. Хотя на самом деле стариков вообще-то мало что трогает; каким-то странным образом они самодостаточны, не нуждаясь ни в ком. Им нужно немногое, и немногое их волнует. Они взбираются на гору, которой никто не видит, и, по мере подъема, одна за другой отпадают когда-то очень дорогие им вещи; и чем выше они взбираются, тем больше пустеет их рюкзак, не становясь, впрочем, легче, и то немногое, что в нем остается, оказывается воистину необходимым, тем, что они набрали за долгую жизнь трудов и исканий. И они пребывают в чрезвычайном удивлении — если, правда, дадут себе труд задуматься, — почему же только со старостью уходит все лишнее. Достигнув вершины горы, они видят так далеко и с такой зоркостью, что могут только опечалиться — если их вообще что-нибудь трогает — тем, что вряд ли успеют воспользоваться новообретенной ясностью и, получается, в ней так мало проку теперь, тогда как она бы очень пригодилась в дни молодости.
Думая об этом, я нахожу, что не слишком увлекаюсь фантазированием. Мне кажется, уже теперь я вижу дальше и яснее, чем когда-либо, хотя, возможно, и не так далеко и не так отчетливо, как обнаружится в самом конце. Ибо пока еще я не могу различить того, что ищу, — пути и будущего человечества, которое знаю.
После Исчезновения мы пошли иной дорогой, нежели той, которой шло человечество на протяжении столетий. И ничто, в сущности, не могло быть прежним. Старый мир рухнул, и мало что осталось в нем. Поначалу мы решили, что всему конец, и так оно и было, если иметь в виду утрату той культуры, что мы старательно создавали многие годы. И все же со временем мы поняли, что утрата вовсе не плоха, если не сказать — благодетельна. Ибо мы утратили то, без чего жить стало гораздо лучше. Кроме того, у нас появилась возможность все начать сначала.
Должен признаться, меня все еще смущает это наше второе начало — вернее то, что это начало сделало с нами… То, чего мы достигли, достигнуто не сознательным усилием. Это произошло как бы само собой. Не со мной, но с остальными. Подозреваю, я уже был слишком стар, слишком укоренен в прежней жизни и оказался в стороне не по собственному желанию, а из-за отсутствия выбора.