Я восхищаюсь Иньяром. Оказаться в совершенно неожиданной ситуации, моментально ее просчитать и вывернуть в нашу пользу – это может только Высший Кэцэр, безусловно.

Однако о второй фазе операции мне думать не хотелось.

Я слушал мысли аборигенов третий день и уже знал, что толпа, собравшаяся перед воротами в нашу маленькую долину – Сторожевую, – это местные правители. Совет Трехсот. Шамболор и его обитатели, Хранители, были чем-то вроде их богов, к которым они всегда обращались за советом и помощью. В отличие от деревянных идолов тарков, роботы оказались намного надежнее и всегда помогали местным аборигенам. Их проблемой сейчас являлись мутанты в реке, на берегу которой стоял их город. Что-то случилось с озером, из которого вытекала эта река, и вода в нем стала гораздо более радиоактивна, чем раньше.

Вот мне очень интересно, кто подарил аборигенам эту механическую шкатулку исполнения желаний. Неужели их Творец? Думается мне, что нет.

Яньар попросил меня раздобыть ему еды. Мы можем есть все – металлы, минералы, а четверка Фиолетовых способна питаться даже жестким излучением. Но Яньару совсем плохо – он попросил у меня мяса. Его может переварить даже кэцэр, не прошедший первую линьку.

Ночью я спустился в долину, где у нас был заперт Совет Трехсот. Крупной живности здесь не водилось, и я решил взять пару-тройку членов Совета. Аборигены оказались существами солярного цикла, и по ночам спали, что должно было облегчить мне охоту. Повлиять на спящий разум легче, чем на бодрствующий. После того, как в Шамболоре загрохотали взрывы, местные пытались покинуть Дираз – так называется эта долина. Убедившись, что это невозможно, они обосновались в небольшом поселке на берегу озера Шэрд. Старое Поселение, как я выяснил, было сакральным местом. Впрочем, тут шагу ступить было нельзя, чтобы не вступить в какую-нибудь святыню. Когда я приблизился к Старому Поселению, то обнаружил, что аборигенов тоже не смутила святость этого места. За три дня они успели окопаться по всем правилам фортификационного искусства. Это немало развеселило бы меня, если бы мои мысли не были заняты другим.

Кэцэрами, не прошедшими первую линьку.

Я просочился сквозь линию укреплений, приняв вид большой змеи, миновал часовых и пробрался в центр поселения. Внушительный монумент, занимавший центр главной площади, показался мне идеальным местом для засады. Я примостился на голове статуи, изображавшей огромную змею с крыльями. Я подозреваю, что это изображение одного из первобогов, идол аборигенов, которому они поклонялись до того, как узнали Хранителей. Рядом со змеей, тем более, стоял и вполне человекообразный идол. Раньше или позже мы делаем своих богов похожими на нас, даже если изначально догадываемся об их иной сути.

Либо становимся богами сами для себя, как стали мы.

Я настроился на сканирование. Мне нужно было не абы какое мясо, а по возможности мягкое и свежее. Особенно рассчитывать на это не приходилось. В любом обществе особи достигают верхушки социального пирога примерно к моменту потери собственной фертильности.

А то, что сейчас происходило с Юлером, было проблемой нашей собственной фертильности.

У меня детей нет и не может быть, по причинам, которые теперь уже не важны. Иньяр поэтому и оставил меня здесь.

Мы, кэцэры, становимся способны к воспроизводству себе подобных после первой линьки. У нас нет полов. Аборигены Руткэцэглен, которые были гермафродитами, очень подходили нам. Но мы и не гермафродиты. У нас попросту нет полов, как я уже сказал. Каждый из кэцэров может произвести на свет ребенка. В самом жестком варианте можно обойтись и без партнеров. Тогда ребенок будет точной генетической копией родителя. Но чем больше у ребенка родителей, тем лучше. Качество генетических комбинаций напрямую зависит от многообразия вложенных генов. Хотя генов у нас тоже нет, но других слов в языке местных, чтобы выразить эту мысль, я не нашел. Если у существ, состоящих из клеток, число родителей должно быть четным, то у нас оно может быть любым. У меня, например, семеро родителей. У Фиолетового их было одиннадцать, хотя он ни за что не признается в этом. У Высшего Кэцэра, захватившего Руткэцэглен, по преданиям, родителей было вообще семнадцать. Именно поэтому официальная мораль Руткэцэглен была категорически против большого количества участников сексуальных игр. Всячески насаждались предрассудки вроде того, что если партнеров больше шести, то один – а то двое участников – при слиянии могут просто раствориться в своих партнерах. Это чушь, конечно. Просто правящему клану – сами-то они меньше чем вдесятером не сливались – был совсем ни к чему еще один Высший.

У нас, несомненно, будут дети и здесь. Тринадцати кэцэров во главе с Высшим, пусть и разделенным, вполне хватит, чтобы захватить эту планету. По сути, мы уже захватили ее. Эти поклонники механических богов были главенствующей расой на единственном обитаемом континенте, и они уже были у нас в руках.

Но тринадцати кэцэров недостаточно, чтобы удержать планету. Однако, как показывает опыт кэцэрских поселений на Тарке, первые дети в семьях колонистов появляются лет через десять – пятнадцать. Даже такому совершенному организму, как наш, требуется время, чтобы приспособиться к местной силе тяжести, климату, радиационному фону. Таким образом, мы оказались перед дилеммой – завоевать планету, власть над которой нам будет некому оставить, либо потратить первые пятнадцать лет на то, чтобы увеличить собственную численность. Но никому неизвестно, как изменится обстановка к тому времени. Сможем ли мы захватить планету тогда? К тому же, и это было главной трудностью – лет через пятнадцать практически все члены нашего отряда потеряют фертильность.

Кэцэр, еще не прошедший первую линьку, чрезвычайно гибок и приспособляем. Если с ним сольется большое количество партнеров одновременно, подросток превращается в биологическую фабрику по производству детей. Отметав сотни две личинок, он умрет от истощения. Так поступил Высший Кэцэр со всеми подростками при высадке на Руткэцэглен.

Так сейчас решил поступить и Иньяр.

Юлер был смышленым, и немного стеснительным. Он родился на Тарке и вряд ли знал эти старые предания – а не то бежал бы от нас сразу, как только мы приземлились.

Я обнаружил двоих аборигенов, которые вполне подходили в качестве закуски для Яньара. Один из них был староват, но что поделаешь – привередничать не приходится. Я овладел их разумами, заставил покинуть постели, в которых они спали, и направиться к выходу из поселения.

Я сполз с монумента и последовал за своими жертвами. Часовым я отвел глаза заблаговременно, и они не заметили нас. А вот один из загипнотизированных аборигенов чуть не сломал себе ногу, когда пробирался через окоп, и едва не пришел в себя от боли. Я чуть усилил мощность воздействия, и до Ступеней Ожидания перед Шамболором мы добрались без всяких приключений.

– Яньар, открывай, – сообщил я. – Наша кормилица пришла, молочка принесла…

В ответе Яньара не было четких символов – только тревога, страх, усталость. Ну, а что он еще мог испытывать, оставшись один на чужой планете в совершенно разжиженном состоянии?

Ворота между двумя декоративными башнями – Привратниками, – распахнулись. Я, подбадривая запыхавшихся аборигенов видениями еды, денег и женщин (местная раса оказалась разделена на два пола, как и тарки, а в Совет Трехсот входили только мужчины) прогнал их через Сторожевую Долину. Уж больно слабо отвечал Яньар, надо было поторопиться. Мы вошли в башню, где обосновался Яньар, и поднялись на второй этаж. Первый был нежилым, там находилась автоматика, отвечавшая за контроль защитного контура над Диразом.

Тут меня кто-то так огрел силовым полем, что меня чуть не разбрызгало по стене.

* * *

Юлер на миг отвлекся от главного компьютера, управлявшего башней, оглянулся и оторвал руку одному из аборигенов. Тот завопил. Его товарищ по несчастью заорал тоже. Я перестал разглядывать железную кувалду у себя в брюхе. В воплях аборигенов слышалась последовательность звуков. Я уже заметил, что они были телепатами, как и мы. Но параллельно существовал фонетический язык, с которым неплохо было бы познакомиться.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: