— Пришел в себя, — заорал он Никите в ухо, и тот снова потерял сознание.

— Суки пожилые! Дайте воды! — прошипел еле слышно Никита. Вода оказалась необычайно вкусной, ледяной, зубы сразу приятно заболели, а горло полыхнуло жаром. Дыхание перехватило. «Они мне водки бузанули», — неправильно догадался Никита.

— Голова не кружится? — с тревогой в голосе спросил Окунь.

— В глазах не двоится, видишь четко? — вылез из-за спины товарища Вадим.

— Дайте вздремнуть. Меня в сон что-то клонит. Мы до сих пор в Плоцке? — неожиданно забеспокоился Никита.

— Спи. Отдыхай. Не волнуйся, мы в Холме! — Окунь стал вытеснять из помещения Вадима и ещё пару-другую людей, кого именно — Никита не видел, ему трудно было повернуть голову набок.

В следующий раз Никита очнулся в отличном самочувствии, запах наваристого супа заставлял урчать живот, в глазах не плыл туман, изображение не двоилось, жизнь налаживалась. Девочка лет семи сорвалась с лавки — побежала звать взрослых, через мгновение в комнату вошла шустрая старуха, лет сорока. Захлопотала, спросила о самочувствии, и послала внучку за супом.

— Мне, бабуля, в отхожее место, для начала, добраться. Позови Вадима или Окуня, боюсь сам не дойду.

— Нет их в избе. Сына сейчас пришлю, — старуха мгновенно исчезла, испарилась.

«Ведьма», — подумал Никита.

Не успел Никита закончить с супом, как появилась пятерка командиров его отряда: оба чеха, Сом, Вадим и Окунь. Первый же вопрос был неприличен — по существу дела.

— Когда выступаем на Плоцк? — спросил Вадим, самый нетерпеливый, склонный к нарушению порядков.

— Весной, — Никита с насмешкой посмотрел на удивленные лица соратников. Истинные причины своего решения он объяснять не стал. Никита был не уверен, что за короткое время сможет перегореть, успокоиться, что его месть не станет такой ужасной, как кровавый кошмар его вчерашнего горячечного бреда. Теперь он знал, почему говорят: «месть — холодное блюдо».

— Мы не готовы. Наш отряд состоит из великолепных бойцов, но последний бой показал, что нам нужна слаженность в схватке. Она достигается только при совместных действиях. Тем паче, мы задумали ночной налет, а я не хочу поражения, даже большие потери мне не нужны.

— Это не так. Отряд выстоял в том бою. Мы даже могли победить!

— В чем я не прав? Те всадники, что прикрывали тыл должны были сохранять расстояние до обоза в два полета стрелы, а они чуть ли не обогнали обоз. Я совершил ошибку — бросился спасать Бажену, и все вы поскакали за мной, оставив отряд без командования. Мы имели лучшую позицию, атака поляков была глупа, самоубийственна. Но она удалась, потому что никто из дружинников не знает своего места и своего маневра, а ждет приказа. Любой дюжины всадников должно было хватить, чтобы разгромить поляков. Мы были лучше вооружены, не так устали, как поляки, наша позиция была превосходна, — Никита жестко отчитал своих подчиненных, те повесили головы.

— Где ты возьмешь серебро, чтобы платить людям до самой весны? Поляки захватили обоз с серебром. Купеческие расписки из Берестья без Бажены — простые бумажки, — попытался спустить Никиту на землю Окунь.

— В отряде сотня дружинников, это двести марок в месяц? — спросил Никита.

— Двести пятьдесят. Ты сам требовал не жалеть серебра.

— Аванс за первый месяц заплачен. Так? — Никита задумался, — Мой самогонный аппарат цел?

— Цел. Его везли в первых санях.

— Это еще месяц оплаты! Там на двести марок серебра. Мой повседневный пояс, тот что ношу в походе, на месте?

— Ты про золото? Цел и пояс, и золотишко на месте, — довольно усмехнулся Окунь.

— За четыре месяца я готов выложить деньги хоть сегодня! Окунь, продлевай договор! Попробуй уговорить дружинников на следующие три месяца сбросить плату до обычной, всё-таки срок: четыре месяца. А до конца зимы, поры набегов на соседей они никому не нужны.

— Отряд остаётся в Холме?

— Нет. Мне нужен Мышкин и Олег чтобы довести выучку дружинников до приемлемой.

— Если взять Олега в долю, то мы сможем увеличить отряд втрое и купцы из Берестье будут вынуждены отдать серебро, — высказал глубокую мысль Окунь.

— А если взять в долю еще и Мышкина, то купцы из Плоцка отдадут нам золото Бажены, то, что она не успела в спешке забрать, — добавил Вадим.

— С Плоцком договариваться мы не будем. Только кровью они смогут смыть свою вину. Все, кто замешан в смерти Бажены, умрут. Я уничтожу их род до седьмого колена, — Никита установил границу — здесь миром договариваться он не будет.

Возвращение Никиты из долгого путешествия было встречено многодневными гуляньями. Никита сидел смурной, никак не мог прийти в себя после потери Бажены, а окружающие пытались его развеселить. Хотя, многие и не пытались, им было всё равно, был бы повод праздновать, неважно похороны это или свадьба. Всё кончается, кончилась водка, затем брага, мёд и пиво.

Пару месяцев Никита убивал свое горе изнуряющими тренировками вместе со своим отрядом, дополненным своими же охотниками. Нагрузки он давал себе запредельные, поэтому приходил домой, как чужой, не смотрел на своих «хохотушек», которые вели себя, как приведения — их не было ни слышно, ни видно.

Жена Коробова, Росава, не потеряла надежды найти отца, но стала носить траур. Её отца среди курских рабов не обнаружили, и другие бывшие рабы не видели его после взятия Карачева половцами. Зато её подруге, Вере из Мценска, повезло. Её отца не только нашли, он даже не успел получить из дома деньги для выкупа из рабства. Вместо того чтобы порадовать семью, и поехать в свой Мценск с любимой дочерью, купец поселился у Росавы, вернее у Коробова старшего. Похоже, он решил не уезжать, пока Валентин не сделает его дочь Веру честной женщиной. Саму Веру он неоднократно пытался переселить к Росаве, но либо оба ломали комедию, либо традиции абсолютного женского послушания, в этой семье были разрушены. Вера твердо обжилась у Валентина. Наконец в руках у Веры появилось самое надежное оружие — беременность. Все приметы показывали, что родится мальчик. Аппетит у беременной был хорошим, внешность не испортилась, деление возраста Валентина и Веры на магические числа давали нужный результат. На рождение мальчика будущие родственники делали особый акцент. Свадьбу играли большую. Пригласили весь отряд и мастеров со всех производств Коробово, из Карачева купечество и мастеровых, чиновников и стражников. Но Вера осталась недовольна — ей было важно не количество, а качество. В конце декабря небольшой караван отправился в Мценск. Было решено отпраздновать свадьбу повторно там.

В начале января Коробовы вернулись в Карачев, а Святослав Ольгович все не приводил своё войско. Все усилия Олега пошли уже насмарку, полностью, или частично. Конечно, его люди подновляли ловушки, добавляли препятствия на дорогах в Курск, угоняли в плен, людей, пытающихся восстановить поселки вдоль этих дорог. Но стало ясно, подготовка к войне ведется Святославом Ольговичем всерьез.

Первого февраля Олег оторвал Никиту от учений, с голубиной почтой пришли важные новости из Плоцка.

— Твои люди, посланные мною в Плоцк и Берестье, прислали письма.

— Ты говоришь о бывших слугах Бажены?

— Да. Но ты же их принял на службу! Значит — твои! Шестеро человек согласились жить в Плоцке и Берестье. Ты, возможно, помнишь, я спрашивал твоё согласие их использовать. Вчера пришли два письма. Из Берестье обычный отчет за прошедший месяц, новости из Плоцка радостные для тебя. Комес клюнул на нашу приманку, поверил распускаемым слухам о том, что его оба отряда разгромила дружина из Берестье и, главное, что всё серебро захватил себе воевода.

— Какие же это слухи? Это правда, серебро у воеводы!

— Комес, видимо, устроил проверку в Берестье, они, безусловно, подтвердились, и два дня назад он отправился в поход. Хочет вернуть «своё серебро». У него пять рыцарей, две сотни оруженосцев и кнехтов, ну и ополчение комес собрал немалое.