Земли эти долго сохраняли независимость, столетие назад только вошли в состав Черниговского княжества, а затем, в состав Северского княжества. На правом, высоком, берегу реки Снежеть, возвышаясь над ее уровнем на 10 метров, располагался город. Он занимал шесть гектаров, и имел двое ворот: с юга, со стороны реки, и с востока, со стороны дороги, соединяющей Мценск и Брянск. С запада и юга город был защищен высокими берегами реки, с севера его защищал огромный ров, и вал. Восточный склон города, вместо рва, защищал глубокий овраг, но вал все равно был насыпан. Кремль, увы, был деревянный. По всему периметру вала тянулась городская стена, составленная из ряда толстых бревенчатых срубов, приставленных вплотную один к другому. Внутри они были заполнены землей и щебнем. В высоту стена была восемь метров, в толщину два. По внешнему краю этой стены тянулся высокий забор из толстых дубовых горбылей, с прорезанными в нем бойницами. На всех углах стены были возведены бревенчатые башни. Такие же башни высились над городскими воротами. В первый раз Иннокентий Петрович осмотрел город, сделал даже небольшие покупки, но узнать о братьях Коробовых ничего не смог. Во второй раз Мышкину помогли, приютившие их, вятичи. Щедрые дары Иннокентия Петровича, непосредственность Фёклы и университетские знания психологии Светланы сыграли свою роль. Местные жители собрали на продажу в Карачев яйца, творог и сыр, добавили пару мешков зерна, урожая прошлого года, и поехали торговать. Мышкина взяли с собой, но могли не брать, всю информацию они добыли самостоятельно. Братьев Коробовых захватили на территории священной для язычников рощи. Христианство давно воцарилось в Карачеве, но старые святыни не исчезли. Находиться в роще было нельзя, но и покарать нарушителей традиций князь не решался. В Карачеве гостил высокопоставленный священник, направлявшийся в Рязань. Через пару недель он уедет, и чужаков можно будет казнить. Новости произвели на Фёклу шоковое действие, Светлана тоже расстроилась. Каждый предложил свой способ спасения. Фёкла решила добиться свидания со священниками, с целью уговорить их забрать Коробовых с собой в Рязань. Светлана задумала подготовить побег. Мышкин решился на политическое убийство. Он считал, что смерть князя отсрочит отъезд священников в Рязань и, скорее всего, отодвинет разбирательства с Коробовыми на второй план. Иннокентий Петрович, с моральной точки зрения, был против убийств невинных людей, он был против убийств вообще, но он всю свою жизнь планировал массовые убийства или учил убивать, выбрав себе путь профессионального военного. Мало того, приводил эти планы в жизнь, убивал военных, убивал гражданских. Сейчас Мышкин видел простой, легко осуществимый путь: застрелить одного человека, спасая жизнь трех других. У него появилось небольшое моральное оправдание. Раньше, кроме громких фраз о борьбе за счастье народа, или спасения отечества, не было ничего. Звучали эти слова с обеих сторон, и получалось, что нужно убить весь русский народ, чтобы Россия зажила счастливо.

Фёклу священники сдали князю сразу, как только она завела разговор о Коробовых. Подозрительная молодая девица, плохо одета, невнятно говорит. Это не повод портить отношения с князем. Светлана истратила на подкуп все наличные деньги, раздарила драгоценности, и не была схвачена только из-за подстраховки Мышкина. Тому пришлось убить двух человек, чтобы спасти Свету — княжеский холоп, обещавший помочь, привел с собой дружинника. Иннокентию Петровичу пришлось стрелять из пистолета. Глушитель помог проделать всё тихо. Мышкин даже успел ударить пару раз кинжалом, чтобы замаскировать отверстия от пуль.

Иннокентий Петрович сам удивлялся, как легко ему даются эти ужасные поступки, и как он невероятно хладнокровен. Безопасность Светланы значила для Мышкина сейчас больше собственной жизни. Мысли об этом занимали у него в голове главное место. Переполох в кремле поднялся страшный, так как был убит дружинник князя.

Светлане и Иннокентию Петровичу повезло, они прибыли в Карачев по реке, и бежали также на маленькой лодке. Через час около двухсот человек, с собаками, отправились их искать.

Убить князя было легко, сложно было скрыться после убийства. В городе риск был слишком велик, князь там никогда не ходит один. Убийство, даже из пистолета с глушителем, сразу поставит всю охрану на ноги. Кроме того, пистолетная пуля могла не пробить кольчугу князя. Этот вариант Мышкин забраковал. Подготовка убийства при выезде князя из города на охоту заняла неделю. Иннокентий Петрович занимался этим, пока Фёкла и Света пытались осуществить свои, бескровные, варианты. После того, как они потерпели фиаско, настала его очередь. Лежание на помосте в ветвях высокого дуба оказалось тяжелым испытанием. Три дня прошли безрезультатно. На четвертый день удача улыбнулась Мышкину. Князь выехал из ворот города провожать священников в Рязань. «У меня всего один шанс», — подумал Иннокентий Петрович. Стрельба никогда не была его сильным местом, поэтому Мышкин целился в сердце. На голове шлем, на большом расстоянии пуля может потерять убойную силу, а грудь защищает только кольчуга. Иннокентий Петрович успел выстрелить трижды, прежде чем князь стал заваливаться на спину. Свита князя подняла суматоху, но быстро пришла в себя. Половина охраны поскакала по направлению к Мышкину, вторая половина осталась на месте. В город вернулась пара всадников. «Десяток дружинников, без собак, посмотрим, как они будут меня искать», — Мышкин чувствовал себя в безопасности. Крутой склон оврага и высокое дерево обеспечивали Иннокентию Петровичу прекрасный обзор. Густой лес, начинающийся буквально рядом, не давал княжеским дружинникам преследовать его на конях. Надо было уходить, разрывать дистанцию, но Мышкин решил подождать. «Чем-то я себя выдал, винтовка блеснула, звук выстрелов долетел до охраны. Ишь, какие глазастые и ушастые», — оценил Иннокентий Петрович уверенное передвижение княжеской охраны. Мышкин снова положил винтовку на упор для стрельбы, сделал поправку на расстояние, и начал, как на стрельбище, вести огонь на поражение. Первый, второй, третий, откладывал Мышкин гильзы после верных попаданий. После пятого убитого, дружинники рассыпались цепью. Еще через два результативных выстрела Мышкин потерял из вида трех оставшихся дружинников. Те воспользовались крутым склоном оврага для маскировки. Пора было бежать. Иннокентий Петрович соскользнул по веревке вниз, и легко побежал по знакомой тропинке вглубь леса. Через пятьсот метров находилась заготовленная им ловушка для погони. Её нужно было насторожить. Затем, еще через пятьсот метров, Иннокентия Петровича ждала лошадь. Это было самое ненадежное место в плане. Каждый вечер, приходя ночевать на поляну, Иннокентий Петрович обнаруживал лошадь на месте. Прошло всего три часа, как Мышкин оставил ее стреноженной на поляне, уходя на место засады. Но будет ли она на месте в нужный момент?

Мышкину повезло, лошадь спокойно паслась на поляне. Он получил фору, целый час времени, пока охранники возвращались обратно, брали лошадей и ехали в объезд. Через два часа Мышкин обогнул город с севера, переправился через Снежеть, и скоро уже ехал по дороге в Брянск. К вечеру Иннокентий Петрович добрался до долгожданного ручья. До места ночевки оставалось целых пять километров по воде.

Первым делом Мышкин проверил, оставленные в тайнике, боеприпасы, аптечку, воду и хлеб. Запасы были целы, ни люди, ни звери не добрались до них за четыре дня.

Спал Мышкин крепко, лошадь лишь только раз забеспокоилась и разбудила его, но это была ложная тревога. Ранним утром Мышкин отвел лошадь на небольшую поляну в лес, стреножил и оставил пастись. На той стороне реки был широкий луг. Этот берег возвышался над рекой метров на пять, создавая Мышкину прекрасную позицию для обороны. Иннокентий Петрович ждал до полудня. Он уже собрался уходить в поселок к Светлане, посчитав, что погоня потеряла его след. Дружинники высыпали на луг длинной цепочкой, и собаки сразу истошно залаяли, почуяв близкую добычу, ветер дул со стороны Мышкина. Мелкие беспородные шавки, смело бросились вперед. Поводков на них не было, а охотничий азарт был сильнее дрессуры. «Нужно было делать помост на дереве», — пожалел об ошибке Мышкин. Он успел перестрелять с десяток бегущих первыми собак, прежде чем четверка оставшихся животных, остервенелых от запаха крови, переплыла реку. Иннокентия Петровича спас крутой песчаный берег и дикое возбуждение собак. Они бросались по прямой, раз за разом соскальзывая вниз по песчаному склону, и каждый раз на одну собаку становилось меньше. Смерть последней совпала с появлением на его берегу реки семерки всадников. Люди оказались умнее собак. Они разделились на три группы, трое атаковали в лоб, а две пары других попытались берегом обойти Мышкина. Справа и слева крутой берег постепенно понижался, и через двести метров лошади легко могли взобраться наверх. Троицу ближних дружинников, спешившихся, пытающихся забраться наверх, Иннокентий Петрович расстрелял без труда. «Почему они не используют луки», — удивлялся Мышкин глупости воинов. Он не знал, что за живого убийцу князя плата назначена на сотню серебряных гривен больше, чем за мертвого. Дружинниками руководила жадность. Четверка охотников, за головой Мышкина, скрылась в густом лесу, покрывающим берег. Иннокентий Петрович как можно быстрее стал пробираться на поляну, к лошади. До поляны оставалось несколько шагов, когда Мышкин услышал впереди грубые мужские голоса. Дружинники опередили его. Иннокентий Петрович попытался отползти в заросли, но его заметили, и погоня приобрела скоротечный характер. Казалось, что Мышкину не уйти, еще десять секунд и его нанижут на копье, как мотылька на булавку. «Бомба», — вспомнил Мышкин о гранате. Он спрятался за дерево и бросил гранату на поляну. Взрыв прогремел слишком близко. Придя в себя, Иннокентий Петрович вернулся на поляну. Три лошади лежали на земле, лишь одна была мертва, две другие были ранены, четвертая ускакала, сбросив наездника. Дружинники казались даже не ранеными, напуганными, ошеломленными, контуженными, но невредимыми. Страх плена и смерти, посетивший Мышкина минуту назад, толкнул Иннокентия Петровича на убийства. Он выстрелил из винтовки четыре раза, и почувствовал, что спокойствие вернулось к нему.