— Вы кого-то ждете, мсье? — спросил Багериан.

Бойаваль прислонился к двери, скрестив на груди руки. И смотрел на них обоих с застывшей улыбкой.

— Вы мешаете нам пройти, — продолжал Багериан тихо.

Маргарет пряталась за его спиной. Бойаваль не пошевелился, не проронил ни слова, стоял, по-прежнему скрестив руки.

— Вы позволите? — произнес Багериан еще тише, будто боялся разбудить кого-нибудь.

Он взял Бойаваля за плечо и попытался оттолкнуть его вправо, но тот не сдвинулся с места.

— Ну что ж, в таком случае я вынужден сделать вам больно, не обессудьте.

На этот раз он оттолкнул его с такой силой, что Бойаваль упал лицом вперед, растянулся во весь рост, ударившись о край тротуара. Маргарет заметила, что из уголка рта у него потекла струйка крови, и подумала, что он, наверное, потерял сознание. Багериан приблизился и склонился над ним:

— Сейчас уже поздно, мсье, но аптека на авеню Рюмин еще открыта.

Затем он распахнул дверь и пропустил Маргарет вперед. В подъезде снова взял ее за руку. В лифте не задал ей ни единого вопроса, словно ничего не случилось, во всяком случае, ничего особенного.

Они сидели вместе на диване в гостиной. И ей хотелось все объяснить ему, рассказать, что с некоторых пор этот человек неотступно преследовал ее. Но Багериан улыбался с милой непринужденностью, и казалось, будто никакой стычки не было, они вернулись домой после приятной вечеринки с друзьями. В Аннеси, когда история с Бойавалем только началась, она дважды обращалась в полицию, пыталась подать жалобу в надежде, что ее защитят. А ее там подняли на смех. В первый раз полицейский сказал: «Ничего удивительного, что у такой красавицы, как вы, мадемуазель, есть поклонники». Во второй уже никто не говорил любезностей, к ней отнеслись с подозрением. До нее никому не было дела.

— Мне очень жаль, — в конце концов пролепетала она.

— Чего тебе жаль?

Багериан налил им выпить. Приблизился к ней и прошептал на ушко: «По русскому обычаю». Теперь она постаралась залпом осушить бокал. Должно быть, присутствие Бойаваля у их дверей ничуть не заинтересовало его по той причине, что в его жизни было много гораздо более серьезных столкновений и этот случай показался ему заурядным и незначительным. Вот поэтому он ничему не удивлялся и сохранял хладнокровие, более того, беззаботность. Он был абсолютно прав, за бесстрашие она и подарила ему свою любовь. Он погасил свет в гостиной, Маргарет почувствовала, как его рука, расстегивая пуговицы на блузке, скользит там, где другой некогда, давным-давно, провел лезвием ножа. Сейчас все было по-другому. Она наконец-то расслабилась, доверилась. Да, рядом с Багерианом близость вдруг показалась простой и естественной.

Около четырех утра она ненадолго вышла из спальни и собрала свою одежду, разбросанную по дивану и ковру в гостиной. Ее на всю жизнь приучили к аккуратности в интернате, к тому же у нее никогда не было своей собственной комнаты, своего дома. Повсюду временно, всегда настороже. Всякий раз несмятая одежда под рукой могла пригодиться, чтобы мгновенно одеться и убежать при малейшей опасности.

Сквозь приоткрытое окно в гостиной Маргарет услышала шум дождя. Она прижалась лбом к стеклу. Внизу по-прежнему стоял Бойаваль. Она ясно видела его в свете горевших всю ночь фонарей у подъезда. Упрямый часовой на бессмысленном посту. Он курил. Засохшая кровь у губ и на подбородке. Даже не спрятался от дождя под козырьком. Вытянулся, будто по стойке «смирно». Лишь время от времени выдыхал клубы сигаретного дыма. Промокшее насквозь пальто облепило его фигуру. Неужели этот черный силуэт вечно будет застить ей горизонт? Ей придется запастись терпением, впрочем, она с раннего детства все терпит и терпит. За что? И до каких пор? В номере гостиницы «Севинье» бессонница мучила ее долгие ночи напролет, как прежде нередко в Аннеси. Маргарет никогда не принимала снотворное, боялась, что не проснется.

Однажды в Аннеси около трех часов ночи она поняла, что больше не в силах без сна сидеть у себя в комнате. Тогда она вышла из дома на пустынную улицу Вожеляс. Окна светились только в открытом до утра кафе на улице Вокзала.

Она приходила туда всякий раз, как ее одолевала бессонница. И заставала одних и тех же завсегдатаев. Ее удивляло одно: днем этих людей не видно поблизости. Хотя нет, некоторые попадались ей на глаза. Например, Рози работала в парфюмерном магазине на улице Рояль. Маргарет Ле Коз рассматривала ее сквозь витрину и пришла к выводу, что молодая, чрезвычайно ухоженная улыбающаяся блондинка не имеет ничего общего с ночной Рози. Еще по вечерам ей часто встречался доктор Эрвьё. Неужели это был один и тот же человек? Днем Рози и доктор Эрвьё не узнавали Маргарет, зато ночью охотно беседовали с ней. Остальные исчезали бесследно, словно испарялись с первыми лучами солнца: Олаф Барру, Ги Грен и девушка по прозвищу Нежная Ирма[5]… Именно здесь, в кафе на Вокзальной улице она в первую же ночь привлекла внимание Бойаваля. Сначала он ее не пугал. Напротив, был довольно любезен. Подходил к ней, здоровался, говорил какой-нибудь комплимент, а потом садился играть в покер. Но постепенно Маргарет стала замечать, что он, мягко говоря, неуравновешен. Как-то ночью он пригласил ее провести воскресенье в Ла-Клюзаз. Покататься вдвоем на лыжах. Она отказалась. Никогда в жизни ей не приходилось вставать на лыжи. И тогда он вышел из себя:

— Почему не поедете? Вы что, боитесь меня?

Она не ожидала такой реакции и не знала, что ему ответить. К счастью, товарищи увели его играть в покер как всегда. Позднее она узнала, что этот человек несколько лет тому назад мог войти в сборную Франции по лыжному спорту, но помешала серьезная травма. Раньше он был тренером в Ла-Клюзаз и Межеве. А теперь стал мелким служащим в муниципальном бюро по туризму. Наверное, ее равнодушие к лыжам и бесцеремонность отказа показались ему обидными. Однако мало-помалу в его отношении к ней произошла зловещая перемена.

Он стал часто встречаться ей после полудня, когда она шла в книжный магазин на улице Почты, где работала на полставки. Преграждал ей путь с таким видом, будто чувствовал, что она знать его не желает и не хочет с ним разговаривать. Маргарет старалась сохранять спокойствие и отвечала вежливо. Но от всех его предложений отказывалась под разными предлогами, и всякий раз он приходил в бешенство. Однажды она согласилась пойти с ним в кино. Понадеялась, что после этого он станет менее назойливым. В кинозале казино они оказались чуть ли не единственными зрителями. Теперь в Париже, в номере гостиницы «Севинье», ей с необычайной ясностью вспомнился тот черно-белый фильм и стало очевидно, что его серые полутона навсегда связаны в ее сознании с Аннеси, кафе на Вокзальной улице и Бойавалем. Она ожидала, что в темноте он не удержится, обнимет ее за плечи или возьмет за руку, а она все стерпит, подавив отвращение. Ей случалось испытывать такую мучительную неуверенность в себе, что она готова была сама сделать первый шаг, лишь бы другие не отталкивали ее и не выказывали больше враждебности. Да, довольно часто она оказывалась в неприятном положении жертвы, что без конца уступает шантажистам, выигрывая всего лишь минутную передышку.

Однако, вопреки ее опасениям, за весь сеанс он не предпринял ни единой попытки к сближению. Чинно сидел в своем кресле. Но когда в фильме девушка вошла в спальню молодого дирижера и застрелила его из револьвера, Маргарет заметила, что Бойаваль так и впился в экран, даже наклонился вперед, завороженный происходящим. И ее затошнило от страха. Она вдруг отчетливо представила, как Бойаваль с револьвером входит в ее комнату на улице Президан-Фавр.

Когда фильм закончился, он предложил проводить ее до дома. Говорил тихо, застенчиво — она и не знала, что он бывает таким. Мирно шел рядом с ней и не позволял себе никаких вольностей. Только опять предложил съездить как-нибудь днем в Ла-Клюзаз, мол, он ее поучит кататься на лыжах. Она не решилась ответить «нет», боясь, что он снова разозлится. Они миновали променад Пакье, поднялись к вилле Шмидта.