Жук поставил рукоятку машинного телеграфа на «стоп». Сразу же пароход перестало трясти и сделалось тихо.

В это время в шлюпке поднялся рыжий подросток и заорал в сторону парохода:

— Э-эй, посторонись!

Он старался кричать басом, но на первых же нотах голос его сорвался и перешел в дискант. Тогда, видно для убедительности, парнишка яростно замахал руками, показывая под нос шлюпки.

— Что за чертовщина! — сказал капитан. — Мальчишка один в море, не гребет, а шлюпка движется… Ничего не понимаю. — И, вскинув к губам мегафон, капитан крикнул в шлюпку: — А ну-ка, подходи, голубчик!

В ответ мальчишка только махнул рукой, а шлюпка сама по себе быстро двинулась в сторону от парохода.

Внизу на палубе засмеялись. Там уже собралась добрая половина команды и пассажиров «Большевика». В море ведь не часто приходится ловить таких рыжих мальчишек.

— Ну, знаете, — капитан развел руками, — малый вперед!.. Лево руль!.. Взять его с подветренного борта!..

— А вдруг не догоним?!. — произнес кто-то внизу, то ли насмешливо, то ли сомневаясь.

Но шлюпка уже перестала двигаться. Теперь она находилась под бортом парохода, защищенная им от ветра и волнения.

— Боцман, выбросить штормтрап[9]! — приказал капитан.

— Е-есть!

Веревочная лестница, постукивая балясинами о железный борт парохода, спустилась прямо к шлюпке.

— Боцман, в шлюпку, да живей!

— Е-есть!

— Поднимите всё на палубу!

— Е-есть!

Боцман, громадный и с виду неуклюжий человек, с удивительной легкостью перемахнул через фальшборт[10] и в один миг очутился в шлюпке. Он лихо исполнял все приказания. Но на этот раз произошла длительная заминка. Одна минута. Две. Три… Боцман возился в шлюпке с чем-то непонятным.

— Да что вы там, голубчик, вздремнули? — волновался на мостике капитан.

— Рыба тут, — отозвался боцман, — ба-а-альшущая!

— Тащите ее.

— Не пускает.

Это была правда: рыба держала человека.

Боцман едва спустился в шлюпку — понял, в чем дело, и сразу же ухватился за лесу. Рыжий мальчишка крикнул:

— Не трожьте! Мой палтус!

Боцман только грозно сдвинул брови, и мальчик присмирел.

— Чорт, морской чорт, — бормотал боцман, стараясь размотать снасть. Из этого ничего не получалось. Тогда он взмолился: — Ребята, подсобите!

Маленький кочегар Вася Томушкин первым ринулся с палубы вниз по штормтрапу.

— А ну, пусти, — отстраняя боцмана, сказал он и взялся за лесу. — Тоже рыбаки, с одной рыбиной справиться не могут. Соображать надо. Законов механики не знаете.

Леса выбиралась совершенно свободно.

— Сорвалась, — застонал боцман, — сам видел, такая рыбища, вот! — он развел руки в стороны и в тот же миг грохнулся на дно лодки. Это Вася Томушкин ударил его в живот головой, устремившись за лесой, которую рванула рыба.

— Остановить! — закричал Томушкин.

Боцман, лежа на спине, схватил лесу и задержал ее.

— Пусти! — горячился Томушкин. — Тоже рыбаки, одну рыбину вытащить не могут! Элементарных законов физики не знаете!

Но боцман стряхнул с себя маленького кочегара и не выпускал из рук лесы.

— Самойленко! — крикнул он на палубу.

— Есть! — донесся оттуда ответ.

— Падай сюда!

— За́раз!

Третий человек спустился в шлюпку.

— Може, его з ружья, — сказал он, — в голову, а?

— Со́лью лучше, — заметил кто-то из зрителей на палубе, — на хвост сыпьте!

— А можно и табаком, — посоветовал другой, — в глаза если. Рыба зажмурится, тут и хватай ее.

Десятки советов неслись сверху из толпы зрителей: серьезные и насмешливые, они слились в общий гул. Даже Яшка перестал отталкивать моряков от своей добычи и сам понукал их, но на него никто не обращал внимания. Матрос Самойленко с боцманом решительно взялись за лесу. Вася Томушкин уже оправился от замешательства и снова командовал:

— Раз-два, взяли! Раз-два, дружно!.. Ну, как тянете? — горячился он. — Кто так тянет? Вместе надо!

— Правильно, — подтвердили сверху, — ты их, Вася, по равнодействующей.

А боцман и Самойленко медленно, но верно подтягивали рыбу к борту. Лодка ходила ходуном: так металась в воде рыба.

— Лом подайте! — приказал боцман. — Я ее ломом по голове!

В лодку спустили лом.

— Держи крепче, — приказал боцман матросу, — я ее сейчас!

Теперь рыба была под самым бортом. Она рвалась со страшной силой, словно понимая, что пришел ее конец.

На палубе притихли. Наступил решающий момент. Боцман замахнулся ломом.

— Э-эх!..

И лом опустился на голову рыбы. Но боцман вложил в удар слишком много силы и потерял равновесие. Всё это произошло мгновенно. Томушкин хотел было удержать его, но сам вместе с боцманом кувырнулся за борт.

Теперь два незадачливых рыбака и рыба, испускающая дух, барахтались воде.

— А что я говорил, — дрожащим голосом кричал из воды Томушкин, — надо было рассчитать направление удара!..

— Поздновато, Вася, — крикнули ему с палубы, — сейчас рассчитывай скорость погружения!

А боцман, будто нечаянно, ухватился за Томушкина и толкнул его с головой в воду.

— Всё равно, — вынырнув, завопил Томушкин, — неправильно! Кто так бьет?

Через несколько минут на палубу «Большевика» подняли Яшку, лодку и двухметрового палтуса.

Рыбу насилу поворачивали два человека. Она была с одной стороны совершенно белая, а с другой светлобурого цвета, и на этой стороне у нее находились оба глаза.

— О це карась! — заявил Самойленко.

На мостике звякнул машинный телеграф. Пароход двинулся дальше. И только теперь на палубе люди разглядели мальчишку. Раньше было не до него. Внимание всех поглотила охота на палтуса.

Мальчишка стоял перед командой «Большевика», смело смотря всем в глаза.

— Ты кто? — спросил его повар.

Яшка вместо ответа отмахнулся. Очень уж смешной колпак был на голове у повара. А вот рядом с поваром стоял человек в тужурке с золотыми пуговицами, в фуражке с золотой эмблемой и с золотыми галунами на рукавах. То был старший помощник капитана Борис Владимирович Матвеев.

— Пускай начальник спрашивает, а вам не скажу, — сердито буркнул Яшка повару.

Все расхохотались.

— Так кто же ты? — спросил тогда старпом.

— Рыбак, — с достоинством ответил мальчик. — Яшка Кубас.

— Из какого села?

— Из села Тихого. Колхоз наш называется «имени Первого Мая».

— Из Тихого? — удивился кто-то наверху.

Все подняли головы. Капитан с мостика следил за допросом.

— Голубчик, — не выдержал он, вмешиваясь в разговор, — село-то Тихое сколько миль отсюда?

— Ну и что, — невозмутимо сказал Яшка, — вот подует межзапад-побережник, — я мигом доберусь.

— А ну-ка, поднимись сюда.

Старпом стал подталкивать Яшку к трапу, но мальчик заупрямился. Он заметил, как повар отделился от толпы и присел над палтусом, что-то вымеряя ладонью.

— Не трожьте! — крикнул Яшка повару. — Не ваш палтус!

И только когда повар отошел от рыбы, он сказал старпому:

— Куда идти?

Многим хотелось подняться на мостик следом за старпомом и мальчиком, но без надобности входить туда запрещалось.

Разговор продолжался при закрытых дверях. Однако начался он не сразу. Яшка, как вошел в рубку, так и застыл от изумления. Сын рыбака, и сам рыбак, потомственный помор, в первый раз в жизни он стоял на мостике большого океанского парохода. Сколько здесь было разных диковинок! Одна стена сплошь обвешена всякими часами: большие, поменьше, какие-то четырехугольные — все они блестели так, что глаза разбегались. А стрелки? Одни щелкали, вздрагивали, другие тихо перескакивали с черточки на черточку. Дальше стояли ящики со стеклянными стенками, а в ящиках стрелки что-то рисовали по бумаге.