— Постовал! Вот они где! А мы весь день ищем по лесу, вас разыскиваем!

Они подбежали радостные, весёлые, полные надежды. Они не знали, что бедный Витька и сам-то не знает, где ребята!

— А мы после обеда гороху за лесом нашли, наелись здорово. Пришли — вас нету. Вот теперь и ищем, — сразу выпалил радостный Валерка (о стороже говорить Валерка не считал нужным). — А где ребята?

— Т-там, — понурив голову, сказал Витька и неопределённо махнул рукой на запад. Потом неуверенно добавил: — Наверно. Я точно не знаю, я вас долго искал и почти заблудился.

— Ну что ж, пойдём туда, — сразу упавшим, но ещё полным надеждой голосом сказал Валерка. Он не стал винить Витьку: всё равно напрасно.

Шли они долго по бесконечному лесу. С каждым шагом надежда теряла свой вес.

Так они шли томительно долго и молча. Наконец все трое остановились и грустно переглянулись. Лицо Витьки было бледное и всё время сохраняло виноватое выражение.

— Кончено! — сокрушённо произнёс Валерка и сел на пенёк.

Ванька хотел со злобы взвалить всю вину на Витьку, но раздумал, взглянув на его виноватое лицо. Настроение Ваньки теперь уже окончательно испортилось. Он сидел на траве, совершенно расстроенный и сокрушённый, и бессмысленными глазами глядел на колыхавшуюся в траве крупную ромашку.

Витька сокрушённо думал о неловкости своего положения. Кто же ещё знает, что это за компания, в которой он очутился! Витька не дружил с Валеркой и потому плохо знал его характер, но ему казалось, что Валерка всё-таки парень неплохой. Другое дело — Ванька! Он знал его как хулигана и забияку, решающегося на отчаянные поступки. С таким едва ли вернёшься из леса живым и здоровым!

…Ванька тайно от матери всегда носил в кармане папиросы. Теперь он вспомнил о них, достал одну, потом зажёг спичку и закурил, чтобы «успокоить нервы». Потом с усмешкой предложил папиросу Витьке, но тот испуганно попятился и сказал:

— С-спасибо, не курю…

Он ещё никогда не пробовал курить, к тому же он понимал, что курить вредно.

Ребята решили, оставив рюкзаки на месте, поискать ещё вокруг, нет ли каких следов. Но вскоре после бесплодных поисков все трое с понуренными головами возвратились на прежнее место.

Наконец, все примирились со своим плачевным положением. Решили разжечь костёр, устроить шалаш, поужинать и лечь спать, а наутро с новыми силами вновь продолжать поиски, обсудив за ужином план действий.

Витька принёс хворосту и разжёг костёр. Валерка с Ванькой построили прекрасный шалаш, застлав его внутри еловыми лапами.

Солнце опускалось всё ниже, облака порозовели от заката. Улыбающееся лицо луны, ещё прозрачно-голубоватое, повисло над сосновым лесом. Стройные высокие сосны чёрными силуэтами отчётливо вырисовывались на фоне ярко-оранжевой зари. Костёр трещал, выбрасывая в синее небо золотые снопы искр.

Короткая летняя ночь вступала в свои права. Луна, окружённая свитой звёзд, беспечно улыбаясь, бессмысленно смотрела на догоревший костёр и на зелёный шалаш, в котором расположились на ночлег наши путешественники. Убаюканные шумом сосен, они уже давно забыли о сегодняшних злоключениях и спокойно спали, положив под головы руки.

Вдруг страшный взрыв потряс землю, и мгновенная ослепительная вспышка осветила кругом всё пространство.

Валерка и Ванька сейчас же вскочили. Что это? Они переглянулись и выползли из шалаша. Кругом всё было по-прежнему, только на тёмно-голубом небе протянулось какое-то странное длинное облако.

Витька, услышав во сне оглушающий взрыв, спросонок пронзительно закричал:

— Конец!!! Конец!!! — и проснулся.

Но это было только начало.

Конец первого рассказа

Рассказ второй. Домик в глуши

Валька Варов проснулся от оглушительного грохота. В этот миг комната озарилась необыкновенным ослепительным светом, окна в доме зазвенели, всё затряслось, заплясало. «Что это? Землетрясение, что ли?» — спросонку подумал испуганный Валька. Но «землетрясение» закончилось почти в тот же миг, в какой и началось.

Изумлённый Валька выглянул в окно. Ночное небо было обыкновенное, синее. Поразительного и странного ни на нём, ни на земле не было, разве что длинное и прямое серебристое облако, протянувшееся поперёк небосклона к земле. «А вдруг это атомная бомба!» — подумал Валька, но скоро пришёл к выводу, что если бы это было так, то вряд ли он остался бы в живых.

Что же, однако, это могло быть? Недоумевающий Валька пытался найти объяснение этой загадке, — но непослушные сонные глаза его сами собой медленно закрывались, и вскоре он снова уснул, позабыв обо всём на свете.

…Утром в посёлке только и было разговоров, что о таинственном ночном взрыве. Что только не предполагали! Напуганные бабы говорили, что, должно быть, началась война, а деловитые мальчишки возбуждённо разговаривали о том, что какие-то шпионы где-то что-то взорвали. А один старик, Иван Андреевич Фадюшин, поздно вечером возвращался с покоса и настойчиво уверял теперь, что это летел с неба на землю страшный огненный змей; он говорил, что сам видел, как змей со страшным свистом летел по небу, а потом с грохотом врезался в землю — и что теперь беда будет и придётся всем помирать: змей ведь никого не пощадит, ни старых, ни малых. Бабы змея испугались не меньше, чем войны, и только некоторые не поверили старику.

Но недолго разговаривали об этом необычном происшествии в посёлке. За обыкновенной будничной работой уже к вечеру все успокоились и позабыли об огненном змее. По-прежнему так же ярко светило летнее солнце, по-прежнему всё было на своих местах, не существовало теперь уже ни войны, ни шпионов, ни самого огненного змея — в своих бесконечных заботах жители посёлка надолго забыли о нём.

Небо было тёмно-голубое, вымытое вчерашней грозой. Время медленно подвигалось к полдню, и солнце пекло не на милость. Высокие тополя мирно шелестели, задевая ветками маленькую дверцу чердака. Отсюда, с чердака, были видны многочисленные дома и домики с тесовыми, шиферными и железными крышами. Почти возле каждого домика шумели высокие тёмно-зелёные тополя и клёны. Большую часть видимого пространства занимали обширные огороды, в которых правильными рядами тянулась картошка, а на отдельных грядках росли прочие овощи: помидоры, огурцы, горох, морковь, свёкла и так далее. Среди этих зелёных квадратов пролегали узкие полоски, дорог, по которым изредка проезжали грузовики, расплёскивая по сторонам жидкую грязь. Вчерашний ливень всё ещё напоминал о себе: на дорогах чернела грязь и красовались огромные голубые лужи, по которым бродили маленькие ребятишки, брызгаясь и визжа. Воздух был чистый и свежий.

В заполненных водой канавах плавали довольные гуси. Они весело гоготали, щипали с берегов нежно-зелёную травку и ныряли в воду, выходя оттуда совершенно сухими. Тут же плавали белоснежные пекинские утки со своими выводками. Они нежно крякали, словно что-то рассказывали своим маленьким пушистым утятам.

Из низких тесовых ворот небольшого нового домика с зелёными ставнями и с ослепительно блестящей на солнце некрашеной железной крышей вышел маленький мальчишка лет семи, босой, беловолосый и с весёлыми тёмно-карими глазами, в которых горело забавное любопытство. Это был Аркашка, брат Петьки Стародубкина. Он постоял, подумал и отправился бродить по широкой луже. Из окна выглянул белобрысый Петька, который был лет на пять старше Аркашки, и сказал, чтобы Аркашка не поскользнулся и не упал. Но Аркашка прекрасно знал, что он не упадёт.

Побродив по луже, Аркашка решил пойти к Ваське, брату известного уже нам Валерки Воробьёва, хотя Аркашка с Васькой недавно поссорились. Васька, как всегда, играл с Танькой Постоваловой в сыром песке, где они строили города. Возле Таньки лежали Васькины формочки, которыми она вылепляла из песка разные груши, яблоки и лимоны. Аркашке стало завидно, и он попросил у Васьки формочек.