Дон Педро со своими друзьями подоспел вовремя. Он соскочил с коня и подошёл к каравану. Члены экспедиции сгрудились на дороге. Слышались встревоженные голоса, плач. Еник (это он привёл помощь) стоял на коленях возле Франтишека, пытаясь руками остановить поток крови, бившей из груди раненого.

Дон Педро отстранил мальчика, наклонился над Франтишеком и прижал ухо к его груди.

— Он жив, друзья! Снимайте с коней чепраки, готовьте носилки!

Некоторое время спустя печальная процессия двинулась к деревне. Жители уже выходили навстречу с фонарями, но дон Педро велел всем разойтись и не шуметь. Он пользовался всеобщим уважением — его тотчас послушались.

Носильщики отнесли Франтишека на ранчо и по приказу хозяина отогнали любопытных. Только один человек получил разрешение войти в дом дона Педро и пробыл там более часа. Даже друзьям Франтишека было запрещено входить к больному. Вацлав, Еник и Диего тихо сидели перед верандой и ждали.

Франтишек всё ещё не приходил в сознание. Пуля пробила грудь с правой стороны и застряла в спине. Её нужно было извлечь, и это сделал молчаливый человек, только что вышедший из дома. Все повернулись к нему: он держал на ладони смертоносный кусочек свинца.

— Большая потеря крови, — сказал он. — Если начнётся сильный жар, чужестранец умрёт ещё сегодня ночью, не приходя в сознание.

Для друзей Франтишека страшнее не могло быть вести. Они вдруг ощутили себя покинутыми и беспомощными, затерянными в этой далёкой заокеанской земле. Скорбь друзей сменялась гневом, гнев снова переходил в печаль и сердечную боль, жалость к другу будила отчаяние; так длилось целую ночь. Она тянулась невероятно долго. Ранчо молчало, его словно накрыли чёрным покрывалом, на котором блестели серебряные блёстки звёзд. Друзья сидели по-индейски — поджав ноги и спрятав лица в ладони — и не смыкали глаз всю ночь.

Когда же наконец потянул рассветный ветерок и раскричались петухи, открылось окно ранчо и в нём появился дон Педро, бледный от бессонницы и забот.

— Сознание вернулось, — шепнул он. — Наконец-то! Он уснул. Благодарение богу!

Окно закрылось. Друзья вскочили, переглянулись, как бы не веря своим ушам.

— Дядя очнулся! — первым закричал Еник и помчался в поле.

Нет, он не мог оставаться здесь, ему надо было побыть одному, совсем одному!

Три дня ранчо навещал уже знакомый нам неразговорчивый человек, а дон Педро за эти дни вовсе не отлучался из дома. Обитатели деревни с трогательным вниманием заботились о наших приятелях.

Девять дней и девять ночей боролся Франтишек со смертью, которая не отступала от его постели. Только на десятый день молчаливый доктор объявил, что битва выиграна.

— Дон Франсиско будет жив и, прежде чем настанет жатва, встанет на ноги, — сказал он.

То был настоящий праздник, тем более что к этому времени вернулась и хозяйка дома. Друзьям впервые было позволено навестить больного.

Они едва узнали его — так он похудел и ослаб. Все, не исключая и Льготки, бросились к нему, как к воскресшему из мёртвых. Много накопилось на сердце… но свидание продолжалось всего несколько минут. Они даже не успели сказать, как оплакивали его, как горевали, какими одинокими чувствовали себя и как безгранично они его любят!

Франтишек лишь улыбался и пожимал им руки своими худыми пальцами.

Друзьям разрешено было приходить к нему каждый день, но ненадолго. А когда месяц спустя слуги вынесли больного на веранду, все собрались вокруг него и рассказывали, рассказывали без конца. Явились даже Льготкины дети. Эти непоседы рвали всё подряд своими зубками и коготками. У них начали проявляться разные наклонности: маленькая Рика готова была часами сидеть у кого-нибудь на коленях, Плутон играл со всем, что стояло и двигалось, а Каро, сидя на хвосте, размышлял и только шевелил ушами, отгоняя мух.

— Дорогие друзья, — сказал однажды Франтишек, — готовьтесь к отъезду. Как только я поправлюсь, мы поедем домой.

— Домой! — излишне громко закричал Еник: он чуть не помешался от радости. — Домой? Это правда?

— Как то, что я ранен. Ах ты, сорвиголова! — впервые за время болезни попытался пошутить Франтишек. — Задачу свою мы выполнили, и очень неплохо. А когда я поправлюсь, надо будет как следует отдохнуть. Напряжение мне уже не под силу. Какой же от меня теперь прок? Да и здешний доктор советует возвратиться домой.

— Здешний доктор? — удивились все.

— Да, этот молчаливый человек — отличный доктор. Возможно, у него нет университетского диплома, зато он одарён от природы, обладает большим опытом и, самое главное, терпением и любовью к больным.

Ласковая хозяйка взглядом дала понять, что пора кончать беседу. Глаза больного смежались от усталости. Он был ещё слаб и часто засыпал.

Друзья посовещались и договорились, что с сегодняшнего дня перестанут бездельничать. Перед возвращением домой оставалась ещё кое-какая работа: несколько ящиков и корзин были не наполнены. Охотники решили собирать орхидеи без своего начальника, тем более что теперь в окрестностях стало вполне безопасно.

На следующий день рабочие с Вацлавом двинулись к северу, а Еник остался; он ждал, когда ему позволят зайти к больному. Потом, сидя в ногах Франтишека, он пытался как-нибудь объяснить отсутствие Вацлава, но раненый сказал с усмешкой:

— Мальчик, не трудись, меня не проведёшь! Я ведь вижу, что вам надоело бездельничать, и Вацлав с людьми отправился к каньону.

Что оставалось делать Енику? Пришлось признаться во всём. Но Франтишек и не думал сердиться; казалось, он стал даже ласковее.

Дон Педро придумывал для больного различные забавы и как-то принёс шахматы, чем несказанно обрадовал Франтишека. Мужчины подсели к доске и даже принялись обучать этой королевской игре хозяйку дома. Не прошло и недели, как понятливая ученица с лёгкостью ставила мат своим учителям.

Теперь Франтишеку не приходилось скучать: не успевал уйти Еник, как возвращался Вацлав и рассказывал о работе. Конечно, рассказывал он с величайшей осторожностью, лишь о том, что не могло взволновать больного. К примеру, он ни словом не обмолвился о пуме, которую Диего застрелил в двадцати шагах; это, конечно, встревожило бы Франтишека, и он, чего доброго, запретил бы вылазки за орхидеями. А с пумой получилось так. Хищники — ягуар и пума — в этих странах избегают людей, но, если на них напасть или вспугнуть, свирепость их не знает предела. Тут уж человек не найдёт спасения даже на дереве: пума — как, впрочем, почти все хищники из породы кошачьих — очень хорошо лазает по деревьям.

Диего наскочил на пуму в скалистой пещере. Зверь подобрался, готовясь к прыжку, а Диего, увидев это, упал на землю. Пума перемахнула через него, но не убежала; наоборот, она била землю могучим хвостом, собираясь снова прыгнуть. Диего дрожал ещё и теперь, рассказывая, как страшно горели её зелёные глаза.

В пещере раздалось мяуканье — значит, там детёныши! — и Диего понял, что пропал: пума не уйдёт от пещеры и растерзает непрошеного гостя. Действовать надо было быстро. Лёжа на земле, он поднял ружьё и выстрелил в зверя, присевшего в двадцати шагах от него.

Выстрел оказался удачным; пума подскочила, но тут же рухнула наземь, сражённая наповал. Диего сорвался с места и спрятался за камень, выстрелил оттуда ещё раз по метавшемуся животному и убежал.

Только приблизительно через час привёл он индейцев к месту боя, где валялся труп пумы.

Дои Педро, разузнав о происшествии, послал своих людей подобрать детёнышей. Здешние жители не боятся ни ягуаров, ни пум, но истребляют их, чтобы спасти скот.

Слуги дона Педро охотно отправились в горы; они принесут детёнышей в корзине, выкормят их молоком, а потом продадут. В Сан-Хосе, куда приезжают агенты зоологических садов и зверинцев всего мира, за такую добычу можно получить немалые деньги…

Прошло два месяца. Франтишек уже поправился настолько, что мог отважиться на путешествие. Тяжело было нашим друзьям прощаться с хозяевами ранчо и гостеприимными жителями деревни. А те провожали гостей словно близких родных, отправлявшихся в дальнюю дорогу. Прощание затянулось на целых два дня. Провожающие и отъезжающие обменялись сотнями обещаний. То и дело слышалось: