Никогда она не обращалась к нему на «вы». Федя даже отступил. От обиды у него перехватило горло. Справившись с собой, он сухо сказал:

— Зря бы не стал вас беспокоить. Я слышал, что арестована Настя. Не расскажете ли, когда, при каких обстоятельствах это случилось?

— Вот что, голубчик, — швея поднялась, решительно воткнула иголку в шитье, — время у меня считанное, заказ надо отнести. Пустыми разговорами заниматься некогда.

— Пустыми? — Федя не верил своим ушам. — Да ведь это Настя, наш секретарь, лучший товарищ.

— Не знаю, — лицо Марии Яковлевны будто окаменело. — Я хозяйством да шитьем занята. Недосуг чужими делами интересоваться.

— Слушайте! — в голосе юноши звучало отчаяние. — Ну, что вы такое говорите, Мария Яковлевна? Настю, нашу Настю фашисты забрали, может, пытают ее, может, у нее жизнь на волоске висит, а вы...

Голос Феди прервался.

Мария Яковлевна пристально взглянула на него и, встретив открытый взгляд, немного смягчилась.

— Что я могу сделать? Сами говорите, фашисты взяли.

— Да как же это случилось? — воскликнул юноша.— Настя была вне подозрений: работала в кафе, ехала к больной тетке... Неужели... Неужели выдал кто-нибудь?

Швея снова отвела глаза в сторону.

— Ничего не знаю. Про это надо в немецкой охранке спросить, а я там не служу.

Странная интонация последней фразы изумила Федю.

— Я бы хотел... — начал он.

Мария Яковлевна поднялась с места.

— Извините, некогда. Заказ не успею сдать.

Федя схватил шляпу.

— Не беспокойтесь — уйду!

Мгновенно он очутился на лестнице. Это уж слишком! Его просто-напросто выпроводили!

...На улице совсем стемнело, поднялся резкий, холодный ветер. Но Федя не замечал перемены погоды, не думал, что за нарушение комендантского часа его может остановить патруль.

Ему припомнились слова швеи: «Я не работаю в немецкой охранке», — и странный взгляд, их сопровождавший. Тяжкая догадка дошла до сознания Феди. Настю предали, и товарищи считают предателем его!

Мария Яковлевна, затемнив лампу, как всегда, коротала время за работой. На этот раз ее искусные пальцы часто останавливались. Швея задумалась вздыхая.

Вчера товарищи передали через Шурика, что надо остерегаться Фреда. Есть подозрения, что он выдал Настю. Об этом сообщила Ольга Сергеева.

И все-таки, все-таки... Сердце швеи было неспокойно.

Входную дверь вдруг рванули с такой силой, что внутренний крючок слетел с петли. Хозяйка вскочила. На пороге стоял Федя.

— Теперь я знаю, что вы подумали, Мария Яковлевна, — хрипло произнес он. — Я вернулся, чтобы сказать: вы ошибаетесь. Но я найду виновника. Жизнью клянусь! Любыми способами найду!

И Федя стремглав сбежал по лестнице.

Федя провел бессонную ночь, обдумывая, как теперь действовать. Было ясно — только в гестапо могут быть сведения о человеке, предавшем Настю Кудрявцеву. Краузе опирался на отбросы общества — доносчиков, изменников Родины, хулиганов. Таких было немного, но тяжесть преступлений, совершаемых ими, огромна.

Итак, основная нить поисков ведет к Краузе. Как же вырвать у него тайну? Следовало встретиться с Краузе вне стен в узком кругу, познакомиться неофициально. Но где? Юноша вспомнил рассказы о дрессировщике Яне, теперешнем любимце немецкого начальства: «Шеф» частенько посещает ресторан, где выступает артист Ян с ученым пуделем.

«Надо завязать дружбу с этим мерзавцем», — невесело размышлял Федя. И он решил в ближайшее воскресенье пойти в ресторан. По слухам, в воскресные дни в ресторан обязательно приходил Краузе.

...Красноносый швейцар сначала не хотел пускать Федю и смилостивился, лишь ощутив в руке монету.

Юноша заказал сосиски и пиво, внимательно оглядел зал. Он был переполнен, но того, кого искал Федя, здесь не было. Внимательно разглядывая посетителей, Федя заметил неподалеку от эстрады Ольгу Сергееву все с тем же статным эсэсовцем.

В ресторане стоял монотонный шум, нарушаемый иногда пьяными выкриками.

Вскоре на эстраде показался Ян. Он жонглировал блестящими шарами, тарелками, которые бросал ему официант. Потом дрессировщик свистнул. На сцену выскочил Каро. Густая шерсть собаки была тщательно расчесана, шею украшал голубой бант. Хозяин и пудель в ритме музыки, сопровождавшей эстрадные номера, перекидывали друг другу цветной мяч. Каро ловко отбивал его носом.

«Здорово работают!» — невольно отметил Федя.

Каро танцевал, «пел», отыскивал спрятанные вещи. В заключение, отвечая лаем, он решил несколько несложных задач на сложение и вычитание, которые предлагали ему посетители.

Выступление кончилось. Взяв в зубы шапочку Яна, Каро на задних лапках шел между столиками. В шапочку сыпались монеты, сладости. Если клиент не раскошеливался, пудель под общий смех дергал его за рукав, настойчиво повизгивал.

Федя бросил «сборщику» несколько марок и только тут, обернувшись, заметил, что за соседний столик сел Краузе. Каро направился к нему. Краузе снисходительно улыбнулся, бросил четвероногому артисту конфету.

Федя не спускал глаз с офицера.

Когда Ян и Каро покинули сцену, в зале начались танцы. Краузе поднялся. Федя незаметно следовал за ним.

Гестаповец открыл маленькую дверку, ведущую, должно быть, за кулисы, и скрылся за нею. Федя оглянулся. С уходом Краузе публика сразу оживилась. Столики сдвинули в сторону. Несколько голосов нестройно затянули «Дейчланд убер аллес».

Федя решительно перешагнул порог и очутился в полутемном коридорчике, который вел к артистической уборной. Оттуда падал свет, слышались голоса, дверь была открыта. Федя прислушался.

— Надо переменить программу, — властно говорил Краузе. — Старые штучки приедаются публике, а сюда следует привлечь еще больше людей. Этому участку работы мы придаем большое значение.

— Изменить программу, господин Краузе, нелегко, — ответил мягкий юношеский тенор, — у меня нет помощников, нет других животных. Мы с Каро делаем, что можем.

— Я пришел не для того, чтобы слушать возражения. Если говорю «надо», это должно быть сделано! Вер да? — вдруг прервал себя Краузе, услышав сзади шаги.

Федя выступил на освещенное пространство, сказав по-немецки :

— Я хотел вас видеть, господин Краузе!

Гестаповец нахмурился.

— Вы избрали странный путь, молодой человек. Для бесед есть приемные дни в комендатуре. Вы знаете, что делают тут с теми, у кого слишком длинные уши?.. Впрочем, что вы имеете мне сказать? — Голос немца звучал насмешливо.

Федя нерешительно оглянулся на Яна, убиравшего грим в ящики туалетного стола. Каро сидел тут же, возле ног хозяина. Забавно склонив голову, подняв одно ухо, он прислушивался к разговору.

— О-о... — протянул Краузе, заметив взгляд Феди. — Артистов нечего стесняться.

Ян, будто не слыша, продолжал спокойно заниматься своим делом.

— Я... я хотел бы работать с вами, быть полезным вам, господин Краузе.

— Вот как! Похвальное желание... — Немец сел, скрестив длинные ноги. — Кто ты? Что делаешь?

— В последнем классе школы. Учительница, фрау Нейман, может дать мне характеристику.

— Школьные характеристики мне неинтересны. Я не есть педагог. С кем ты живешь? Кто ты? Не вздумай лгать! Со мной это опасно.

— Фред хорошо знает партизанского комиссара Капустина, — неожиданно вмешался Ян.

Федя вздрогнул. Он не ожидал такой осведомленности, но отступать было поздно.

— Это так, — решительно подтвердил он. — Я и других партизан знаю. Ваш артист сказал правду.

По лицу Краузе видно было, что он заинтересован, но бы офицера по-прежнему иронически улыбались.

— Не знал я, что фрау Нейман симпатизирует друзьям большевистских комиссаров. Расскажи-ка подробней о своем прошлом.

— Рос я сиротой, — рассказывал Федя. — Попал в детский дом, а потом бежал и пожил на волюшке. Сошелся с такими же, как и я, ребятами. Денег у нас на кино и карты хватало.