Г. О. сказал, что Алиса не леди, Алиса возразила, что его в любом случае никто с собой не возьмет, а он обозвал ее кошкой-царапкой, и она заплакала.

Но Освальд всегда старается сохранить мир в семье, поэтому он сказал им:

— Оба вы дурачки, вот что!

А Дора сказала:

— Не надо плакать, Алиса, он только хотел сказать, что ты еще не взрослая леди.

Г. О. сказал:

— Что же еще я мог иметь в виду, ты, царапучка?

А Дикки сказал ему:

— Сам ты царапучка, Г. О., оставь Алису в покое и попроси прощения, а то я тебе задам.

Тогда Г. О. сказал «Извини!», и Алиса поцеловала его и тоже попросила прощения, а Г. О. обнял ее и сказал:

— Вот теперь по-настоящему извини! — и они помирились.

Ноэль был в Лондоне в последнею поездку, так что это была уже не его очередь, и Дора сказала, что она возьмет его с собой в Блэкхит, если мы возьмем с собой Г. О. Мы решили, что будет лучше взять его, чтобы снова не вышло ссоры. Сперва мы собирались достать самые старые свои вещи и еще немножко порвать их и испачкать, чтобы Великодушный Благотворитель сразу увидел, как нам необходимы деньги, но Дора сказала, что это будет мошенничество, притворяться беднее, чем мы есть. Иногда Дора бывает права, хотя она и старшая сестра. Потом мы хотели надеть свои самые лучшие вещи, чтобы Великодушный Благотворитель понял, что мы не так уж бедны и сумеем со временем вернуть его деньги, но Дора опять сказала, что это неправильно. Итак, мы решили быть абсолютно честными, как и хотела Дора, и поехали в своем обычном виде, даже не умыв лицо и руки. Правда, когда мы сели в поезд, я, глянув на Г. О., подумал, что было бы лучше, если б он хоть в этом не был бы до конца честен.

Все, кто читает эту книгу, знают, на что похожа поездка в поезде, так что я не стану о ней рассказывать, хотя мы здорово повеселились, особенно когда на Ватерлоо вошел контролер, а Г. О. спрятался под скамейкой и притворился, что он собака, потому что собакам билет не нужен. Мы вышли на Чэринг-Кросс и дошли до Уайтхолла, чтобы поглядеть на солдат, потом к Сент-Джеймскому дворцу, с той же целью, а затем, немного прошвырнувшись по магазинам, мы отправились на Бонд Стрит. Мы нашли нужную нам медную дощечку на двери по соседству с магазином — роскошный магазин, где продают шляпы и шляпки, все очень занятное и красивое и ни на чем нет ярлычка, чтобы можно было сразу узнать, почем все эти вещи. Мы позвонили в дверь, какой-то мальчишка отворил нам, но он не хотел впускать нас в дом. Дикки отдал ему свою визитную карточку — вообще-то, это папина визитная карточка, но папу, как и Дикки, зовут мистер Ричард Бэстейбл, а мы приписали свои имена на той же карточке, у меня как раз был с собой кусочек розового мела.

Тогда этот парнишка захлопнул дверь у нас перед носом, и пришлось ждать на крыльце. Потом он вернулся и спросил, что нам нужно. Дикки сказал ему:

— Мы за деньгами, вот что! И нечего держать нас тут целый день!

Но он снова оставил нас стоять, и у меня даже ноги застыли, а вот Алиса не возражала, потому что ей нравилось рассматривать все эти шляпки, но наконец дверь открылась, и этот парень сказал:

— Мистер Розенбаум готов принять вас! — так что мы как следует вытерли ноги о коврики и пошли наверх по коридору, где лежал очень мягкий ковер — прямо в комнату. Очень красивая была комната, мне сразу захотелось все-таки надеть выходную одежду или хотя бы умыться. Но теперь уже было поздно.

В комнате были бархатные шторы, очень мягкий ковер и множество самых замечательных вещей. Здесь были золотые чаши и фарфор, и статуэтки, и картины. На одной картине была капуста, крестьянин и мертвый заяц, все совсем как живые, и я отдал бы все, что у меня есть, чтобы получить такую картину. Шерсть у зайца выглядела до того настоящей, что я не мог глаз от нее оторвать, но Алиса сказала, что ей больше нравится девушка с разбитой кружкой. Кроме картин тут были часы, подсвечники, вазы, позолоченные зеркала, коробки для сигар и духов, и все прочее — все столы и стулья были этим завалены. Замечательное это было место, а посреди всего этого великолепия сидел маленький старичок в очень длинном черном плаще, с очень длинной белой бородой и длинным крючковатым носом, словно клюв у ястреба. Он надел очки в золотой оправе и посмотрел на нас сквозь очки так, словно мог до пенни сосчитать, сколько стоит наша одежда. Пока мы придумывали, с чего начать разговор, поскольку «здравствуйте» мы сказали еще когда входили в комнату, Г. О. уже выпалил:

— Это вы — Великодушный Благотворитель?!

— Что?! — спросил маленький старичок.

— Великодушный Благотворитель! — повторил Г. О., а я ткнул его локтем, чтобы он заткнулся, но он даже не шелохнулся, зато Великодушный благотворитель вполне это заметил и одним движением руки велел мне заткнуться, и Г. О. продолжал без помех.

— Я имею в виду — как в книжке!

Старый джентльмен нахмурился и спросил:

— Это ваш отец послал вас ко мне?

— Нет, — ответил Дикки. — Почему вы так решили?

Старый джентльмен протянул нам нашу визитную карточку, и я объяснил, что мы пользуемся папиными визитками, поскольку его зовут так же, как Дикки.

— Значит, он не знал, что вы отправились сюда?

— Нет, — сказала Алиса. — Мы ему не скажем, пока не купим это партнерство, потому что у него достаточно огорчений и от собственных дел, и мы не хотим, чтобы он волновался еще и из-за нашего бизнеса, но когда все уладится, мы отдадим ему половину нашей доли.

Старый джентльмен снял очки и слегка взъерошил руками свои волосы. Потом он спросил:

— Так зачем же вы приехали?

— Мы видели ваше объявление, — начал объяснять Дикки. — А нам нужно сто фунтов по письменному требованию. Алиса пришла с нами, чтобы были и леди, и джентльмены; мы хотим купить партнерство в процветающем бизнесе, можно обращаться по почте.

— Кажется, я не все сумел разобрать, — признался Великодушный Благотворитель, — но одну вещь я хотел бы понять прежде, чем мы продвинемся дальше. Почему вы называете меня Великодушным Благотворителем?

— Понимаете, — сказала Алиса и улыбнулась ему, чтобы показать, будто она совсем не боится, но я-то видел, что она насмерть перепугана, — Мы подумали, какой вы добрый, раз вы пытаетесь разыскать бедных людей, которым нужны деньги, и помогаете им, и одалживаете им свои деньги.

— Ух! — пробормотал Великодушный Благотворитель. — Вы лучше садитесь.

Он убрал со стульев часы, вазу и подсвечники, и мы расселись. Стулья были синего бархата с золочеными ножками, словно в королевском дворце.

— Вы бы лучше в школу ходили, чем о деньгах заботиться, — проворчал он. — Почему вы не в школе?

Мы объяснили ему, что мы снова пойдем в школу, когда у папы будет достаточно денег, но пока что нам надо что-то предпринять, чтобы восстановить пришедший в упадок дом Бэстейблов. Мы сказали, что на наш взгляд партнерство в прибыльном бизнесе — это очень выгодная вещь. Он задал еще массу вопросов, и мы рассказали ему все, то есть то, что не было бы папе неприятно, если б он узнал, что мы кому-то об этом говорили. Наконец, он сказал:

— Вы пришли одолжить денег. Вы их собираетесь вернуть?

— Конечно, как только у нас будут деньги, — ответил Дикки.

Тогда великодушный Благотворитель повернулся к Освальду и сказал:

— Кажется, вы самый старший, — но я объяснил ему, что идея принадлежит Дикки, так что неважно, кто тут старший. Он обернулся к Дикки и говорит:

— Я полагаю, вы еще не достигли совершеннолетия.

— Через десять лет достигну, — ответил ему Дикки.

— Поскольку вы несовершеннолетний, то сможете легко аннулировать вексель, — сказал Великодушный Благотворитель, а Дикки сказал: «Чего?», хотя правильнее было бы сказать: «Простите, я не совсем понял, что вы сказали», — Освальд всегда говорит только так, ведь это гораздо вежливее, чем «Чего?»

— Аннулировать вексель, — повторил Великодушный Благотворитель. — Вы можете сказать, что вы отказываетесь возвращать мне долг, а закон не может вас к этому принудить.