— По-моему, ничего хорошего в этом нет, и вообще торговать вином нехорошо, — говорила Дора. — И потом вы все равно не сможете продавать то, в чем вы ничего не понимаете.

— Ничего подобного, — заявила Алиса. — Я смогу.

Все выглядели довольно мрачно, и Освальд спросил, как все-таки они должны зарабатывать эти два фунта в неделю.

— Мы должны уговорить кого-нибудь попробовать вино в этой бутылке. Это херес, — называется Кастилиан Аморозо, — и если кто-нибудь согласится его купить, надо написать тем людям и сказать им, что его хотят купить, и за каждую дюжину вина, которую нам удастся продать, они заплатят нам два шиллинга, так что если продать за неделю двадцать дюжин бутылок, получится два фунта, только я думаю, что мы не сможем столько продать, — сказал Дикки.

— Может быть, в первую неделю мы столько и не продадим, — сказал Алиса, — но когда люди распробуют, как это вкусно, им захочется еще, и даже если мы получим всего десять шиллингов в неделю, это уже что-то, не так ли?

Освальд сказал, что для начала это очень неплохо, и тогда Дикки откупорил бутылку. Пробка раскрошилась, и довольно много кусочков провалилось вовнутрь. Дора достала стаканчик для лекарств, на котором были отмечены чайные ложечки и столовые ложки, и мы решили попробовать по столовой ложке, чтобы узнать, что же это такое.

— Больше, чем по столовой ложке, никому не дам, — объявила Дора, — даже это очень вкусно. — Вела она себя так, будто вся бутылка принадлежала ей, наверное, это потому, что она одолжила нам эти деньги.

Она отмерила первую ложку и выпила ее сама, поскольку она старшая. Мы тут же спросили, на что это похоже, но она не сразу смогла нам ответить.

Потом она сказала:

— Это похоже на то лекарство, которое Ноэль принимал весной, но может быть хересу так и положено.

Потом была очередь Освальда. Ему показалось, что это вино слишком жжется, но он ничего не сказал. Он хотел сперва посмотреть, что скажут другие.

Дикки объявил, что это просто гадость, и Алиса сказала, что она уступает свою очередь Ноэлю.

Ноэль, конечно, сказал, что это медовый напиток богов, но он зажал рот носовым платком, и я сам видел, какую рожу он скорчил.

Г. О. глотнул и выплюнул все в камин — это было очень некрасиво и неопрятно, и мы ему так и сказали.

Последней попробовала Алиса. Она сказала:

— Мне только пол ложечки, Дора, а то мы так все выпьем.

Она выпила свои пол ложечки и ничего не сказала.

Тут Дикки и говорит:

— Вот что — я сдаюсь. Я не стану продавать людям такую гадость. Кто хочет, пусть забирает бутылку. Quis?

Алиса первой сказала «Ego», и еще она сказала:

— Я знаю, в чем тут дело. В него надо положить сахару.

Тут все разом поняли, что дело было только в этом. Мы приволокли два больших куска сахара и растолкли их на полу с помощью большой деревянной доски, пока они не превратились в сахарную пудру, и это мы перемешали со столовой ложкой вина, получилось очень неплохо и совсем не так противно.

— Вот видите, когда привыкнешь, уже не так плохо, — сказал Дикки. Я думаю, он уже пожалел, что поспешил отдать бутылку.

— Да, — сказала Алиса, — только тут чересчур пыльно. Надо растолочь сахар аккуратно на чистой бумажке, прежде чем сыпать его в бутылку.

Дора сказала, что это будет мошенничество, если мы положим сахар в эту бутылку: люди подумают, что они покупают что-то лучшее, чем на самом деле, но Алиса сказала, что Дора всегда поднимает шум из-за пустяков, и что все будет вполне честно.

— Послушай, — сказала она. — Я ведь могу с самого начала по-честному сказать, что мы добавили в бутылку, и когда они получат свою дюжину бутылок, они смогут сделать то же самое.

Мы растолкли еще восемь кусков сахара, очень чистенько и аккуратно, на газете, хорошенько потрясли бутылку, и я закупорили ее кусочком коричневой бумаги, не газетной, потому что с газетной бумаги чернильный яд может попасть в вино и отравить кого-нибудь. Мы дали Пинчеру попробовать, и он так расчихался, что с тех пор стоило показать ему эту бутылку, как он поджав хвост уходил под диван.

Мы спросили Алису, с кого она хочет начать продавать это вино, и она сказала:

— Я буду предлагать его всем, кто заглянет к нам, а тем временем мы можем подумать, к кому из соседей можно отнести. Надо обращаться с ним очень бережно, ведь тут осталось не больше половины, даже если считать сахар.

Почему-то мы решили, что будет лучше не говорить ничего Элайзе. Поэтому она, ничего не зная, открывала и закрывала дверь так быстро, что человек, собирающий налоги, и тот, кто заглянул к нам по ошибке вместо соседнего дома, ушли прежде, чем Алиса успела предложить им попробовать Кастилиан Аморозо. Но около пяти Элайза убежала к подруге, которая обещала сшить ей к воскресенью шляпу, и пока ее не было, кто-то постучал в дверь.

Алиса пошла вниз, а мы следили за ней, свесившись через перила.

Она открыла дверь и сказала:

— Пожалуйста, заходите.

Тот, кто стучал в дверь, сказал ей:

— Я заглянул поговорить с твоим папой, мисс. Он дома?

Алиса опять сказала:

— Заходите, пожалуйста.

Тут этот человек — судя по голосу, мужчина, говорит: — Так он дома или нет? а Алиса знай повторяет свое «заходите, пожалуйста», так что тот человек в конце концов вошел, только сперва очень шумно вытер ноги о коврик у двери. Алиса тут же захлопнула дверь, и мы увидели, что заманила она мясника, который в руках держал какое-то письмо. Он не был одет в синий халат, в котором он обычно режет мясо у себя в магазине, и мы отлично могли рассмотреть его подтяжки. Алиса потом говорила, что он приехал на велосипеде. Она повела его в гостиную, где уже стояли наготове и бутылка Кастилиан Аморозо, и медицинский стаканчик.

Все остальные оставались наверху, но Освальд прокрался вниз и подглядывал в дверную щелку.

— Садитесь, — сказала Алиса очень спокойным голосом, хотя потом говорила мне, что я и представить не могу, какой идиоткой она чувствовала себя в эту минуту. Мясник сел, а Алиса стояла перед ним, и ничего не говорила, только вертела в руках медицинский стаканчик, а потом взяла и протолкнула коричневую бумажную затычку прямо вовнутрь этой бутылки.

— Может быть, вы скажете своему папе, что мне надо с ним поговорить? — сказал мясник, когда ему надоело просто так сидеть.

— Он скоро придет, — ответила ему Алиса.

И опять стоит молча и ничего не делает. Выглядело это и впрямь очень глупо, и я слышал, как Г. О. рассмеялся. Я поднялся наверх и отругал его за это — совсем тихо, так что мясник, наверное, ничего не услышал, но Алиса нас слышала, и это вывело ее из оцепенения. Она вдруг заговорила очень быстро — так быстро, что я понял, что она сочинила всю эту речь заранее. Почти все фразы она позаимствовала из нашей инструкции.

— Будьте добры, обратите внимание на этот образчик хереса, который стоит перед вами, — завелась она. — Оно называется кастилиан и как-то еще, и цена его несопоставима с его букетом и несравненным ароматом.

Мясник пробормотал только:

— В жизни ничего подобного!

Алиса и говорит:

— Хотите попробовать?

— Спасибо большое, мисс, — сказал мясник.

Алиса налила ему немного вина.

Мясник отпил совсем чуть-чуть. Он облизал губы, и все подумали, что он сейчас скажет, как это невероятно вкусно, но он этого не сказал. Он поставил стаканчик на стол, почти не притронувшись к хересу (мы потом перелили все из стаканчика обратно в бутылку, чтобы избежать убытков), и сказал:

— Я прошу прощения мисс, но, пожалуй, это вино чересчур сладковато — я имею в виду, для хереса?

— На самом деле, оно не такое уж сладкое, — пояснила Алиса. — Если вы закажете дюжину бутылок, вы сами убедитесь, что оно не сладкое. Просто нам показалось, что с сахаром оно лучше. Мне бы очень хотелось, чтобы вы заказали дюжину бутылок.

Мясник спросил, зачем ей это нужно.

Алиса немного помолчала а потом сказала:

— Что ж, вам я, пожалуй, расскажу, потому что вы ведь тоже торгуете продуктами, верно? Мы хотим уговорить разных людей, чтобы они покупали это вино, потому что за каждую дюжину бутылок, которые люди купят, мы получим два шиллинга. Так называются комические — нет, не комические, а —