Мне стало его по-настоящему жалко. Он так хорошо говорил, и голос у него был приятный, словно у джентльмена.

— Не думаю, что вы родились пиратом, — сказала Дора. Она одела на себя все что полагается, вплоть до воротничка на платье, и Ноэля заставила одеться, а мы кое-как натянули штаны и завернулись в одеяла.

Грабитель нахмурился и вздохнул.

— Нет, — сказал он, — Я должен был изучать право. Я учился в Беллиоле, что правда то правда.

Он снова вздохнул и уставился на огонь.

— Папа тоже там учился, — вставил Г. О., но Дикки поспешил спросить о том, что нас по-настоящему интересовало:

— А почему вы бросили пиратство?

— Пиратство? — переспросил он, как будто уже забыл об этом. — Ах, да — я оставил это занятие потому — потому что я очень мучился от морской болезни.

— Нельсон тоже страдал морской болезнью, — сказал Освальд.

— Да, — ответил грабитель, — но мне не хватало его мужества и его удачливости. Он был покрепче, он выиграл Трафальгарскую битву. «Поцелуй меня, Харди», — и умер. Я не справился, мне пришлось уйти, и меня никто даже не поцеловал.

По тому, как он говорил о Нельсоне, я понял, что он учился не только в Бэллиоле, но и в хорошей школе.

Мы спросили его:

— А что вы делали потом?

Алиса поинтересовалась, пробовал ли он когда-нибудь ремесло фальшивомонетчика и мы рассказали ему, как мы пытались накрыть шайку закоренелых преступников в соседнем дом, е и он выслушал нас с большим интересом и сказал, что он, к счастью, никогда этим не занимался.

— И потом, монеты нынче такие уродливые, — сказал он, — их просто неинтересно подделывать. Занятие это чересчур опасное, и все время хочется пить от раскаленного металла и тяжелой работы, верно?

И он снова уставился на огонь.

Освальд на минутку позабыл, что этот таинственный незнакомец — взломщик и спросил его, не хочет ли он выпить, как папа спрашивает своих гостей. Взломщик ответил, что он не против.

Дора сходила за бутылкой папиного эля и стаканом, и мы вручили все это взломщику. Дора сказала, она берет это на свою ответственность.

Выпив, он рассказал нам о жизни лесных разбойников, но оказалось, что им приходится довольно скверно, особенно в плохую погоду, поскольку их пещеру нельзя назвать настоящим домом, а кусты и вовсе не укрывают от дождя.

— Кстати говоря, я попробовал сегодня затаиться в кустах, — сказал он. — Я подкараулил в парке лорд-мэра в позолоченной карете и со всей его свитой в бархате и золоте, нарядных, словно попугаи. Но никакого толку из этого не вышло — у лорд-мэра не было при себе ни пенни, и у его людей тоже. Только один из его лакеев нашел для меня шесть новеньких пенсов — лорд-мэр всегда платит своим слугам только новыми пенсами. Я потратил четыре пенса на хлеб с сыром, а там на столе лежит остаток. Да, ремесло наше умирает! — и он снова закурил трубку.

Мы выключили свет, чтобы папа мог как следует насладиться этим сюрпризом, когда наконец вернется домой, и мы все сидели и болтали в свое удовольствие. В жизни мне так не нравился совершенно чужой человек, как тот грабитель, и мне было очень его жалко. Он сказал, что он был военным корреспондентом и даже издателем, в свои лучшие дни, а также конокрадом и драгунским полковником.

И вдруг, как раз когда мы собирались рассказать ему про лорда Тоттенхэма и про то, как мы были разбойниками, он вдруг поднял руку и сказал: «Ш-Ш» и мы все замолчали и стали прислушиваться.

Какой-то тихий, царапающий звук доносился снизу.

— Цыц! — сказал наш грабитель, — дайте мне кочергу и пистолет. На этот раз это и в самом деле взломщик.

— Это игрушечный пистолет, — сказал я, — И к тому же он не стреляет. Но курок взвести можно.

Мы услышали громкий треск.

— Он сломал оконную раму, — прошептал наш грабитель, — Вот так приключение! Оставайтесь тут, ребятишки, я пойду на разведку.

Но я и Дикки сказали, что мы пойдем с ним. Он позволил нам сопровождать его до первого этажа, где была кухня, и мы захватили с собой каминные щипцы. В кухне был свет — совсем слабый. Странно, что нам даже не пришло в голову, что это может быть уловка со стороны нашего грабителя, чтобы ускользнуть. Мы ни на минуту не сомневались в его честном слове. И мы были правы.

Наш благородный грабитель распахнул кухонную дверь и ворвался в кухню с большим игрушечным пистолетом в одной руке и кочергой в другой, восклицая в точности как раньше Освальд:

— Сдавайтесь! Сдавайтесь или я стреляю! Руки Вверх! — а мы с Дикки подняли страшный грохот, ударяя о стенку каминными щипцами, чтобы он знал, что нас тут целая дюжина, и все вооружены до зубов.

Мы услышали из кухни хриплый голос:

— Ладно, ладно, мистер, я сдаюсь! Уберите эту пукалку. Сдаюсь! Черт меня побери, мы и так осточертело это ремесло!

Мы вошли. Наш грабитель стоял в благородной позе широко расставив ноги и наведя пистолет на свежеприбывшего грабителя. Тот был здоровый малый, который, похоже, не собирался отращивать бороду, но что-то у него все-таки выросло; он был в красной куртке и меховой шапке, лицо у него было красное и голос грубый. Как отличался он от нашего милого грабителя! В руках у него был затененный фонарь, и он уже вытащил корзину со столовым прибором. Мы зажгли свет и единодушно решили, что вот он как раз очень похож на взломщика. Уж он, наверное, никогда не был разбойником с большой дороги или пиратом или хоть чем-нибудь отважным и благородным. Он мямлил и переступал с ноги на ногу и сказал наконец:

— Ну — что же вы не зовете копов?

— Сам не знаю, — сказал наш грабитель, потирая подбородок. — Что вы думаете делать, Освальд — позовем полицию?

Не думайте, что я позволяю любому грабителю запросто называть меня по имени, но тут я не обратил на это внимания, а просто спросил:

— Вы хотите, чтобы я сходил за полицией?

Наш взломщик посмотрел на того взломщика и промолчал.

Тот взломщик начал говорить очень быстро и очень быстро переводил взгляд с одного из нас на другого, а глаза у него были очень неприятные, маленькие и пристальные.

— Послушайте, мистер, — сказал он, — у меня и так дела идут паршиво, вот ей-Богу. Я же у вас ничего не стащил. Сами знаете, тут особо польститься не на чего, — он потряс корзинку с желтоватыми ложками так, словно она и была во всем виновата. — Я тут просто озирался, а уж вы и ввалились. Отпустите, сэр. Послушайте, у меня самого дома есть ребятишки, провалиться мне, если вру. Такой вот точно пострел, вроде вашего, а что с ним будет, если меня упекут? Я недавно занялся этим делом, сэр, и сноровки у меня еще нет.

— Да уж, — сказал наш грабитель, — Это видно!

Алиса и все остальные спустились к этому времени в кухню чтобы посмотреть, что происходит. Они говорили потом, что они были уверены, на этот раз это точно кошка.

— Нет у меня сноровки сэр, справедливые ваши слова, и коли вы меня отпустите, я вовсе позабуду об этом чертовом занятии, лопни моя глаза, и думать о нем забуду. Пожалейте парня, мистер, подумайте о моей хозяйке и детишках. У меня и дочка такая вот как маленькая мисс, благослови Бог ее маленькое сердечко.

— Я смотрю, в вашей семье есть дети на любой вкус, — сказал наш грабитель.

Тут Алиса сказала:

— Давайте отпустим его! Раз у него такая дочка, как я, что же она будет делать? Представьте себе, если б это случилось с папой!

— Не думаю, чтобы у него была дочка: — ответил наш грабитель, — И всем будет лучше, если его запрут под замок.

— Попросите папаню отпустить меня, мисс, — сказал взломщик, — Он вам не откажет, мисс, попросите хорошенько.

— А вы обещаете, что больше сюда не придете? — спросила Алиса.

— Нет уж, мисс, — твердым голосом вымолвил грабитель и бросил такой взгляд на нашу корзину с посудой, словно одного воспоминания о ней было достаточно, чтобы удержать его подальше от нашего хозяйства (так говорило потом наш собственный взломщик).

— И вы исправитесь — вы больше не будете воровать? — продолжала Алиса.