Не без труда он взобрался в седло и тронулся в путь, ведя семерых коней в поводу.

— Восемь таких коней можно считать удачным приобретением для сына простого дровосека, — говорил он себе. — И потом, я сейчас слишком слаб для того, чтобы продолжать поиски счастья.

Итак, Диггори возвращался домой. Дорога, по которой он ехал, была ему хорошо знакома, и в то же время это была другая дорога — более широкая и наезженная, с живыми изгородями и рядами деревьев по обочинам в тех местах, где раньше были только заболоченные пустыри. Большой лес, за которым находился отцовский дом, при взгляде с вершины холма показался ему сильно поредевшим и как будто уменьшившимся в размерах. Когда же Диггори добрался до родной деревни, он решил, что начинает сходить с ума. За три дня и две ночи его отсутствия все здесь переменилось до неузнаваемости; деревня разрослась и застроилась уродливыми домами из желтого кирпича, в ней появились восемь магазинов и шесть пивных, тогда как прежде был только один небольшой трактир. Его также удивило обилие слонявшихся по улицам людей в мятых, неопрятных одеждах какого-то странного покроя. А ветряной мельницы, еще недавно стоявшей на соседнем холме, теперь не было и в помине! Диггори осадил коня. Вокруг него сразу же начала собираться толпа любопытных.

— Скажите, что случилось с ветряной мельницей? — спросил он дрожащим от волнения голосом.

Люди смотрели на него и молчали; двое или трое недоумевающе пожали плечами. Но вот из толпы показался дряхлый согбенный старик.

— Мельница? — переспросил он. — Ее снесли, когда я был еще мальчишкой.

— А дом дровосека — тот, что у самого леса?

— Он сгорел лет эдак пятьдесят тому назад. Насколько я понял, почтеннейший, вы родом из этих мест?

За спинами окружавших Диггори людей находилась стеклянная витрина магазина. Случайно взглянув в ту сторону, он увидел в зеркальном стекле отражение седого как лунь старика, сидящего верхом на белом коне. Борода старика, также совершенно седая, была еще короткой, ибо она начала отрастать только со вчерашнего вечера.

Не сразу Диггори признал самого себя в этой старой развалине, но одежда и конь окончательно разрешили его сомнения. Потрясение было так велико, что бедняга едва не свалился с лошади. Оказавшийся среди зевак владелец ближайшего постоялого двора помог ему спуститься на землю и проводил в свое заведение. Восемь белых коней были размещены в стойлах, а Диггори пристроился в холле у растопленного камина и продолжил беседу со стариком, сообщившим ему о сносе ветряной мельницы. Вскоре он был вынужден прекратить разговор, устав слышать на все свои вопросы один и тот же ответ: «умер… умерла… умер…»

Несколько минут он просидел в молчании, в то время как люди, собравшиеся у стойки бара, обсуждали достоинства его коней.

— Будь у меня такой конь, — говорил один молодой человек, — уж я бы пристроил его к хорошему делу.

— Можете взять любого из моих коней, молодой человек, — сказал Диггори, услышав его слова. — Они все одинаково хороши и каждого зовут Инвиктусом.

Молодой человек, никак не ожидавший столь щедрого подарка, долго не решался поверить своему счастью, а, наконец поверив, так обрадовался, что у Диггори потеплело на душе, — он даже почувствовал себя как будто помолодевшим. На следующий день он решил раздарить всех своих коней кроме одного, которого намеревался продать и на вырученные деньги безбедно дожить до конца своих дней, благо этот конец был уже недалек, — после посещения местного кладбища, где покоились в могилах его отец, браться и малышка Джойси с ветряной мельницы, он уже не видел смысла затягивать свой уход из этого мира, в котором не осталось ни единого близкого ему человека.

Он не хотел отдавать всех коней жителям одной деревни, поскольку это сделало бы менее ценным его подарок молодому человеку, собиравшемуся пристроить Инвиктуса к хорошему делу. К тому же, наличие в деревне нескольких абсолютно одинаковых — вплоть до имени — белых коней могло бы создать ненужную путаницу, осложнив жизнь их новым владельцам.

Поэтому Диггори вновь пустился в путь и в каждой деревне, которую проезжал, дарил кому-нибудь одного из своих коней. И всякий раз, расставаясь с очередным Инвиктусом, он чувствовал, как у него прибавляются силы. После того, как он подарил четвертого коня, исчез мучивший его ревматизм, а вместе с седьмым конем он лишился бороды — ненароком дотронувшись до щеки, его пальцы нащупали гладкую кожу там, где еще накануне торчала жесткая и длинная щетина.

— Ну что ж, — сказал он себе, — теперь я могу возвратиться домой, чтобы по крайней мере умереть в родной деревне и лежать в могиле рядом со своими близкими.

Как это ни странно, сейчас он совсем не ощущал себя собравшимся умирать стариком. Напротив, он был бодр и весел — пожалуй, даже слишком бодр и слишком весел для человека столь преклонного возраста.

Уже подъезжая к своей деревне, он вдруг резко дернул поводья и, остановившись, недоуменно протер глаза: на холме, как ни в чем не бывало, возвышалась знакомая ветряная мельница, во дворе которой стояла Джойси в белой косынке и розовом ситцевом платье, выглядевшая еще более красивой и свежей, чем в пору их последней встречи.

— Диггори! Диггори! — закричала она. — Значит, ты решил вернуться! Теперь-то ты возьмешь меня с собой?

— У тебя дома есть зеркало? — в свою очередь спросил Диггори. — Ну-ка, быстро беги и принеси его мне.

Джойси бросилась в дом и меньше чем через минуту вернулась с зеркалом в руках. Он взглянул на свое отражение и увидел молодое загорелое лицо, каштановые волосы — от седины и старческих морщин не осталось и следа. Он снова стал прежним Диггори, каким помнил себя до отъезда на поиски счастья.

— Теперь ты возьмешь меня с собой? — повторила свой вопрос Джойси и получила в ответ поцелуй.

— Теперь я тебя возьму, — сказал Диггори.

Он посадил ее на коня впереди себя, и они медленно поехали к дому старого дровосека. Дорогой Диггори поведал ей обо всем, что с ним приключилось.

— Но у тебя должно было остаться еще одно волшебное яблоко, — напомнила Джойси, когда он закончил свой рассказ.

— Верно! — вскричал Диггори. — Я совсем о нем забыл!

— Это яблоко и даст нам счастье, которое ты ездил искать! Можно мне на него взглянуть?

Диггори протянул ей яблоко и задумчиво произнес:

— Да, с его помощью мы сможем теперь получить все, что захотим. Однако, хотел бы я знать, почему я так постарел, а затем снова стал молодым.

И надо же было Инвиктусу именно в это мгновение споткнуться; Джойси покачнулась и, чтобы не упасть, вцепилась в своего спутника, а волшебное яблоко, выскользнув из ее руки, исполнило последнее желание Диггори. Ибо, как только оно коснулось дорожной пыли, наш герой узнал, что волшебник когда-то давным-давно — задолго до того, как он перестал быть злым и подлым — устроил все так, что любое желание, исполненное за пределами сада, добавляло десять лет к возрасту человека, который его высказал. Таким образом восемь белых коней в один миг превратили Диггори в столетнего старца. Это заклятие можно было снять только одним способом — добровольно отказавшись от полученного дара, что он и сделал, благодаря проявленной щедрости снова вернув себе здоровье и молодость. (В последней фразе, к моему глубокому сожалению, промелькнула нравоучительная интонация, и я прошу за это прощения у читателей. Конечно, во всякой истории обязательно есть какая-то мораль, но лучше припрятать ее поглубже и не выставлять напоказ, ибо, как ни крути, мораль — штука ужасно скучная).

Джойси и Диггори не слишком расстраивались из-за утраты последнего волшебного яблока. Вскоре они подъехали к дому на опушке леса, у крыльца которого их встретил старый дровосек.

— Недолго же ты странствовал, сынок, — сказал он, попыхивая трубочкой и добродушно ухмыляясь в бороду.

— Да, недолго, — ответил Диггори.

— А как насчет счастья? Удалось тебе его найти?

— Удалось, — сказал Диггори. — Вот оно.