Вскоре почтовый мотылек вернулся с ответом от феи:
«Мой славный король, вы вольны распорядиться моим скромным маленьким подарком по своему усмотрению. Честно говоря, я совсем о нем позабыла, но тем приятнее было узнать, что вы так бережно его хранили все эти долгие годы.
С наилучшими пожеланиями ваша любящая крестная.
Итак, король, отперев семью ключами дверцу золотого сейфа, официально считавшегося потайным несмотря на то, что он был расположен на самом видном месте в королевских покоях, достал оттуда волшебное желание и вручил его своей дочери.
— Какая прелесть! — воскликнула Мелисанда. — Я хочу пожелать, чтобы все твои подданные были счастливы.
Но подданные королевства и без того уже были счастливы, находясь под мудрым управлением своих монархов.
— Тогда я желаю, чтобы все они были хорошими людьми, — сказала принцесса.
Но все они и так были хорошими людьми, потому что они были счастливы — включая даже узников королевской тюрьмы, к тому времени уже успевших перевоспитаться. Таким образом, желание Мелисанды второй раз дало осечку и по-прежнему осталось неиспользованным.
Тогда королева сказала:
— Радость моя, будь послушной девочкой, пожелай то, о чем я тебя попрошу.
— Конечно, мама, — сказала послушная принцесса. Королева прошептала ей на ухо, Мелисанда кивнула головой и громко произнесла:
— Хочу, чтобы у меня были золотистые волосы длиною в ярд, и чтобы они каждый день подрастали на целый дюйм и росли вдвое быстрее после каждой стрижки и…
— Стой! — вскричал король. — Довольно и этого!
Принцесса запнулась и в следующий миг ее желание сбылось — родители увидели сияющее личико своей дочери в ореоле пышных золотистых волос.
— Ах, какая ты красавица! — вскричала королева. — Жаль, что ты ее прервал, она хотела пожелать что-то еще!
— Что именно? — спросил король.
— Я только хотела добавить: «и становились вдвое гуще», — сказала Мелисанда.
— Хорошо, что я тебе помешал, — покачал головой ее отец. — Было бы лучше, если бы ты в придачу к волосам попросила толику здравого смысла, — сам он, между прочим, был человеком весьма трезвомыслящим и к тому же неплохим математиком, запросто решая в уме задачки про зерна в клетках шахматной доски или про гвозди в подковах кавалерийского эскадрона.
— Что такое? — встревожилась королева. — Ты как будто чем-то озабочен.
— Скоро увидите сами, — пообещал король. — А сейчас давайте веселиться, пока для этого есть повод. Боюсь, пройдет не так уж много времени и нам станет не до веселья. Поцелуй меня, моя малышка, и пойди к няне — пусть она научит тебя расчесывать волосы.
— Но я умею их расчесывать, — возразила Мелисанда. — Я часто помогала в этом маме.
— У твоей мамы прекрасные волосы, — сказал король, — но я думаю, что с твоими возни будет куда больше. И проблем тоже.
Так оно и получилось. В первый день волосы принцессы были длинною в ярд, и каждую ночь они подрастали на дюйм. Если вы дадите себе труд сделать простой арифметический подсчет, вы убедитесь, что я нисколько не привираю, когда говорю, что примерно через пять недель ее волосы достигли двухярдовой длины. С этого времени и начались неудобства. Волосы влачились за принцессой по полам дворца, собирая с них обильный урожай мусора, пыли и грязи — разумеется, это были дворцовые мусор, пыль и грязь, гораздо более симпатичные на вид и превосходящие по качеству те, какие вы можете найти в любом другом месте, но Мелисанде, поверьте, было от этого ничуть не легче.
Она долго терпела, но, когда волосы достигли трех ярдов, не выдержала и, позаимствовав у няни большие ножницы, обрезала две лишних трети. Некоторое время после того она чувствовала себя превосходно. Однако волосы продолжали расти и теперь уже росли вдвое быстрее, так что через тридцать шесть дней принцесса вновь была вынуждена таскать за собой тяжелый золотистый шлейф длинною в три ярда, то и дело цеплявшийся за мебель или за лестничные перила. Вконец измучившись, она во второй раз обрезала волосы, но облегчение было недолгим, ибо теперь они подрастали уже на четыре дюйма в сутки, и спустя восемнадцать дней ей волей-неволей пришлось снова браться за ножницы. После третьей стрижки волосы стали расти со скоростью восемь дюймов в день, после следующей — шестнадцать дюймов, потом тридцать два, шестьдесят четыре, сто двадцать восемь и так далее. Теперь принцесса, ложась спать вечером в постель с коротко остриженной головой, поутру просыпалась под грудой золотистых волос и не могла выбраться из кровати, пока не приходила няня с ножницами и не освобождала ее от непосильного груза.
— Ах, лучше бы я навсегда осталась лысой, — вздыхала Мелисанда, глядя на чепчики из зеленого шелка, бывшие прежде обязательной принадлежностью ее наряда.
Порой она плакала по ночам, уткнувшись лицом в огромную копну волос, но днем старалась не плакать, особенно в присутствии королевы, с чьей подсказки она столь неудачно использовала волшебное желание — принцесса боялась, что мать воспримет ее слезы как упрек в свой адрес.
Когда волосы Мелисанды были обрезаны в первый раз, королева отослала по локону всем своим многочисленным родственникам, чтобы те могли вложить их в свои памятные медальоны. Позднее она смогла отправить им уже по большому конверту волос, из которых можно было сделать красивое обрамление для портретов принцессы. Но остальные волосы, масса которых возрастала вдвое с каждой новой стрижкой, девать было некуда — в конце концов их начали просто сжигать.
Наступила осень. Тот год в стране выдался неурожайным; казалось, волосы принцессы забрали себе все золото спелых пшеничных полей. В городах и деревнях начался голод. И вот однажды Мелисанда предложила отцу:
— Почему бы нам не использовать мои волосы для каких-нибудь полезных целей? Вместо того, чтобы их сжигать, мы могли бы, например, набивать ими подушки и продавать их за границу, а на вырученные деньги кормить голодающих.
Королю эта идея понравилась; он собрал на совет местных купцов, которые разослали повсюду образцы волос принцессы, и вскоре к ним рекой потекли заказы. В короткий срок волосы Мелисанды превратились в главную статью экспорта страны. Ими набивали подушки и перины, из них вязали прочные морские канаты и красивые золотистые шторы, мгновенно вошедшие в моду у заграничных аристократов. Одна из компаний наладила производство власяниц для монахов-отшельников, которые, как известно, предпочитают носить одежду из самой грубой и жесткой материи, дабы тем самым умерщвлять в себе мирские желания. Однако власяницы из волос принцессы получились такими мягкими, что мирские желания у монахов не только не умерщвлялись, но и, наоборот, начали проявляться с невиданной прежде силой, так что они с негодованием и ужасом отвергли эти одежды, назвав их «чересчур искусительными». Зато они пришлись по вкусу матерям, пеленавшим в них своих младенцев, а в королевских семьях и вовсе стало зазорным использовать в качестве пеленок для новорожденных принцесс и принцев что-либо еще кроме тканей из волос Мелисанды.
А волосы меж тем продолжали расти, изделия из них потоком шли за границу, откуда в обмен поступали продукты питания — голод в стране резко пошел на убыль и очень скоро прекратился совсем.
— Ну что ж, — сказал тогда король, — надо признать, твои волосы оказались очень кстати и помогли нам избавиться от голода, но теперь, когда с этим покончено, я напишу письмо своей крестной и посоветуюсь с ней, как быть дальше.
И он написал письмо и отправил его с жаворонком, который на следующий день вернулся с ответом:
«Почему бы вам не объявить конкурс среди заграничных принцев? В прошлом этот прием давал неплохие результаты. Победителю конкурса обещайте традиционное вознаграждение».
Король не стал откладывать дело в долгий ящик и в тот же день разослал во все стороны света герольдов со следующим объявлением: