— Хороших?

— Может быть. А может и плохих. Но если ты найдешь в себе хорошие качества, изменения наверняка окажутся хорошими.

— И я получу ответы на мои вопросы?

— Почти все возможно, Андрей.

Храм свернула чья-то властная ладонь, послышался шелест сухих листьев, Андре проснулся в холодном поту. Разговор с Михаилом всегда давался нелегко. Он до сих пор не знал, кто такой этот священник, но верил ему безоговорочно. Часы показывали половину десятого, надо идти в банк, потом ехать в Химки. Андре почистил зубы. Собственная рожа не устроила Андре, надо бы в кои-то веки привести себя в порядок. Такое желание возникало не слишком часто и обычно подавлялось, но Андре решил твердо, хватит ходить бомжем. Шампуня не нашлось и в этой квартире, зато есть хозяйственное мыло, за неимением лучшего, Андре помыл им голову и тело. Когда он вышел, вытираясь кусками туалетной бумаги, тело вздохнуло свободнее. Он подождал, пока длинные волосы просохнут, постирал носки. В этой квартире есть старый утюг, он тщательно прогладил носки, пока те не просохли. Потом почистил щеткой джинсы от кусков засохшей грязи, погладил клетчатую рубашку. Вспомнил, когда-то в подобном наряде ходил Михаэль. Остался плащ и берцы. Спустя час отражение в зеркале его вполне удовлетворило. Волосы распушились, больше не свисают слипшимися прядями, одежда не новая, но достаточно чистая, тело не воняет, а пахнет, пусть и хозяйственным мылом. Он взял два пистоля, небольшой клинок, оружие отлично укрылось под плащом.

Выйдя на улицу, Андре нашел отделение нужного банка, отстоял длинную очередь и снял необходимое количество наличности. Теперь он готов к встрече. Позавтракав в маленьком кафе, он даже не пил водку, ограничился двумя бутылками пива.

Метро привезло Андре на Речной Вокзал — оттуда он собирался сесть на автобус до Химок. В переполненном автобусе ему, естественно, не хватило сидячего места, а еще он попал в пробку, но время это провел с пользой. Ехавшие с ним люди думали, что Андре под кайфом, в действительности, он пытался узнать, что еще произошло. В людных местах Знание давалось трудно, он не узнал многого, но очевидно одно, колдун все еще в Химках. И это странно вдвойне. Почему он не уехал? Ответ напрашивался сам собой — значит, колдун неопытен или вообще не знает, что он колдун. Но такой не мог сотворить совершенное треклятье. Андре, конечно, не знал технологию создания, но предполагал, что это совсем непросто. И совершенно неясно, как неофит смог его создать. В любом случае, надо быть крайне осторожным. Его дара не хватит, чтобы закрыться от совершенного треклятья, а если уж честно, от простого тоже. Может, обычное треклятье его и не убьет, но Андре потеряет сознание от боли — уже не раз в него метали смертельное проклятье, но тогда вокруг были друзья, прикрывающие инквизитора, пока тот бился в корчах, разрушая колдовство. А сейчас он один и это пугает. Если не брать ту историю с Михаэлем и Абдулой, Андре впервые выходил против столь грозного противника.

Ваня проснулся в прекрасном расположении духа. Бабка, похоже, еще спит — дверь в комнату закрыта, но нет смысла ее будить. Все же старуха не привыкла ложиться в два утра, предварительно отстояв несколько часов коленями на гречке. Ваня предполагал, она проваляется до обеда, но ошибся. Чайник едва успел засвистеть, Ваня заканчивал намазывать бутерброд маслом, когда входная дверь открылась. На пороге бабушка прячется за спину милиционера. На старуху смотреть страшно — вся в синяках, с перебинтованными коленями, палец указывает на Ваню с укором.

— Вот он, товарищ лейтенант, — проскулила бабка плаксиво. — Он меня побил.

— Молодой человек, вас не учили здороваться? — сказал милиционер строго. Хотя, уже не милиционер, а набор формул. Мозг читал их, Ваню захлестнуло желание сделать лейтенанту плохо. Но формулы принесли странные образы, мальчик внезапно осознал, что надо делать. Решение пришло внезапно, настолько простое, что Ваня едва сдержал улыбку.

— Бабуль, ты чего с кровати встала? — проигнорировал слова милиционера Иван. В голосе такое количество заботы, что милиционер нахмурился. — Тебе же врачи прописали не вставать. А я хожу тут на цыпочках, чтобы не разбудить…. А вы, собственно, кто будете и что вам надо от моей бабушки?

На последних словах голос посерьезнел, милиционер слегка опешил. Сказанное мальчиком коренным образом отличалось от того, что говорила старуха. Бабка вообще тупо таращила на внука глаза. Она-то предполагала, негодник испугается и признается во всем сразу, но тот повел себя настолько нагло, и она не нашлась, что сказать. Они застыли у дверей живописными скульптурами: милиционер в раздумьях, а бабка в растерянности и только мальчик стоял ровно и смотрел на милиционера требовательно.

— Ну так что вы делает с моей бабушкой? Бабуль, ты бы присела, что ли. У тебя же шейка бедра треснула.

— Молодой человек, ваша бабушка утверждает, что вы ее вчера избили и поставили в угол. И еще всячески унижали.

— Чего? Да она вчера с лестницы упала и покалечилась. Даже скорую вызывали. Можете проверить.

— Не было такого, товарищ лейтенант, — затараторила бабка. — Он меня бил и заставлял словами нехорошими говорить. Он говорил, что я сука старая…

В глазах бабки появился безумный блеск. Ее последняя тройка только что переместилась к Ване, старуха поскользнулась на ровном месте.

— Бабуль! — подскочил к ней мальчик. Но та отбрыкнулась и завопила:

— Я не сука! Я не сука! И я не старая!

— Гражданка, вы бы перестали материться, — пробормотал милиционер. Картина происшедшего в его голове решительно поменялась.

— Но что же вы стоите?! — сказал ему Иван. — Помогите ее до кровати донести!

Милиционер подчинился. Его цифры тоже полетели к мальчику, и лейтенант почему-то поверил ему безоговорочно. А Ваня потерял три двойки. Они кое-как донесли бабулю до спальни, она все время громко кричала и ругалась такими словами, о существовании которых мальчик и не знал, и даже милиционер только догадывался. Они вышли из комнаты, Ваня тут же подошел к телефону.

— Я скорую вызову. Она вчера головой треснулась, может оттого так себя ведет. А так она вообще спокойная.

Иван позвонил в скорую, обрисовал ситуацию. Милиционер неловко переминался с ноги на ногу. Он размышлял, как теперь все это оформить. А Ваня продолжал действовать.

— А что если она с ума сошла? — спросил мальчик. Глаза округлились и наполнились слезами, он просто захотел, чтобы так произошло, и они появились. — Что тогда со мной будет?

— Если тронулась, ее в психушку определят, а тебя в детдом, — ответил милиционер хмуро. Разговор ему не нравился.

— Я не хочу в детдом.

— Не волнуйся, парень. Может, еще обойдется все. Я пойду, покурю на лестнице….

Милиционер вышел, а Ваня двинул в гостиную и, достав из серванта полупустую бутылку водки, недопитую каким-то залетным другом старухи, зашел в спальню. Бабка смотрела на него с ужасом.

— Что, решила поквитаться? — спросил Иван, подходя ближе. — Ну, решение похвальное, но исполнение плохое.

— Уйди, ирод…

Как только бабка открыла рот, Ваня всунул меж кривых потрескавшихся губ горлышко бутылки, послышался стук стекла о зубы, водка потекла внутрь. От неожиданности она пару раз глотнула и закашлялась. Ваня слегка побрызгал водкой простынь, кинул бутылку под кровать.

— Лежи, сука, лежи…

Он дождался, когда вернется милиционер, бабка что-то вопила, но Ваня закрыл дверь на щеколду — теперь не выберется.

— А может, чайку хотите? — спросил мальчик вежливо. — Или у нас еще оливье остался. Сам готовил…

К обеду вопящую бабку увезли на скорой с диагнозом белая горячка. Милиционер сказал, что пришлет кого-нибудь приглядеть за мальчиком и ушел. Но совершенно неожиданно для себя, выйдя из подъезда, пошел в близлежащий ларек и купил бутылку водки. А уже спустя час послал сержанта за второй. К шести он уснул прямо на рабочем месте, а мальчика и сумасшедшую старуху даже не вспомнил. И только вечером первого января воспоминания всплыли, но тогда Вани в Москве уже не было.