И понял, что произошло.

Кривулин услышал сквозь сон шорох Степиных крыльев, поднялся с постели и — от греха подальше — захлопнул форточку. Отвлекшись на алкоголика, я упустил этот момент.

Если Сережка снова уснет, то ничего страшного не случится: Степа толкнет форточку и вылетит наружу. Но если красавчик обнаружит птицу и поймает ее, то… мои ладони сжимавшие бинокль, вмиг стали мокрыми.

Изо всех сил я всматривался в кривулинское окно, но за ним, казалось, ничего не происходит — в темном стекле равнодушно отсвечивало утреннее небо.

Часы показывали семь девятнадцать. До конца контрольного срока оставалось пять минут. Если Степа не появится, придется пилить к Кривулиным.

Дверь, конечно, откроет не Сережка, а его отец, невыспавшийся и злой, — артисты поздно встают. Я начну вешать ему какую-нибудь дикую лапшу, а он шуганет меня так, что я скачусь с лестницы как бобик!

Ворон не появился. Ни через пять минут, ни через десять. Я сосчитал до ста. Потом до тысячи. Его не было. Я опустил бинокль. А может, никуда не идти? Степу все равно уже не спасешь. Сам виноват. Не надо был почем зря шуршать своими крыльями!

Отойдя от окна, я осторожно лег в постель! На душе было гадко.

С плаката, висевшего над диваном, на меня смотрел король футбола Пеле. Ночник до бровей освещал его улыбающееся лицо. Изумленный невеселый взгляд короля, казалось, говорил, «Не знал я, что ты такой козел, Ширяев!»

Когда я вышел во двор, небо уже прилично посветлело. Бросив затравленный взгляд на окно, я поплелся к кривулинскому крыльцу. Из кармана куртки торчал мешок для сменной обуви.

Вдруг что-то черное камнем сорвалось с крыши и, просвистев у моего плеча, превратилось в крупную птицу. Я радостно ахнул:

— Степа!

Заложив крутой вираж, ворон ушел косо в небо и скрылся за домами. Полет у него был деловой. Мне показалось, Степа что-то нес в клюве. Неужели звезду?

Я помчался в парк.

Словно испытывая мое терпение, Степа появился только в восемь. Как, впрочем, и договаривались вчера.

— Ну! — закричал я. — Где она?

Ворон стрельнул в меня глазом и промолчал.

— Где звезда, Степа?

Он сердито проскрипел, что не знает, где она.

Разочарованный, я вытащил из-за пазухи пакет с бараниной и стал смотреть, как Степа яростно расправляется с ней.

Покончив с завтраком, ворон тщательно почистил клюв о кору ясеня, а потом заявил, что я болтан и безответственный человек, с которым нельзя иметь дела.

Кривулин действительно проснулся. Но уже после того, как сыщик завершил осмотр и убрался наружу. Сидя на крыше, Степа слышал твердый шлепок закрывающейся форточки.

Он видел, как я растерялся на своем посту, и на всякий случай решил понаблюдать за мной. И, как оказалось, правильно сделал.

Я спросил:

— А что ты все-таки нашел там, Степа?

Он не ответил.

Ладно, подумал я, у меня тоже есть секрет — пьянка у алкоголика, которого я обязательно мы веду на чистую воду. Причем, прошу заметить, без посторонней помощи!

Степа опять начал доставать меня насчет Неляева и Трухнова. Я сказал, что все выяснил: Сашка в ту ночь был у бабки в Чертаново, а Колян мирно дрых дома. Правда, что касается долгов, то вчера оба расплатились с Мартышкой, шустряком из четвертого подъезда. Зато и у того и у другого размер обуви — тридцать восемь, а вовсе не сорок один!

— Все это требует проверки, — скрипнул Степа.

Самодовольно ухмыльнувшись, я вынул из кармана блокнотик, где были адреса не только Сашки, Коляна и Мартышки, но даже чертановской бабушки.

Ворон мельком взглянул на мои каракули и отвернулся.

Уязвленный, я поинтересовался:

— Что, опять мягкий знак?

Он аккуратно опорожнил кишечник прямо на ветку ясеня, а потом сдержанно заметил:

— У меня фотографическая память, старик.

Чтобы сбить с него спесь, я сказал, что, по-моему, поиски звезды застопорились, вперед мы почти не продвигаемся.

Степа возразил, что, наоборот, сегодняшнее утро, возможно, ключевой момент поисков.

— Да? — удивился я. — Это еще почему?

— Потому! — отрезал он.

Ворон задумчиво прогулялся по своей ветке.

— С сегодняшнего дня применим новую тактику. Будешь как можно больше трепаться во дворе об этой звезде. Причем намекай, что знаешь про нее такое!

— Какое — такое?

— Неважно! Просто делай таинственное лицо — и все.

— А кому делать?

— Всем! Светке, друзьям, бабушке, почтальону, дворнику, черту лысому!

— Ага! — догадался я. — Ты хочешь, что это дошло до грабителя?

Он кивнул.

— Но грабитель — Кривулин! Может, его сразу и намекнуть?

Степа возразил, что насчет Сережки мне пора успокоиться: он не вор. Вчера он побывал на кривулинской даче. Алиби красавчика подтвердилось. В ту ночь тот просидел с друзьями у местного озерка, горланя с ними под гитару всякую дребедень. Ворон подслушал разговор двух высушенных старушек в панамках. Из за этого кошачьего концерта сердечные до утра не сомкнули глаз. По их словам, истошно вопил сынок заслуженного артиста России Николая Кривулина.

Жаль, — пронеслось в голове. — Но в запасе у меня алкаш. Этот не подведет.

Ворон продолжал:

— По идее, вор должен обратиться к тебе с расспросами об этой звезде.

— Как это? — не понял я.

— Дело в том, что со звездой не все в порядке. Преступник обнаружит это, сунется к тебе — и мы его вычислим!

— Что значит не все в порядке? — спросил я, озадаченный.

Степа не успел ответить. Зыркнув куда-то вверх, он вдруг сорвался с ветки.

В воздухе его стремительно атаковала какая-то ворона. Сыщик попытался увернуться, но та все же долбанула его клювом. Степа уронил перо и, позорно петляя, скрылся в глубине парка.

Чужак присел на маковку елки и, трепеща от злобы, пустил вслед беглецу длинное хриплое карканье.

Он был заметно меньше Степы. В полете перья на концах крыльев не смыкались, отчего ворона выглядела какой-то растрепанной.

Я чувствовал себя обязанным как-то поквитаться с нею за Степин позор. Поднял с земли шишку и запустил ею в ворону. Шишка не долетела до маковки метра два.

Растрепа презрительно посмотрела на меня и не спеша смылась.

Я пошел к Симе.

У девочки был врач. Мне пришлось довольно долго маяться на кухне, развлекаясь с умницей Ядвигой и разглядывая развешанные на стенах рисунки. Среди них было несколько моих портретов. По-моему, неудачных.

Наконец Сима появилась, бледная и прозрачная, как инфузория-туфелька, но со своей обычной сияющей улыбкой на лице.

Она выслушала мой рассказ о последних событиях и предположила, что теперь Степа сам им идет меня, когда посчитает нужным. О растрепанном чужаке, долбанувшем сыщика, Сима сказала коротко: жена.

Вспомнив, как наш Шерлок Холмс трусливо улепетывал от нее, я засмеялся. Девочка нахмурилась.

— Ты зря, Дима. Они очень любят друг друга. Просто жена не одобряет его хобби: расследование преступлений.

Я спросил, откуда вообще Степа взялся и кик Сима познакомилась с ним.

— В санатории. Мне было тогда очень плохо. Я лежала как бревно. А он часто прилетал, ходил по перилам балкона и время от времени посматривал на меня. Взгляд у него был умный-преумный, почти как у моего папы. Однажды я стала говорить ему всякие хорошие слова: про то, какой он замечательный. А он взял и ответил! Представляешь? Оказывается, он все понимал. Я ужасно обрадовалась — и вдруг начала поправляться. Во всяком случае, температура у меня упала. Правда, мама говорит, что просто подействовало новое лекарство. Но я уверена: это Степа помог. Ты, кстати, заметил, какой он внимательный и деликатный?

Я буркнул, что заметил. Особенно деликатность.

Она засмеялась.

— А где Степа научился говорить? И вообще рассуждать как человек?

Сима покачала головой.

— Это чужая история, Дима. Там все непросто. Если Степа захочет, он сам тебе откроется.

— А как по-твоему, звезду он все-таки найдет?