раздраженно скривилась)
молчу…
(и снова пренебрежительная улыбка в мою сторону)
— Ладно, пока. Некогда нам — домой спешим.
Разворот — и пошагали прочь.
— Это — твоя бывшая? — поинтересовалась девушка у него…
(сомневаюсь, что не нарочно было всё это так громко сказано)
— Бывшая? Ха, нет. То так. Одна знакомая… БОЛЬНАЯ на всю голову.
Не обращай внимания, милая…
(прижал сильнее к себе и тут же поцеловал в висок)
… таких не вылечишь.
Глава Тридцать Шестая
Бывают такие моменты, что жить не хочется…
И можно было бы пуститься в "бег"…
… да теперь у меня появился человечек, ради которого я должна все это выдержать. Пройти…
Мой ребенок.
Так что не бывать этому, не бывать легким… решениям…
..
Слезы, истерика, отчаяние — всё это проходящее,
проходящее…
Помниться, я умирала от стыда…. когда ходила унижаться к Рейзену?
Казалось тогда, что мир сошелся в одну точку — и меня зажало, зажало, а затем вдруг черная дыра бытия стала засасывать в бесконечность, пыталась меня растопить, растоптать — уничтожить.
Выжила. Пережила.
Но что самое главное — это были только цветочки…
Все дальше и дальше, все изощренней и изощренней становятся мои невидимые каты…
Скучно, скучно им наблюдать за тем, как просто мне живется. Нужно сольки, нужно перчика — иначе не получиться блюдо. Да? Так вы, демоны-ангелы, думаете, сидя у своих "телевизоров", так рассуждаете, наблюдая за моей жизнью? Рисуя мою судьбу?
Ублюдки…
… за последние несколько месяцев мне окончательно растоптали душу. И, что самое главное, — восстановлению… все эти лохмотья — отнюдь, уж никак, не подлежат.
Сама, не знаю…. как сюда забрела.
Восьмой этаж. Сто тридцать вторая квартира.
Единственное место, единственный тихий, беспечный мой приют… где в аду… становиться не так жарко.
Марат.
Марат, милый, дорогой мой человечек… Где ты сейчас? Почему меня бросил?
Разве так можно? Разве можно швырнуть утопающему спасательный круг, и затем тут же оставить его одного… плавать, дрейфить среди бушующего океана?
Смысл?
… только отдалиться время покоя,
и лучше, ЛУЧШЕ не станет…
Молю, заклинаю!!!… вернись, приедь ко мне.
Забери, забери меня к себе — и никому, никогда… не отдавай. Они не умеют мной пользоваться, не умеют со мной обращаться.
Я устала ломаться, я устала самочиниться… я устала ТАК… жить.
Мне слишком плохо в этом мире… без тебя.
… глотая сопли, глотая слезы, пытаюсь набрать номер.
… наверняка, опять… "абонент не доступен"…
И глупо всё это — но я верю…
Это — последнее, что у меня осталось. Последнее, во что я — … могу верить…
— Да? — сухой, усталый голос вдруг сокрушил больную тишину.
(замерло, застыло все внутри меня — звуки забыли выход)
— Да, я слушаю?
(взволновано повторил Дюан)
— Марат…
— Патти, милая, солнышко? Это ты?
— Марат, прошу…
— Что случилось?
— Прошу, — (и снова срыв истерики — слезы потекли с глаз, вырываясь наружу вместе с рыданием). — Прошу, вернись… забери меня, забери меня отсюда. Забери к себе…
Молю…
— Ты где?? — (взволновано вскрикнул)
— …у тебя… под дверью…
— Жди меня внутри. Я сегодня же приеду.
— У меня ключей нет.
— А где они?
— Дома… но я туда — не вернусь. Не хочу…
Не проси…
(и снова отчаянное нытье в трубку)
Марат… ты мне очень нужен… Я так… я так больше не могу…
— Патти, дорогая, милая моя, я еду, еду уже. Выезжаю. Потерпи…. дождись меня. Никуда не уходи.
Хорошо?
— Хорошо…
— Я еду…
…
Не знаю, сколько времени прошло, не знаю, ни откуда он ехал, ни какое расстояние пришлось ради всего этого преодолеть: но минуты сбегали в небытие, терялись в прошлом, перерастая в тяжелые часы…
… Марата всё не было.
Я уснула, уснула прямо под дверью… уткнулась, уперлась спиной в угол, поджала под себя коленки — и уснула…. топя свою боль и отчаяние в беспамятстве…
* * *
Несмелые, робкие движения — подхватил себе на руки (невольно меня будя, прогоняя сон), занес в квартиру, в комнату, в свою спальню. Уложил на кровать.
Проворно стащил обувь, укрыл одеялом.
(и вновь я провалилась в сон — истощение высосало из меня все силы)
Одно лишь помню,
помню, как вдруг кровать дрогнула под его весом, прогнулась…
еще мгновение — и тут же лег рядом,
… нежно, бережно обнял меня, прижал к себе — и покорно замер.
Глава Тридцать Седьмая
Проснуться в объятиях человека,
… человека, дорогого твоему, испепеленному чувствами, сердцу…
… разве может быть в этой жизни что-то милее, что-то прекрасней, что-то слаще?
Сомневаюсь.
Вот и теперь, открыв глаза, увидев, что лежу у него на груди, согретая, укутанная оковами крепких, заботливых, нежных рук…. едва ли не впала в эйфорическое замешательство.
Никогда, НИКОГДА, сколько мы были вместе с Ферни, сколько бы спали в одной кровати — ничего подобного не было… не происходило…
ни в моральном плане, ни в физическом:
даже после интимной близости — разлетались, расползались в разные стороны (углы) кровати, поворачивались попами друг к другу — и засыпали… в одиночестве.
И наплевать на другого, наплевать, что было прежде…
(мол, не выспаться иначе…)
С Маратом, с Маратом же… всё по-другому.
И это даже вышло само по себе, неосознанно:
как двое влюбленных, как двое… сходящих от чувств с ума…, мы жадно прижимались, обнимались, невольно… притулялись друг к другу, боясь даже на мгновение выпустить из объятий… свою половину…
— Солнышко, ты уже проснулась?
(неожиданно раздался голос Дюана)
(несмело дрогнула, взгляд перевела, уткнулась в его глаза;
нежная улыбка расплылась на моих губах)
— Да.
Марат…
— Ммм?
— … спасибо, что приехал…
(живо привстала, уперлась на локоть,
выпустила (пристыжено вырвалась) из объятий Лимончика)